Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Мы оба постояли, покивали — отдали должное старику Олли. Затем Вулли протянул руку к картине и открыл ее, словно дверцу шкафа, — и, смотрите-ка, за ней и вправду оказался прадедушкин сейф, причем выглядел он так, будто его переплавили из военного корабля. Добрых полтора фута в длину, никелированная ручка, кодовый замок с четырьмя колесиками. Если он еще и в глубину на полтора фута уходил, в нем уместились бы все накопления семидесяти поколений Хьюиттов. Присвистнул бы, если б не торжественность момента.
С точки зрения прадеда, содержимое сейфа, скорее всего, олицетворяло прошлое. За этим освященным историей полотном в этом огромном старинном доме лежали документы, подписанные десятки лет назад, украшения, передававшиеся из поколения в поколение, и деньги, копившиеся многими Уолкоттами. Но пройдет несколько секунд, и содержимое сейфа частично превратится в олицетворение будущего.
Будущего для Эммета. Для Вулли. Для меня.
— Вот и он, — сказал Вулли.
— Вот и он, — подтвердил я.
Мы вздохнули.
— Может быть, ты хочешь…? — спросил я, указав на замок сейфа.
— Что? А, нет-нет, давай ты.
— Хорошо, — сказал я, удерживаясь от соблазна потереть руки. — Скажи только код, и я исполню эту почетную обязанность.
Помолчав, Вулли посмотрел на меня с искренним удивлением.
— Код? — спросил он.
И вот тут я засмеялся. Я смеялся, пока не заболели почки и слезы не полились из глаз.
Как я и сказал: самое главное в водевилях — подготовка.
Эммет
— Отличная работа, — сказала миссис Уитни. — Не знаю даже, как вас благодарить.
— Что вы, не стоит благодарности, — сказал Эммет.
Они стояли в дверях детской и смотрели на стены, которые Эммет только что покрасил.
— Так много работы — вы, наверное, проголодались. Может, спустимся вниз, и я сделаю вам сэндвич?
— Было бы замечательно, миссис Уитни, спасибо. Только приберу здесь.
— Конечно. И пожалуйста, зовите меня Сарой.
Утром, когда Эммет спустился на первый этаж, Дачеса и Вулли уже не было. Они проснулись пораньше и, оставив записку, уехали на «кадиллаке». Мистера Уитни тоже не было — он уехал в их городскую квартиру, даже не позавтракав. А миссис Уитни стояла на кухне в рабочем комбинезоне, волосы ее были убраны под косынку.
— Я пообещала, что докрашу наконец детскую, — объяснила она, смутившись.
Предоставить это дело Эммету она согласилась без долгих уговоров.
С одобрения миссис Уитни Эммет перенес коробки с вещами Вулли в гараж и сложил их там, где раньше стоял «кадиллак». Нашел в подвале кое-какие инструменты, разобрал кровать и вынес туда же, куда и коробки. Когда комната опустела, он заклеил плинтусы внизу еще не покрашенных стен, расстелил на полу ткань, размешал краску и приступил к работе.
Если подготовиться к делу правильно — освободить комнату, все заклеить и прикрыть пол, — покраска стен превращается в умиротворяющее занятие. Есть в этой работе ритм, под который мысли успокаиваются или вовсе затихают. В конце концов перестаешь думать о чем бы то ни было — только двигаешь кистью туда-сюда, и загрунтованная белая стена превращается в голубую.
Увидев, чем занят Эммет, Салли одобрительно кивнула.
— Помощь нужна?
— Справлюсь.
— Ты там у окна ткань закапал.
— Ага.
— Ну ладно. Я так, просто.
Салли обвела взглядом коридор и нахмурилась, словно расстроилась, что в других комнатах красить нечего. Она не привыкла сидеть без дела, особенно оказавшись непрошеным гостем в чужом доме.
— Свожу, наверное, Билли в город, — сказала она. — Найдем там кафе-мороженое, пообедаем.
— Отличная идея, — согласился Эммет, положив кисточку на край банки. — Давай дам тебе денег.
— Один гамбургер меня не разорит. К тому же миссис Уитни точно не обрадуется, если ты закапаешь краской весь дом.
* * *
Пока миссис Уитни внизу делала сэндвичи, Эммет снес все инструменты по черной лестнице вниз (дважды проверив, что подошвы чистые). В гараже отмыл скипидаром кисточки, поддон для краски и руки. А затем пришел на кухню к миссис Уитни — там на столе его дожидались сэндвич с ветчиной и стакан молока.
Эммет сел за стол — миссис Уитни с чашкой чая, но без какой-либо еды опустилась на стул напротив.
— Мне нужно ехать в город к мужу, — сказала она. — Но, как я поняла со слов вашего братишки, машина у вас в ремонте и будет готова только в понедельник.
— Верно.
— В таком случае, оставайтесь на ночь у нас. В холодильнике есть еда — угощайтесь, а утром просто захлопните за собой дверь.
— Вы очень великодушны.
Эммет сомневался, что мистер Уитни одобрил бы это приглашение. Наверняка дал жене понять, что уйти они должны, как только проснутся. И подозрения его только укрепились, когда, словно припомнив что-то, миссис Уитни добавила: если будет звонить телефон, трубку брать не нужно.
Расправляясь с сэндвичем, Эммет увидел в центре стола, между солонкой и перечницей, сложенный лист бумаги. Миссис Уитни заметила его взгляд и подтвердила, что это записка от Вулли.
Утром, когда Эммет только спустился и миссис Уитни сказала, что Вулли уехал, Эммету показалось, что отъезд брата принес ей облегчение — но и обеспокоил ее. Теперь она смотрела на записку, и на лице у нее отразились те же эмоции.
— Хотите прочитать? — спросила она.
— Что вы, я не стану.
— Все в порядке. Вулли не стал бы возражать.
В любом другом случае Эммет снова бы запротестовал, но сейчас он чувствовал: миссис Уитни хочется, чтобы он прочел записку. Положив сэндвич, он достал и развернул листок.
В записке, написанной рукой Вулли и адресованной сестренке, говорилось, что Вулли просит прощения за переполох. За салфетки и вино. За телефон в ящике. За то, что уезжает так рано, не попрощавшись как следует. Но пусть она не волнуется. Ни минуты. Ни секунды. Ни секундочки. Все будет хорошо.
Внизу — таинственная приписка: «Капиталы изображали реверанс в теплых водах!».
— Правда будет? — спросила миссис Уитни, когда Эммет положил записку на стол.
— Прошу прощения?
— Все будет хорошо?
— Да, — ответил Эммет. — Обязательно.
Миссис Уитни кивнула, выразив этим, как понял Эммет, скорее не согласие, а благодарность за утешение. Она посмотрела на чай, теперь, должно быть, едва теплый.
— Вулли не всегда был таким бедовым. Да, он был чудаковатым, но все изменилось во время войны. Должность офицера военного флота принял отец, но почему-то накрыло волной именно Вулли.
Она грустно улыбнулась своему каламбуру. Затем спросила, знает ли Эммет, за что ее брата отправили в Салину.
— Он как-то говорил нам, что уехал на чьей-то
