Меркьюри - Эми Джо Бернс
Элиза склонилась к нему для поцелуя… И Мика затрясло.
– Я боюсь причинить тебе зло, ― прошептал он.
«Уже причинил», ― подумала Элиза.
– Не бойся, ― ответила она вслух.
Мик отнес ее в постель, и вместе они обрели свое счастье. Это единственное, что в те дни имелось у них свое ― и оно было настоящее. Элиза так мало требовала от мужа. Постепенно к Мику вернулась способность сосредоточивать внимание, а вместе с этим ― и желание держаться за постоянную работу. Он уже пресытился случайными заказами, к которым порой не лежала душа.
Элиза забеременела и произвела на свет сына. И дала ему такое имя, чтобы муж мог гордиться. Что он поначалу и делал. Однако эта радость занимала все меньше и меньше места в его душе, а остальное в ней просто безвольно плыло по течению, точно упавший сухостой. Элиза это замечала ― и его пустой, невидящий взгляд, когда голосил малютка Бэйлор, и затянувшееся молчание. «Не стоит на меня рассчитывать», ― было написано у мужа на лице. Когда Элиза снова забеременела, она переживала, что Мик однажды не сможет выбраться из тех глубоких и мрачных ущелий, куда он проваливался на все более долгие промежутки времени.
В какой-то момент ему понадобились доктора и принудительное лечение в больнице. И Элиза осталась с маленьким Бэйлором на руках. Стало ли ей от этого легче или тяжелее, трудно было сказать. Когда она поехала забрать Мика из больницы ― после лечения таблетками и электрошоком, ― ей вспомнилось, каким побитым выглядел он в тот день, когда вернулся домой в военной форме и должен был переродиться из солдата в прежнего нормального человека. Как будто бы он сделал ставку на себя и проиграл.
Мик забрался в салон и даже не попытался настоять на том, чтобы самому вести машину, при том что живот у Элизы был уже таким большим, что она едва помещалась за рулем.
– Я хочу нормальный дом, ― объявил Мик, когда они выкатили на главную дорогу и психлечебница осталась лишь в зеркале заднего вида.
– Хорошо, ― ответила Элиза.
– А еще я хочу собственный бизнес, названный моим именем, как наследство, что останется после меня. Я создам его для сыновей ― чтобы они не были вынуждены записываться в армию, поскольку нет другого выбора. И им никогда не придется держать ответ ни перед кем, кроме меня.
Чтобы совершить такой гигантский сдвиг, заполнить эту вечную пустоту, потребовалась могучая сила, и это сделалось самым значительным фактором всей дальнейшей жизни Мика Джозефа.
Элиза кивнула, сочтя его слова скорее за очередной полет фантазии, которых у Мика было хоть отбавляй. Тем не менее уже через месяц Мик нашел и даже купил большущий особняк, хотя на тот момент от него остался скорее лишь остов. Когда он привез жену, чтобы показать свое приобретение, сложив все их совместное имущество в багажник «Форда», Элиза побледнела, увидев на полу конский навоз, а в крыше ― огромную пробоину и почувствовав затхлый дух воды, гниющей под пленкой пыли.
Довольный Мик между тем невозмутимо расхаживал среди обломков, предсказывая, как будет выглядеть их дом в дальнейшем.
– Вот здесь будет музыкальная гостиная для моего пианино, ― вещал он. ― А вот тут будет твоя кухня, отделанная бело-голубым, ― в точности как твое прелестное платье. А вот здесь будет столовая для всей нашей семьи с самым огромным на свете столом.
Светившийся в нем сейчас огонек был словно отблеск того парня, которым Мик когда-то был, ― того, кто отбивал чечетку на виниловом полу и весело хохотал над ее едкими шутками. Такого человека Элиза вполне могла бы полюбить и с таким могла бы работать бок о бок. Нужно было только найти способ сохранить его в таком варианте. Если она рассчитывала выжить и вырастить сыновей, ей требовалось, чтобы дела у Мика процветали.
Элиза засучила рукава, достала из-за водительского сиденья упакованные в дорогу чистящие средства. Затем, надев старые рабочие штаны мужа, она опустилась на четвереньки и принялась оттирать щеткой пол в кухне. Недалеко от нее в манеже запищал Бэйлор.
«Все будет хорошо, ― твердила про себя Элиза. ― Все непременно получится».
И все, что она построила, действительно вышло хорошо ― пусть даже после этого она сделалась озлобленной, усталой и выдохшейся. Пусть даже никогда не получала того, в чем нуждалась ― ни как жена, ни как мать, ни как подруга.
И хотя сама она не дожила до этого дня, но то, каким Элиза видела их будущее в тот далекий день, воплотилось десятикратно благодаря стараниям ее детей.
Было солнечное июньское утро, и на небе виднелась дневная луна, когда Бэйлор Джозеф наконец открыл глаза. Он пролежал в больнице уже двое суток, и единственное, что могли сказать врачи о его травме головы: «Поживем ― увидим». Говорили, что он счастливчик. Бэй знал, что падать нужно ногами вперед ― так учил его Мик. Мол, со временем сломанные кости и ребра срастутся.
Остальные Джозефы (за исключением Мика, который закрашивал в церкви пурпурные разводы на потолке), расселись в коридоре возле палаты Бэйлора. Когда в пропитанном антисептиками воздухе пронесся громкий рык, в его источнике ни у кого не возникло сомнений.
– Эй! ― выкрикнул хриплый голос. ― И кто у нас, блин, в семье нынче герой?
Вскочив со стула, Уэйлон устремился к старшему брату ― как делал и будет делать всегда.
С минуту братья глядели друг на друга, причем Уэйлон, не скрываясь, обливался слезами.
– Чё, кто-то помер? ― округлил губы Бэй.
– Да ты едва не помер, придурок. ― Уэйлон сел на край койки и коснулся ноги брата. ― Надо было нацепить страховку.
– Это выбьют на твоем надгробии, ― хмыкнул Бэйлор.
Уэйлон бережно прижался лбом ко лбу брата. Ему не нужно было ни фирмы со своей фамилией, ни отца, которого надо было от чего-то спасать, ни списка исполненных им обещаний. Все, что ему требовалось, чтобы считаться Джозефом, лежало сейчас перед ним, хрипло вдыхая и выдыхая.
– Просто всегда надевай эти чертовы обвязки, ― сказал он.
– Ладно, ― сдался Бэйлор. ― Договорились.
Они говорили так, будто Бэй снова собирался лезть на крышу, при том что оба знали, что этого может уже никогда не случиться. Однако Бэйлор ― самолюбивый, прямодушный, грубоватый и готовый измениться ― заслуживал веры в то, что свои лучшие моменты в жизни он
