Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва
– Слезь с него, – раздался угрожающий полушепот-полухрип, и меня потянули за ногу, пытаясь стащить с Женьки. – Я выбью из него эту голубую дурь.
Мне пришлось вцепиться в Жекины плечи, чтобы остаться на месте. Боль в спине подсказывала: мы не во сне, – но понять, что происходит и как мы здесь оказались, не получалось. Я попыталась перевернуться, все еще закрывая собой друга, но вышло не сразу. Но когда наконец удалось, я увидела разъяренного Николя Михайловича, он возвышался над нами, сжимал и разжимал кулаки, глаза были выпучены, а лицо налилось нездоровой краснотой. Елена Васильевна наконец прекратила верещать и только сдавленно всхлипывала. Краем глаза я уловила движение у комода и с облегчением увидела, что Сашка открыл глаза. Я чуть не разрыдалась от облегчения! Саня попытался резко сесть, но снова упал, и в этот момент вокруг моей талии сомкнулись Жекины руки, пытаясь не дать отцу стащить меня с него.
– Папа, – умоляюще простонал Жека. – Прекрати. Не трогай ее…
Казалось, что звук Женькиного голоса вывел отца на новый уровень ярости. Он резко наклонился, и я в ужасе зажмурилась, ожидая удара. Но он лишь потянул меня за плечи и грубо спихнул с Женьки. Я резко развернулась, стремясь защитить его. Николай Михайлович схватил Жеку за волосы и занес руку. Я лишь смогла броситься на палача, в которого превратился Николай Михайлович, и повиснуть на этой страшной – карающей ни за что – руке.
– Какой я тебе папа! – со злостью прошипел он Жеке, пытаясь стряхнуть меня, будто я была всего лишь колючкой репейника, приставшей к свитеру.
Мне казалось, этому ужасу не будет конца. Хаос и паника – вот и все, что я ощущала. А еще я проигрывала в битве с этой ужасной рукой. Цеплялась изо всех сил, повисая всем весом, но еще секунда – и я снова буду валяться на полу. И в тот момент, когда я уже летела, меня подхватили родные руки. Сашка все-таки смог подняться. Он бережно отстранил меня и шагнул к Жекиному отцу, но удар предотвратить не успел. И огромный безжалостный кулак снова впечатался в любимое лицо, сминая и уничтожая. Я задохнулась, будто удар пришелся по мне. Сашка отшатнулся, но быстро сориентировался и тут же мощно врезался всем телом в Николая Михайловича, схватил его за грудки и чуть невнятно, но громко выговорил, сопровождая каждое слово толчками:
– Пошел. Вон. Из. Нашего. Дома.
– С удовольствием! – выплюнул Николай Михайлович, отталкивая Сашку, и тот снова покачнулся.
Мужчина развернулся и, уже покидая комнату, смерил презрительным взглядом Елену Васильевну, сжавшуюся у стены.
– Говорил тебе, что из этого ублюдка не выйдет толку, – прошипел он со злостью. – Такой же извращенец, какими были те…
Он замолк на полуслове и, размашисто шагая, покинул комнату. Через пару секунд оглушительно хлопнула входная дверь, и повисла звенящая тишина.
Мы с Сашкой потрясенно замерли, смотря друг на друга. Женька издал какие-то булькающие звуки и попытался перевернуться на бок. Его небольшое движение будто разжало пружину. Мы разом засуетились. Сашка рванул к Жеке, я подскочила и побежала в ванную за полотенцами и аптечкой. Выбежав из комнаты, я на секунду замерла, не понимая, почему наша квартира изменилась, и только через мгновение до меня дошло, что мы на Невском.
Теперь мы жили здесь.
Спохватившись, я побежала мочить полотенце и, схватив перекись и ватные диски – больше в тумбочках ничего не было, – поспешила вернуться. Елена Васильевна сидела в той же позе и, кажется, даже не дышала. Но мне был важнее Женька. Сашка уже подтянул друга к кровати, и тот сидел прямо на полу, откинув голову назад. Я принялась аккуратно обрабатывать лицо, беспокоясь, что такое количество ударов по голове могло плохо повлиять на недавнее сотрясение.
Когда носовое кровотечение удалось остановить и лицо более-менее очистилось от крови, Женька мягко отбросил мою руку и попытался поднять голову с кровати. Глаза его были немного расфокусированы, и он уперся взглядом в мою обнаженную грудь. Я только сейчас поняла, что мы так и остались практически голыми.
– Мам, – прохрипел Жека, и Елена Васильевна дернулась, будто он ее ударил. – Что он имел в виду?
– Ты правда хочешь говорить об этом сейчас? – умоляюще спросила она.
– Я правда хочу говорить об этом прямо сейчас! – в Жекином голосе зазвучал металл. Он никогда не говорил так раньше.
– Мы подождем на кухне, – сказал Сашка, протягивая мне руку.
– Я хочу, чтобы вы остались! – не терпящим возражения тоном сказал Жека. Я никак не могла понять, почему он так шепелявит, неужели этот урод выбил ему зубы?.. Но мы бы заметили. Возможно, губы пострадали слишком сильно и Женьке больно говорить. – Прямо сейчас, мама.
Елена Васильевна как-то неестественно выпрямилась, оторвавшись от стены, словно кто-то насадил ее на кол, а потом принялась разглаживать складки юбки. Из стороны в сторону, из стороны в сторону. На втором заходе методично перемещающихся по складкам пальцев, от которых я не могла оторвать взгляд, послышался этот новый Женькин голос с примесью металла:
– Я. Сказал. Прямо. Сейчас.
– Коля – не твой родной отец, – начала Елена Васильевна без каких-либо эмоций, деревянным голосом, как заводная кукла. – Я… мы с детства жили в одном подъезде и были добрыми друзьями. До одиннадцатого класса он встречался со своей одноклассницей, у них была большая любовь, – я вздрогнула при этих словах, уже зная, кем была эта одноклассница. – Но перед выпуском эта девушка встретила кого-то другого, и они с Колей расстались. Он впал в тяжелую депрессию, завалил экзамены и ушел в армию. Когда вернулся, я поступала в университет. Коля стал очень циничным и злым на весь мир, но ко мне был по-прежнему добр.
– Как это относится. – начал Женька, но мать его перебила.
– Однажды я поздно
