Александр Солженицын - Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России)
А в других еврейских головах и грудях, напротив, укреплялось убеждение что будущее российского еврейства неразрывно связано с будущим России. Хотя и "разбросанное по необозримым пространствам и вкрапленное в чужую стихию... русское еврейство было и осознавало себя единым целым. Ибо едина была среда, нас окружавшая... единая культура... Эту единую культуру мы в себя впитывали на всём протяжении страны"20.
"Русское еврейство всегда умело связывать свои интересы с интересами всего русского народа. И это было не от благородства характера и не из чувства признательности, а из ощущения исторических реальностей". И - как бы в прямой спор с Жаботинским, да так и есть: "Россия для миллионов её населяющих евреев не случайная остановка в исторических странствованиях Вечного Жида... Русские пути мирового еврейства были и будут исторически самыми значительными. От России нам не уйти, как [и] самой России от нас не уйти"21.
И даже - настолько не уйти, ещё категоричнее, как выразился депутат 2-й и 3-й Государственных Дум О. Я. Пергамент: "никакое улучшение [и самой] русской внутренней жизни "невозможно без одновременного освобождения евреев от тяготеющего над ними бесправия""22.
И тут нельзя обойти весьма знаменательную фигуру юриста Г. Б. Слиозберга, одного их тех евреев, кто тесней всего имел дело с российским государством, десятилетиями, то помощник обер-секретаря Сената, то юрисконсульт министерства внутренних дел, и кого многие евреи упрекали, что он привык просить еврейских прав у власть имущих, когда настало время требовать. В своих воспоминаниях он пишет: "Я с детства привык сознавать себя прежде всего евреем. Но уже с самого начала моей сознательной жизни я чувствовал себя и сыном России... Быть хорошим евреем не значит не быть хорошим русским гражданином"23. - "В наглей работе нам не приходилось преодолевать тех препятствий, которые на каждом шагу ставились польскому еврейству со стороны поляков... В российской государственной жизни мы, евреи по национальности, не составляли чужеродного элемента, так как в России уживались многие национальности, объединённые в русской государственности без попыток поглощения всех прочих со стороны господствующей национальности... Культурные интересы России отнюдь не сталкивались с культурными интересами еврейства. Одна культура как бы дополняла другую"24. И даже с таким полуюмористическим замечанием: по неясности и противоречивости российских законов о евреях ему в 90-е годы "надо было начать творить специальную еврейскую юриспруденцию, с применением методов чисто талмудических"25.
А выше того говоря: "Смягчение национального гнёта, испытывавшееся в последние годы, незадолго до того, как Россия вступила в трагическую полосу своей истории, создавало в душах всех русских евреев надежду на то, что постепенно сознание русского еврейства пойдёт по пути заполнения этого сознания творческим содержанием примирения еврейского и русского аспектов в синтезе высшего единства"26.
Да разве забыть, что из семи авторов несравненных "Вех" трое были евреями - М. О. Гершензон, А. С. Изгоев-Ланде и С. Л. Франк?
Но - и встречно же: евреи имели в России предреволюционных десятилетий мощнейшую заединую поддержку прогрессивного общества. Она, быть может, стала такой на фоне стеснений и погромов - но, тем не менее, ни в какой другой стране (может быть и за всю предшествующую мировую историю?) она не была столь полной. Наша широкодушная свободолюбивая интеллигенция поставила за пределы общества и человечности - не только антисемитизм - но даже: кто громко и отчётливо не поддерживал, и даже в первую очередь, борьбы за равноправие евреев - уже считался "бесчестным антисемитом". Будко-совестливая, остро чуткая русская интеллигенция постаралась полностью внять и усвоить именно еврейское понимание приоритетов всей политической жизни: прогрессивно то, что протестует против угнетения евреев, и реакционно всё остальное. Русское общество не только со стойкостью защищало евреев по отношению к правительству, но запретило себе, каждому, проявить хоть наислабейшую тень какой-либо критики поведения и отдельного еврея: а вдруг при таком возмущении родится во мне антисемитизм? (У поколения, выросшего тогда, это сохранялось потом и на десятилетия.)
В. А. Маклаков рассказывает в воспоминаниях о характерном эпизоде на земском съезде 1905 года, после прокатившихся внедавне погромов еврейских и интеллигентских и при набирающих размах погромах помещичьих. "Е. В. де Роберти предложил не распространять амнистии [требуемой съездом] на преступления, связанные с насилиями над детьми и женщинами". Его тут же заподозрили в "классовом характере" этой поправки, то есть что он озаботился о пострадавших помещичьих семьях. "Е. де Роберти поторопился... успокоить: "Я вовсе не думал о дворянских усадьбах... Если сгорело 5-20 усадеб, то это никакого значения не имеет. Я имею в виду массу усадеб и домов еврейских, сожжённых и разграбленных чёрною сотнею""27.
В терроре 1905-07 годов признали мучениками Герценштейна (как раз иронизировавшего над пожарами помещичьих усадеб) и Иоллоса - но никого ещё из тысяч убитых невинных людей. В том сатирическом "Последнем самодержце", который российские либералы опубликовали за границей, они досказались до такого: под портретом генерала, на которого покушался, но не сумел убить террорист Гирш Леккерт, подписали: "из-за него" (курсив мой - А. С.) царь "казнил... еврея Лек[к]ерта"...28
Да не только оппозиционные партии, но и многочисленное среднее чиновничество дрожало выглядеть "непрогрессивным". Надо было иметь полную материальную независимость или обладать выдающейся духовной свободой, чтобы с мужеством устоять против напора общего течения. В мире же адвокатском, артистическом и учёном - за отклонение от этого Поля люди тотчас подвергались остракизму.
Только Лев Толстой, при уникальности своего общественного положения, мог позволить себе сказать, что у него еврейский вопрос стоит на 81-м месте.
Еврейская энциклопедия упрекала, что погромы октября 1905 "вызвали со стороны прогрессивной интеллигенции не специальный [то есть не именно о евреях], а общий протест, направленный против всех проявлении "контрреволюции" в целом"29.
Да перестало бы русское общество быть самим собою, если бы не заостряло любой вопрос - на царизме, на царизме, на царизме.
Но из-за этого: "конкретная помощь еврейским страдальцам после октябрьских дней [погромов 1905] была оказана исключительно евреями России и других стран"30. Да и Бердяев говорил: "Чувствуете ли вы душу еврейского народа?.. Нет, ваша борьба... за человека абстрактного"31.
Подтверждает и Слиозберг: "В глазах кругов, обладавших политическим развитием", еврейский вопрос "не имел тогда значения политического вопроса, в широком смысле слова. Общество было занято мыслью о проявлениях реакции вообще"32.
Исправляя этот недочёт русского общества, в 1915 году составился особый публицистический сборник "Щит", - заступчивый всесторонне и исключительно за евреев, но без участия евреев в качестве авторов, - только из русских и украинских, причём собраны были самые звонкие тогда имена, и числом до сорока33. Весь сборник посвящён только теме: "евреи в России", однозначен по решению и местами самозабвенен в изложении.
Среди его мнений - (Л. Андреев:) уже вот досягаемое разрешение еврейского вопроса - чувство "радости, близкой к благоговению", избавление "от боли, которая сопровожда[ла] меня всю жизнь", которая была вроде "горба на спине", "дышу ядовитым воздухом". - (М. Горький:) Среди "крупных мыслителей Европы считают еврея, как психический тип, культурно выше, красивее русского". (И выражает удовлетворение ростом в России сект субботников и "Нового Израиля".) - (П. Малянтович:) "Ужас еврейского бесправия в России позорным пятном покрывает имя русского народа... Лучшими русскими людьми [оно] ощущается как стыд, от которого некуда уйти в течение всей жизни... Мы - варвары среди культурных народов человечества... лишены дорогого права гордиться своим народом... Борьба за еврейское равноправие для русского человека есть... подлинное национальное дело первейшей важности... Еврейское бесправие обрекает русских людей на бессилие в работе для достижения своего собственного счастья". Если не позаботиться об освобождении евреев, "то и дел своих не устроим никогда". - (К. Арсеньев:) Если снять все преграды с евреев, произойдёт "приращени[е] умственных богатств России". - (А. Калмыкова:) С одной стороны, наша "тесная духовная связь с еврейством в области высших духовных ценностей", с другой же - "к евреям открывается допустимость презрения, ненавистничества". - (Л. Андреев:) Мы, русские - "сами евреи Европы, наша граница - та же черта оседлости". - (Д. Мережковский:) "Чего от нас хотят евреи? Возмущения нравственного"? Но "это возмущение так сильно и просто, что... можно только кричать вместе с евреями. Мы и кричим". - В сборник "Щит" каким-то недоразумением не попал Бердяев. Но он говорил о себе, что - порвал со своей средой в ранней юности и предпочитал поддерживать отношения с евреями.
