В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - Лори Фрэнкел
Рози рассказывала Кей о Сиэтле и своем «горном племени», о частной клинике семейной медицины, потом о Висконсине и неотложке в университетской больнице, о фермерском доме, двигаясь в обратную сторону через все, что было важно. Кей тоже рассказывала Рози свою историю задом наперед. Медик в пограничной клинике, чудесная работа в тяжелых условиях с ненормированным днем; дома два сына и две дочери, слишком маленькие, чтобы уезжать от них так надолго; бирманец-муж, солдат, который потерял на войне слишком многое, чтобы исцелиться; трехнедельный переход через джунгли в клинику, о которой шептались, что там, возможно, сумеют помочь, и которая в итоге действительно помогла — не исцелить мужа, но дать работу и самостоятельность жене, и это было кое-что; и дальше, дальше назад — через месяцы войны в Бирме, которые предшествовали его ранениям и их бегству; еще дальше назад — к ее детству в Северном Таиланде, до того, как она по неясным причинам перешла границу вместе с дядей, к детству, по описанию показавшемуся Рози бедным и обделенным; но Кей описывала его полным красок, и обещаний, и возможностей.
Поначалу, пока они узнавали друг друга, это были сплошь поверхностные детали — грубые наброски, а не точные портреты, автобиографии вместо мемуаров. Они еще не провели вместе столько времени, чтобы стать близкими подругами (хотя потом, после отъезда Рози из Таиланда, поддерживали контакт до конца жизни), но обе были матерями, поэтому между ними мгновенно возникла связь, знакомая Рози по многим годам собственного материнства. Можно было сесть рядышком с другой мамой — пусть даже на другом конце света, — чья жизнь разительно отличалась от ее собственной, и легко завязать разговор. Найти общий дух, человека, который понимал, зачем ей понадобилось тащить десятилетнего ребенка в малярийные джунгли, вместо того чтобы оставить его дома; человека, который понимал, какие невыразимые невзгоды иногда выпадают на долю детей и на какие меры может пойти мать, чтобы отразить их; человека, который видел ужасы, угрозы, разделение, резню. А еще на собственном опыте знал, как трудно выстроить расписание, и как детям наплевать на твою работу, и как сильно они хотят просто прикасаться к тебе, и как выглядят по утрам спросонья, и как учились говорить, и ходить, и читать, и как быстро вырастали из своих одежек; и каково это, жить в мире каждое мгновение каждого дня — даже тогда, когда из чьего-то чужого ребенка в ведро вываливаются тысячи крохотных личинок; даже тогда, когда чей-то чужой ребенок трясется от лихорадки, причину которой ты не можешь определить; даже тогда, когда у чьей-то чужой дочери собственный ребенок уперся в тазовую кость, истощая силы матери в попытках родиться.
Так что вопрос Рози, хотя казался и бестактным, и внезапным, не был из ряда вон выходящим и даже не уводил разговор в сторону.
— Могу я спросить о твоих детях? — Она втянула в рот непритязательную лапшу из простого бульона, который из-за бог знает какого короткого замыкания в мозгах напомнил вкусом суп с клецками из мацы, который варила мать.
Усталое лицо Кей посветлело.
— Как? — спросила Рози.
— Как? — ухмыльнулась Кей. — Ты иметь в виду, как я их получить?
Рози вспыхнула и кивнула, сосредоточив взгляд на лапше, заново переосмысливая те осадочные слои, которые она обнаружила в Кей много дней назад.
— Потому что ты заметить… я как Клод.
Очки Рози затуманились от пара, поднимавшегося над супом, поэтому, резко вскинув голову она не смогла сразу четко увидеть лицо Кей.
— Нет… В смысле — да. В смысле я заметила, что ты… как Клод. Но я не заметила, что ты заметила, что Клод… как Клод. Как ты поняла?!
— Не знать, как я поняла, — хитро улыбнулась Кей. — Кажется, он не комфортно в свое тело. Он кажется больше, чем кажется.
— Так и есть, — кивнула Рози. — Так и есть.
— Как звать дома?
— Поппи.
— Поппи, — повторила Кей. — Красивый имя.
— А твои? — напомнила Рози.
— Мы их усыновить. Мы не собираться. Чучаи и я жениться, но не официально, понимаешь? Мы думать, что быть бездетные, и ничего страшного. Идти битва. Идти война, которой мы не хотеть и от которой нигде не деться. Мы очень бедные, страна разрушенная. Так что мы не против быть только двое. А потом в первый месяц здесь мужчина привозить жена в родах три сутки, потерять очень много крови. Мама умереть. Отец уехать. Малыш жить и приехать домой со мной и Чучаи. Каждый наш ребенок был ребенок здесь, который нужен дом. Но мы не можем дом все дети здесь, которые нужен.
Рози отложила ложку, чтобы отдышаться, чтобы просчитать всю невероятность рассказа, не говоря о том, чтобы сидеть за столом с его героиней.
— Ты чудо!
— Я?
— Ты.
— Почему ты говорить?
— Ты ушла из дома, от своей семьи. Ты работаешь здесь, в этих условиях, год за годом, без сколько-нибудь существенного образования, оборудования и расходных материалов. Ты взяла к себе детей, которым была нужна семья, и сделала их своими. И все это — страдая от клейма… — Она запнулась.
— Катои, — подсказала нужное слово Кей. Рози послышалось в этом слове что-то кошачье. — Одна из вещей, которые обозначать мое имя, Кей. Переводить как ледибой, женщина-мужчина. Как вы говорить?
— Трансгендер, — голос Рози звучал сокрушенно, она даже сама это услышала и задумалась: почему?
— Но на самом деле не страдать клеймо, — добавила Кей.
— Ой, нет, я не имела в виду… — начала было Рози, но Кей тут же продолжила:
— Не так для Поппиклод, я думать. В Таиланд много катои. Нет большой значение. Мы все буддист. Есть
