Константин Станюкович - Том 2. Два брата. Василий Иванович
Карл Карлович вытаращил от изумления глаза. Что это с Василием Ивановичем? Положим, он выпил сегодня лишнее, но никогда он, добродушный Василий Иванович, и после шампанского не высказывал такого мрачного взгляда на людей.
— Вы привязались, положим, к человеку, полюбили, думали — хороший, добрый человек, а он вдруг окажется свинья — вот что обидно, Карла Карлыч… Понимаете?
Но Карл Карлович не понимал и хлопал глазами.
— Не то обидно, что вас обманули… да… что за ваши услуги вас же назвали дуракам… Понимаете: ду-ра-ком! Положим, и это обидно. Но бог с ним!.. Главное, обидно, Карла Карлыч, что человек окажется форменный подлец… Вот что больно! — с грустью воскликнул Василий Иванович, выпивая по этому случаю новый бокал.
И, помолчав, он продолжал:
— Хорошо-с! Ну поступи так какой-нибудь человек нашего возраста, Карла Карлыч… Оно все не так обидно… А то вдруг: молодость… так сказать, начало жизни… и подлость, — повторял грустно Василий Иванович, начиная немного заплетать языком.
— Но зачем же любить фальшивого человека! — воскликнул Карл Карлович. — Вы извините, Василий Иванович, а это неблагоразумно… да! О, я никогда не любил фальшивого человека. Я прежде узнаю, какой человек со всех сторон. Меня не обманет фальшивый человек. О нет!..
И, принимая вдруг сосредоточенно-озабоченный вид, Карл Карлович таинственно прибавил, понижая голос:
— Я догадался, Василий Иванович. Вы хотите маскировать… Вы, верно, любили одну фальшивую девицу, и она обманула такого благородного человека! И вы вспомнили и… стали не в духе… Но я прямо говорю: она неблагородно поступила!.. Да! Извините — неблагородно, Василий Иванович! И я бы пошел и сказал ей: «Сударыня! Вы неблагородно поступили с честным человеком!» И забыл бы фальшивую девицу, а полюбил бы благородную девицу, Василий Иванович!..
— Девицу?! Какую девицу? — воскликнул Василий Иванович, недоумевая. — Женщины, Карла Карлыч, лучше мужчин…
— Так вы не про девицу?.. — удивился Карл Карлович. — По-ни-маю! У вас, верно, был фальшивый друг, Василий Иванович?
— Друг?! Друг — великое слово, Карла Карлыч!.. «Положи живот за други своя»… Друг!.. Был у меня давно друг… Платоша Осетров… Это был друг!.. Еще с корпуса… Но он потонул, Карла Карлыч… Катался на катере… налетел шквал… не успели отдать шкотов, и катер перевернуло…
— И ваш друг не умел плавать…
— Платоша Осетров не умел плавать?! — воскликнул Василий Иванович, бросая на доктора недовольный взгляд. — Плюньте тому в рожу-с, Карла Карлыч, кто вам скажет, что Платоша Осетров не умел плавать-с! Он был первый пловец! Пять раз, бывало, обплывал вокруг корабля… Да-с…
— О, я не знал, Василий Иванович! — успокаивал доктор.
— То-то, я вижу, что не знали… Он зацепился кортиком за уключину и потому погиб, бедный!.. Подумайте — молодой мичман, всего двадцать лет и погиб из-за кортика… Да-с!.. Вот это был друг, настоящий друг! И с благородными правилами человек. Простыня человек… душа чистая… С тех пор не было у меня друга!
— Так про кого же вы говорили, Василий Иванович?..
— Про кого я говорил?..
Имя Непенина чуть было не сорвалось с языка. Но Василий Иванович вдруг спохватился и дипломатически заметил:
— Я вообще говорил, Карла Карлыч… Я вспомнил один анекдот, Карла Карлыч… Не со мной — нет… С моим знакомым! — продолжал Василий Иванович, чувствуя все-таки потребность поговорить о своей обиде.
— Анекдот?.. Ну, очень рад, очень рад! — весело воскликнул Карл Карлович. — А я смотрю: вы не в хорошем духе и с таким сердцем говорили… я и подумал: неужели у Василия Ивановича был фальшивый друг?.. И мне было очень неприятно, что у вас был фальшивый друг… Я, конечно, не имею права, Василий Иванович, быть вашим другом… О, знаю, что вы меня не можете считать другом… Но я очень много уважаю вас, Василий Иванович… Постойте, Василий Иванович… Позвольте мне вам сказать, как я уважаю и ценю вас, Василий Иванович… Я немножко выпил, но могу сказать… И вот что я вам скажу: вы знаете, я должен жениться и беречь деньги… Должен ли я беречь деньги, Василий Иванович?..
— Очень уж вы дорожите деньгами, Карла Карлыч!
— Да… потому, что я хочу жениться… Но придите вы, Василий Иванович, и скажите: «Карл Карлович! дай мне пятьсот долларов взаймы!» — и Карл Карлович сейчас же принесет пятьсот долларов… Скажите: «дай тысячу!» — и он принесет тысячу! Я никому, вы знаете, не дам, потому что я должен жениться, а вам дам, Василий Иванович! — воскликнул умиленно Карл Карлович. — Да!.. Вот что я хотел вам высказать… Ваше здоровье, Василий Иванович! Теперь я буду слушать ваш анекдот.
Василий Иванович был несколько тронут и проговорил:
— Спасибо, Карла Карлыч… Я верю вам… Вы не фальшивый человек… У вас есть правила.
— О, у меня есть правила, Василий Иванович!
— Да… правила… Вы даже жениться хотите по правилам и детей иметь по правилам… Я тоже люблю правила, но только не мог бы по правилам жениться и иметь детей… Ну, да это ваше дело, Карла Карлыч. Вот когда нет правил или одна подлость… Слушайте, Карла Карлыч! Вот какой анекдот был.
И Василий Иванович стал рассказывать, как его знакомый, человек простой и доверчивый, «имел глупость» привязаться к одному юнцу.
— Знакомый этот, знаете ли, был одинокий, вроде меня, ну и, знаете ли, тоже потребность дурацкая… пригреть юнца… Ну-с, и пригрел, тоже питал чувства… Как же! Вроде как будто к брату даже… хотел из него бравого, честного офицера сделать… Ну, верил, что и он с своей стороны… А он… он… Что бы вы думали?..
Непривыкший много пить Василий Иванович начинал хмелеть, и язык его плохо слушался.
— О, я догадался!.. — воскликнул Карл Карлович.
— До-га-да-лись?.. Он…
— Ваш неблагородный молодой человек?
— Да… Подлец!
— Фуй!.. Как это нехорошо, Василий Иванович! И ваш знакомый пришел к нему и сказал: «Я буду вас презирать!»
Но Василий Иванович отрицательно махнул головой.
— Он этого не сказал?.. Странный человек ваш знакомый, Василий Иванович! Как же он поступил?
Но Василий Иванович молчал, задумчиво устремив осоловелые глаза на пустую бутылку, словно бы в ней скрывалось решение вопроса.
— Я бы, Василий Иванович, рассердился — очень рассердился и сказал бы фальшивому человеку: «Милостивый государь! Вы есть фальшивый человек, а я есть благородный человек, — и по этой причине не могу иметь с вами знакомства!» Да!.. Вот как бы я поступил, Василий Иванович!
— А я не знаю, как он поступил! — наконец, протянул Василий Иванович. — Не зна-ю… Но только он не сердился… да… не сердился, Карла Карлыч!
— Это довольно странно, Василий Иванович, что не сердился… С ним так, можно сказать, подло поступили, и он не сердился!
— Странно, а он не сердился!.. Нет!.. Подло поступили, а он не сердился… Да! Но ему было очень обидно… Это верно… Это я знаю… У-ве-ррен!.. Но только он не так поступил, как вы говорите… Не так! — повторил Василий Иванович в каком-то пьяном раздумье.
Доктор увидал, что они оба уже достаточно дали «толчок природе», и подал совет — не пора ли теперь отдохнуть?
— Отдохнуть… Из бухты вон, отдай якорь?! Отлично… Ляжем в дрейф, любезный Карла Карлыч…
— Именно, в дрейф, Василий Иванович.
— Но только он не так поступил, Карла Карлыч!.. Не так, брат! — снова повторил Василий Иванович, грузно поднимаясь из-за стола.
— Да черт с ним!.. Стоит ли из-за какого-то неблагородного человека волновать себе кровь… Тьфу!.. Вы сегодня совсем не в духе… А все оттого, Василий Иванович, что редко съезжаете на берег… Да… Понимаете, какая история?..
— Я-то понимаю… И история была… Можно сказать — роман… Миссис Эмми… Знаете ли… брюнеточка… Поет… Я по-английски: так и так… Да! А вы вот, Карла Карлыч, хоть и хо-ро-ший человек… правила… двое детей, а не понимаете, почему он так не поступил! — повторил Василий Иванович, сбрасывая платье… — А теперь лучше давай, брат, уснем… забудем обиду… Вы на клипер не ездите… Лучше ночуйте здесь… Сейчас скомандуем другую кровать! Вы, Карла Карлыч, тоже треснувши… да?
Карл Карлович не хотел кровати. Он отлично выспится на диване. Через несколько минут слуга принес подушку и белье, и скоро в нумере раздался громкий храп.
XIПосле вчерашнего «толчка природе» Василий Иванович проснулся поздно и с головной болью. Доктора уже не было. Он уехал на клипер осматривать своего единственного больного.
Несколько озабоченный своим долгим пребыванием на берегу (хотя капитан вчера снова повторил, что пробудет весь день на клипере), Василий Иванович торопливо оделся, выпил сельтерской воды, заплатил по счету и отправился в лавки искать платок с птицами для Антонова. Обойдя несколько лавок, он спешил на пристань, не сделав даже обещанного визита миссис Эмми.
Когда, наконец, после полудня он отвалил от пристани и увидал красивый, стройный, с чуть-чуть подавшимися назад мачтами клипер, покоившийся на зеркальной глади вод во всем своем великолепии, Василия Ивановича охватило радостно-спокойное чувство человека, увидавшего любимый дом после долгого отсутствия. Шутка ли: он не ночевал на клипере! В течение двухлетнего плавания это была, кажется, третья ночь, проведенная им на берегу. Он сжился с клипером и любил его тою странною любовью, которою любят свои плавучие дома страстные моряки и свои тюремные кельи — узники, давно забывшие свободу. Он так привык, просыпаясь, видеть полированные, гладкие, светлые «переборки» (стены) своей каюты, освещенной скудным светом круглого иллюминатора, и затем — белобрысую голову Антонова, выглядывающего из-за дверей, чтобы доложить, что команда встает, он так привык, наскоро одевшись и прочитав свое обычное «Отче наш» перед маленьким образом спасителя, носиться с утра по клиперу, наблюдая за уборкой, к восьми часам появляться на мостике с рапортом и затем хлопотать до вечера, живя по судовому расписанию, — что всякое отступление от подобного образа жизни являлось каким-то диссонансом. И теперь, подъезжая к клиперу, ему казалось, будто он давно не был на нем, и без него, чего доброго, что-нибудь недоглядели, и клипер не прибран как следует.
