Антон Макаренко - Максим Горький в моей жизни
Это тоже, товарищи, инструментовка. И таких форм инструментовки вы в ваших школах можете придумать множество.
Но они будут эффективны только тогда, когда все они будут направлены к созданию единого общественного мнения, единой системы, единой традиции в коллективе. Тогда школьный коллектив делается исключительно мощным средством.
Тогда проясняется и вопрос о семье. Я не могу представить себе, чтобы не было такого коллектива, чтобы его нельзя было создать.
Возьмите, например, вопрос об отношениях старших и младших, десятиклассников и первоклассников. Надо добиться такого положения, чтобы 8-9-10 летний мальчик смотрел на старшего, на ученика десятого класса, как на свое заветное будущее, чтобы он его любил, чтобы он был в него влюблен, именно влюблен, чтобы он видел в нем что-то более высокое, чтобы старший был для него примером.
Тема дружбы младших учеников со старшими - совершенно неизбежная тема, если только вы хотите организовать единый школьный коллектив.
Для организации такой дружбы нукжно опять-таки применять специальную инструментовку. Не буду сейчас говорить о ней, потому что это далеко заведет нас. Скажу только, что я на протяжении последних восьми лет добивался такой дружбы.
У каждого старшего ученика обязательно был так называемый корешок. Это, пожалуй, термин беспризорных, но он у нас укоренился. Он был у нас официальным термином. Каждый имел своего корешка в другом классе, в другом цехе, в другом отряде. Тем не менее они всегда были вместе. Это неразлучная пара, это младший и старший братья, причем старший брат крепко держит в руках младшего.
Если младший набедокурил, если он стоит перед общим собранием, то обязательно раздается голос:
- А чей он корешок?
- Володи Козыря.
- Пусть Володя Козырь даст обьяснение.
И Володя Козырь - комсомолец, ученик 10 класса, семнадцатилетний парень, - вставал и говорил:
- Прозевал, я его исправлю, не наказывайте.
- Ну, иди, шеф за тебя поручился.
Такая дружба старших с младшими создает удивительные отношения в коллективе, придает им такую прелесть, какая бывает только в семье, прелесть отношений младших и старших братьев.
Корешки ходили всегда компаниями. Человек десять малышей, и около них столько же старших.
Причем товарищи, надо отметить, что старшие умели любить этих пацанов.
Отношения старших и младших ребят в наших школах, старшего пионервожатого к младшим, отношения часто официальные, они неестественны.
Я добивался очень много. Например, идем мы в поход. Надо сказать, что я со своими ребятами совершил 8 летних походов. Во время походов все идут по взводам, по ротам, по возрасту. Какой-нибудь 14-й взвод далеко отстоит от первого. Там самые маленькие. У них командир.
Пришли в лагерь. Разбили палатки. И не было такого случая, чтобы кто-нибудь из старших не сказал: "Антон Семенович, первый взвод займет палатку, а как же корешки будут. Отдельно? Мы хотим с ними вмсете".
И мы разрешили такую вещь: последние три взвода, т.е. самые маленькие, не имели отдельной палатки: там, где шефы, там и корешки. Они вместе купаются, вместе катаются на лодках, и в кино вместе, и играют вместе. Иногда старшие что-нибудь читают вслух.
Никакой школьной воспитательной работы старшие не проводят. Но у них настоящее братство, настоящие братские отношения к малышам. И такое братство сохраняется на всю жизнь. Старшие уезжали потом в вуз, в Москву, и не забывали своих корешков, переписывались с ними.
Если старший приезжал в отпуск из вуза, так корешок за три километра бежал встречать его.
Без такой инструментовки не может быть коллектива. Вы заметили, товарищи, что здесь пахнет семьей? Если бы в школе была такая дружба, которую всегда легко организовать, этим можно было бы очень многого достигнуть. Такую дружбу можно создать не силами хорошего педагога, а силами хорошего педагогического коллектива и хорошего руководителя.
Такую дружбу, товарищи, организовать очень легко, и об этом стоит подумать. Когда есть школьный коллектив, педагогический коллектив и детский коллектив, тогда все воспитательные вопросы становятся на свое место. И тогда высоко взвивается школьное знамя, встает вопрос о чести коллектива.
Вопрос о чести коллектива поднимается у нас до сих пор либо очень редко, либо формально - на каких-нибудь заседаниях, во время торжественных заявлений - и не поднимается в быту.
Для организации коллективной чести также нужна инструментовка, и очень важная инструментовка.
Буду говорить об отдельных деталях.
Прежде всего знамя. У нас знамя стояло в кабинете. Бархатный балдахин, под ним знамя. Если нужно было это знамя перенсти из одной комнаты в другую, например, на время ремонта, мы делали это очень торжественно. Все надевали новые костюмы. Все 600 человек выстраивались общим строем. Выходил оркестр в 60 человек. Равнялись. Взводные командиры впереди. Затем раздавалась команда: "Смирно!" И знамя в чехле торжественно переносилось из одной комнаты в другую.
Мы не могли допустить, чтобы знамя переносилось без отдания почестей. Когда мы шли в город, или в поход, или на прогулку, мы шли со знаменем. Совсем другое дело идти со знаменем. Идешь как-то иначе.
А ведь знамя - это только одна из деталей. Но даже с помощью одного знамени сколько можно сдлеать хорошего, полезного, и как можно все это торжественно обставить.
Например, выборы знаменщика. Знаменщик считался у нас самым почетным человеком в коллективе. Его нельзя наказывать, ему нельзя было обьявить выговор. Он был неприкосновен. Он был примером для остальных во всех отношениях.
Как проходили у нас выборы знаменщиков? Казалось бы, пустяк выбрать человека, который будет носить знамя. Но мы выбирали лучшего из всего коллектива. Знаменщик - это самый симпатичный товарищ, это самый лучший ученик, это самый лучший стахановец.
Знамя служило как бы предлогом для выдвижения человека.
Все это, товарищи, основания для того, чтобы сбить коллектив в единое целое. И таких оснований много. Я не буду говорить обо всех. Упомяну об одном только, которое у нас забыто, но которое, может быть, когда-нибудь будет восстановлено, - это труд.
Я часто встречаюсь с учениками разных классов, и все они жалуются: некогда учить уроки, нет времени.
Я им всегда говорю: "А как же мои коммунары справлялись? У них ведь тоже была десятилетка, как и у вас. Они тоже поступали в вузы, причем для них это было обязательным, необходимым условием".
Кроме учебы они 4 часа в день работали на заводе. Это ведь не шутка, а настоящая заводская работа с нормами, да еще со стахановскими методами работы, с двойной и тройной нормой, с определенным процентом брака, с большой ответственностью за порчу и т.д. Выпускали аппараты ФЭД типа "Лейка". Точность до 1 микрона. Шутить нельзя было.
А кроме того, на них лежала уборка всего здания, ееждневное натирание полов, мытье стекол, стирание пыли, уборка всех помещений, не только спален, но и коридоров и кабинетов. Авральная работа ежедневно. Утром по сигналу все 600 человек принимаются за уборку. У каждого свой определенный участок. На уборку полагается 20 минут. А потом еще самоуправление, вечерние общие собрания, комсомольская работа, пионерская работа, спортивная работа, работа кружковая.
Спортивной работе мы придавали большое значение. Она была поставлена у нас очень серьезно. Если ты в первом взводе, ты должен быть ворошиловским стрелком. Если ты не имеешь ворошиловского значка, переходи во второй взвод. А там ты будешь выше всех росто и тебе будет стыдно.
Во втором взводе все должны иметь значок ГТО. Если ты не имеешь значка ГТО, переходи в третьий взвод. Обязательной была стрелковая работа, обязательными были прыжки с парашютом. Они должны были расти сильными девушками и мужчинами.
Все это требовало времени, и все-таки ребята везде успевали, все делали и еще находили время для отдыха.
Я думаю, что и в наших школах могут быть введены трудовые процессы. Спортивная работа должна быть поставлена обязательно.
Труд для ребят полезен и необходим. Маркс говорил, что с девятилетнего возраста дети могут принимать участие в производительном труде.
Я не понимаю, что такое ребенок десяти лет. Тебе десять лет, ты гражданин Советской республики, и к тебе можно предьявлять соответствующие требования.
Если бы у меня была школа, я бы, кажется, на части разорвался, но что-нибудь стал бы делать.
Я помню, как мы организовали дело в коммуне им. Дзержинского.
Пришел ко мне как-то человек:
- Хотите делать нитки?
- Какие нитки?
- Обыкновенные.
- Давай. А станки какие?
- Да поставим деревянные.
- А где возьмешь?
- Достанем.
- А с деньгами как?
- В кредит.
- А с сырьем как?
- Не беспокойтесь, достанем.
- Ну, давай.
Конечно, начальству я ничего не сказал. Если бы я сказал инспектору, он разошелся бы:
