Георгий Марков - Сибирь
Акимов подошел к ельнику в тот самый момент, когда Николка, неся глухаря на вытянутой руке, вернулся к месту своей остановки.
- Обед есть. Бежать не будем, Гаврюха, - сказал Николка.
- А далеко еще до Степахиной гривы? - спросил Акимов, чувствуя, что ноги его начинают слегка поднывать.
- А вон она! Видишь впереди кедрач?
- Вот этот? Да мы почти пришли, Николка. Скоро дошли.
- Угу! Ну без тебя-то, Гаврюха, я скорее побегу.
Вскоре Николка и Акимов поднялись на возвышенность, заросшую крупными, мохнатыми кедрами, и примерно через версту оказались на берегу реки, Тут, под прикрытием сукастого дерева, стояла рубленая изба.
- Эй, хозяин! - крикнул Николка, но никто не отозвался. Снег вокруг избы лежал неистоптанным, и Акимов понял, что его новый проводник еще не пришел.
Едва сбросив лыжи, Николка и Акимов принялись готовить обед. Акимов разжег печку, принес из незамерзшей полыньи воды в котелке и чайнике, а Николка ощипал и разделал глухаря. Изба походила на избу Федота Федотовича в Дальней тайге. Так же размещались нары, так же стоял чурбак возле стола, так же слева у дверей висела полочка. Там в туеске Акимов разыскал соль, коробку спичек и два куска высохшей черной чаги. Все как полагается, все на своем месте, как в любой избушке...
После обеда Николка заторопился в обратный путь.
Акимов остался в избе один.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Днем новый проводник не появился. Не пришел он и ночью. Акимов, встревоженный, лишившийся сна, то и дело выходил на берег реки, вставал на кромку яра и, весь обратившись в слух, настораживался. Ночь текла своим чередом. Перемигивались звезды на просветлевшем небе, похрустывали деревья, слегка покачиваясь на ветру, откуда-то издали доносились стуки и звоны лопавшегося льда. Казалось, что кто-то роняет оконные стекла. Вначале глухой стук, а затем протяжное дзиньдзинь-дзинь... "Вдруг проводник замешкался, припоздал?" - думал Акимов, всматриваясь в прибрежные кусты, которые ни с того ни с сего иной раз становились похожими на человека.
Уже глубокой ночью Акимов решил развести костер. "Мог проводник и заплутаться, пройти где-нибудь рядом. Костер и летом далеко видно, а уж зимой тем более: лес голый, просматривается хорошо", - рассуждал Акимов.
Костер он развел. Закатил на огонь толстый сутунок. Такого с лихвой хватит до утра. А сам лег спать на нарах. Уснул крепко, хотя долго не мог пристроить в удобное положение натруженные ноги.
Проснулся Акимов с ощущением тревоги. Никто так и не пришел. В маленькое оконце избы вливался дневной свет. Печка протопилась и загасла. В избе стало свежо. Раскрыл дверь посмотреть на костер. Сутунок перегорел поперек. Оба конца дымились едваедва. Снег вокруг подтаял, и в двух-трех местах виднелся густо-зеленый, как летом, узорный брусничник, кое-где краснели даже ягодки. Акимова поманило попробовать их. Он сорвал ягодки, положил на язык. Холодок и кислинка освежили рот. После вчерашнего бега с Ннколкой все еще чувствовалась жажда, где-то во внутренностях жгла неутолимость.
Акимов подправил костер, разжег печку, подогрел глухаря в котелке и чайник с чагой и принялся за еду.
Ел не спеша и мрачно.
Дела складывались неважно. Проводника все нет, а пропитания в обрез: четверть ковриги хлеба и остатки глухаря. Правда, на полочке оставлен сухарь. Он сильно заплесневел, но ничего, и такой можно есть.
Не ведая, как все сложится дальше, Акимов решил экономить еду. Хлеб отложил. Остатки глухаря разделил на две части: одну на утро, другую на вечер.
Что же произошло? Почему же проводник не оказался в условленном пункте? Если произошла какая-то заминка, вызванная лишь задержкой в пути, то это еще не беда. Но вдруг на этом звене маршрута замысел провалился? Как ему поступить в этом случае?
Вернуться через Лукашкино стойбище к Филарету и как-то известить о неудаче Ефима? Пока сделать это не поздно. След еще не заметён. Или рискнуть и попытаться выйти на Зачулымский тракт. До ближайших деревень тут не больше двадцати - тридцати верст. А там:
поступать уже, исходя из обстановки и вoзмoжнocтeй, После завтрака Акимов вышел на волю, не переставая думать о своем положении. Нетерпение хватало его за сердце, подталкивая на немедленные действпя, но вместе с тем голос рассудка останавливал!
"Не горячись, мало ли по какой причине возникла оттяжка? Даже вообразить трудно. Ждать, ждать... Тем:
более что путь здесь до тракта непростой. Сплошная тайга, речки, лесные завалы. Легко без компаса уклониться в сторону. И что тогда? Смерть от холода и голода".
Акимов решил побродить вокруг избы, посмотреть, пет ли каких-нибудь ловушек. На его запасах питания можно прожить еще день, ну, два от силы, а как бьиь дальше? Оружия у него никакого, кроме рыбацкого ножа, болтавшегося в ножнах на опояске.
Под навесом, уже покосившимся и наполовину с содранными драницами, Акимов раскопал в снегу две морды, сплетенные когда-то из прутьев краснотала. Одна морда была целехонькой, а вторая требовала небольшой починки, так как местами прутья переломались и зияли дыры.
Раскопав снежный бугорок в другом месте, Акимов наткнулся на узкий ящик, сбитый из крепких толстых плах. Очищая ящик от снега, Акимов сразу понял, что наткнулся он на старательский лоток для промывки золотоносной породы. Это так его заинтересовало, что он на время забыл о своих заботах. "Любопытно. Судя по лотку, кто-то золотишко здесь промышляет. Что ж, вполне возможно..." Сам по себе этот факт не вызвал - бы у Акимова удивления, если б ему случилось встретить лоток где-нибудь на Урале или в Минусинской тайге. Но здесь, в междуречье Кети и Чулыма... О многом говорил ему этот факт, о многом. И прежде всего он подтверждал его представления о геологической структуре междуречья, важным кирпичиком ложился в фундамент его теоретических построений. Добыли здесь золото или не добыли - это было ему неизвестно.
Но искали, пытались найти, значит, для этого существовали у людей основания.
Акимов раскопал из-под снега еще одну кучку. Но это была шелуха от кедрового ореха. Видимо, и навесто был сделан с этой целью: прикрывать от дождей шишку. Тут ее растирали специальными рубелями и скалками на особом станке, похожем на верстак, а потом, пользуясь ветром с реки, отвеивали мусор от ореха.
Дальше раскапывать снег Акимов не стал. Не теряя времени, он взял целую морду, выломил сухую палку для тычка и спустился к реке. Задержится он тут или скоро уйдет, пока не ясно, но одно несомненно: надо морду сунуть в реку, хотя бы вон в полынью.
Авось попадет что-нибудь. Лучше иметь пищу про запас, чем не иметь ее совсем. Акимов опустил морду в полынью, привязал ее к палке, а палку воткнул в сугроб и поднялся на берег.
Теперь ему предстояло уточниться в смысле своих координат. Он бродил по снегу вокруг избушки и присматривался к стволам деревьев, к наклону сучьев, взглядывал на солнце, светившее и не гревшее, но тем не менее так ему сейчас нужное. "Идти предстоит прямо на юг, только на юг", - решил он, подводя итог своим наблюдениям.
Он направился в избу, но повернул к реке посмотреть, как там морда, удачно ли он проставил ее, с трудом протолкнув в полынью, под лед. Что-то беспокоило его. Ловить мордами рыбу ему не приходилось. Ставил ловушку, опираясь только на здравый смысл и чутье. Потянув морду к себе, он почувствовал, что она стала малоподвижной и тяжелой. Неужто удача? Веревка, которой морда была привязана к палке, воткнутой в сугроб, показалась Акимову непрочной. Она уже изрядно подопрела и могла оборваться. В этом случае течением ловушку забьет под лед, и тогда все пропало. Акимов сбросил рукавицы и, обжигаясь о ледяную воду, принялся перебирать веревку, осторожно подтягивая к себе морду.
Морда подошла к самому краю полыньи, и он увидел, что она битком набита рыбой. Схватив ловушку за становые кольца, сделанные из самых крепких прутьев, Акимов выволок ее на лед. В горловину он вытряс рыбу. Тут были и окуни, и ерши, и подъязки, и щуки.
Если он больше не поймает ни одной рыбки, то и этой ему хватит на неделю по меньшей мере.
Вот она, черт ее возьми, жизнь! Даже в трудных и безвыходных положениях случаются удачи. Ну разве думал он каких-нибудь три часа назад, сидя за столом и строго ограничивая себя в еде, что так неожиданно повезет ему?!
Акимов осмотрел морду и вновь просунул ее в полынью под лед.
А время приближалось уже к полудню. Надо было думать об обеде. Акимов выбрал на льду самых крупных окуней и решил сварить их. Окуни могли бы дать прекрасный навар, но для ухи у Акимова не было ничего, кроме соли. А какая же уха без лука, перца, картошки? "Привередливое существо человек, усмехнулся Акимов. - Утром не знал, как прокормиться, а сейчас разбогател и корчу из себя барина: подай уху, подай специи. А ведь, в сущности, спасибо и за это, спасибо сибирской природе за ее щедрость".
Акимов готовил обед не спеша. Лучше занять себя каким-нибудь делом, чем коротать время в нудном безделье.
