Бегство в Египет. Петербургские повести - Александр Васильевич Етоев
– Я не знаю, почему она не работает. Я здесь ни при чём. Должна она работать, должна! Тут какая-то провокация!
– Говоришь, не знаешь? – Веки двугорбой ведьмы набухли от справедливого гнева. Шарф человека-вешалки затягивался всё туже и туже. – А кто знает?
– Я знаю, – ответил со стула кот.
Все, включая полузадушенного Коня Кобылыча, посмотрели на него.
– Это только для нас двенадцать часов, – спокойно продолжал кот, покачиваясь на колченогом стуле, – а для Печати всего одиннадцать. Объясняю: мы шли сюда на восток и поэтому сэкономили один час. Если бы мы шли на запад, то есть по коридору налево, то, наоборот, потеряли бы один час. Эффект Филеаса Фогга. – Он победно оглядел публику. – С вас двадцать тысяч фунтов стерлингов, господа.
Если семь цветов радуги представить в оттенках серого, то именно такая палитра украшала в эти минуты физиономии разбойничьей троицы. Молчание продолжалось не долго.
– Ах вот кто у нас предатель. Вот кто повёл нас сюда обманным путём. – Двугорбая плюнула со злости в кота, но, промахнувшись, попала в человека-вешалку. Тот отбил плевок костылём. – За наши деньги нас самих же и гно́бит! – Секунд пять она мрачно смотрела в пол, потом резко вскинула голову и сказала: – Ерунда! Сработает на час позже, какая разница. Подождём, никуда он от нас не денется. А с тобой будет разговор особый. – Она направила катафот на кота и окатила его недобрым взглядом.
– Вы сказали, какая разница? – громом прозвучало от двери.
На пороге стоял – кто бы вы думали стоял на пороге? – ну конечно же Абрикос, сам хозяин этого весёлого заведения. Оказывается, он нисколько не изменился, только одет был в кожу, джинсу и дорогую замшу, и оправа его очков была из ископаемой кости мамонта, да в тёмных Генкиных волосах проседь сражалась с пролысью. А так – такой же, как был в тот день, когда они виделись тысячу лет назад, на закате своего далёкого детства.
– Генка! – хрипло, как простуженный саксофон, прогудел ему Андрей Т.
– Андрюха! – громко, как органная фуга, прогремел ему в ответ Абрикос.
Они бросились друг другу в объятья, стали мять друг друга и колотить и мучили так безумно долго, что кот, поскрипывающий на стуле, успел докурить цыгару и уже закуривал новую.
Когда пыл и жар поутихли, кроме их двоих и кота, в кабинете больше не было никого. Только столбики ядовитой пыли да грязный шарф на полу – всё, что осталось от ведьмы и её помощников-душегубов.
Они сидели в директорском кабинете и пили кофе. За окнами золотел рассвет. Две пустые бутылки из-под армянского коньяка печально стояли на подоконнике и медленно наполнялись утром. Обо всём уже было переговорено, вспомнено о дальних и ближних, когда в дверь легонечко постучали.
– Можно?
– Входи, дружок.
Это был кот Базильо. Выглядел он по-джентльменски строго. В чёрной паре, в белоснежной сорочке с бабочкой, в чёрных остроносых туфлях. В одной лапе он держал розу, а в другой – Андрей Т. даже прослезился от радости! – в другой был его приёмник, Спидлец, Спидолочка, Спидолага, родной, живой, невредимый. Не считая, конечно, дырки от лазерного оружия, да и та уже почти заросла.
– Это вам от меня. – Кот отвесил скромный поклон и протянул Андрею Т. розу. – А это, – он поставил на стол «Спидолу», – это от Кати, девочки-людоедки, просила вам передать.
– У неё-то откуда? – удивлённо спросил его Андрей Т.
– От Буратино. У них теперь… – Кот помялся и хохотнул в усы. – В общем, дружба. А «Спидолу» он поменял на книжку «Хочу быть дворником» у одного чертёнка.
– Выпить хочешь? – предложил Абрикос, потряхивая початой бутылкой.
– Не откажусь. – Кот важно погладил бороду и застенчиво улыбнулся.
Абрикос разлил всем по рюмкам и сказал, похлопывая Андрея Т. по плечу:
– Предлагаю выпить за твоего спасителя. Если бы не наш дорогой Базильо, если бы не его ум и смекалка, сидеть бы тебе сейчас у морской царевны на дне морском, играть бы ей плакучие песенки, а не пить здесь с нами коньяк.
– Вы уж скажете, – смущённо ответил кот. Было видно, что он доволен, а смущается только из скромности. – И не сделал я ничего особенного. Ну, позвонил вам в аэропорт, чтобы срочно ехали. Ну, ещё кое-что, по мелочи…
– Скромность красит человека, а не кота. Пьём за доблесть, – остановил его Абрикос.
Они чокнулись. Кот махом выдул коньяк и занюхал его хвостом. Андрей Т. закусил конфетой. Абрикос вообще не закусывал, а только облизнул губы.
С полминуты они молчали, прислушиваясь, как укладывается на дно желудков спиртосодержащий напиток. Убедившись, что всё нормально, Абрикос спросил у кота:
– Вот скажи нам, Базильо, ты мудрый, ты должен знать. Что на свете самое главное?
– Главное – оставаться человеком и умницей, – не задумываясь, ответил кот.
– Вот и я ему то же самое говорю. – Горлышком коньячной бутылки Абрикос показывал на Андрея Т. – Но не всё ли равно, где им оставаться, в смысле – человеком и умницей? Я ему предлагаю, пусть временно поживёт у нас, условия я ему обеспечу, а он, пьяная образина, рвётся в последний бой. Он их, мол, породил, ему их, гадов, и добивать. Жил на свете рыцарь бедный… – Абрикос хмыкнул и плеснул коньяка по рюмкам.
– Вот ты, Базильо, ты же старый боец, объясни ему, неверующему Фоме. С этой нечистью разве можно драться?
Кот грустно посмотрел на директора, потом, внимательно, на Андрея Т.:
– Я вам не говорил, а теперь скажу. Мы с вашим Мурзилой родные братья. Я по паспорту – Мурзила IV-б, только нас разлучили в детстве. А Базильо – это мой псевдоним. Я уже передал брату, чтобы готовил кошачью армию. Так что, когда будете выступать, скажите, – коты помогут.
– И ты, Базильо… – Абрикос мотнул головой. Потом вздохнул, взял рюмку и произнёс: – Ну что ж, тогда за победу!
Молчавший до того Спиха
