Константин Седых - Отчий край
- Войдите!
- Здравствуй, Ганя! - сказал чей-то явно знакомый голос. Ганька поднял голову и сразу вскочил, как ошпаренный. Перед ним стояли с винтовками за плечами Елисей Каргин и Егор Большак. Не раздумывая, рванулся он к стоявшей в углу винтовке, отобранной недавно у ходившего в белых казака.
- Да ты не бойся нас! - закричал Каргин. - Чего ты так всполошился? Мы, брат, сдаваться приехали...
Не слушая его, Ганька схватил винтовку, передернул затвор и вскинул ее на вошедших. Тогда вперед выступил Егор и, виновато посмеиваясь, быстро-быстро заговорил:
- Брось ты винтовку, Северьяныч! Мы, паря, с покорной головой явились. Теперь не нас, а мы должны бояться. Забирай у нас винтовки да зови Семена. Мы ему все расскажем, как на исповеди. - И он принялся снимать с себя винтовку. Каргин последовал его примеру.
В это время дверь распахнулась и в комнату ворвался запыхавшийся, исступленно злой Лука Ивачев. Не говоря ни слова, он размахнулся винтовкой, чтобы двинуть прикладом стоявшего к нему спиной Каргина. Но приклад задел за дверную колоду с такой силой, что винтовка выпала из рук Луки. Пока он подымал ее, Каргин и Большак успели обернуться. Лука отскочил к порогу и, глядя на них свирепо вытаращенными глазами, передергивал затвор винтовки.
Ганька успел ему крикнуть:
- Не трогай их! Они сдаваться приехали!
- Сдаваться?! - заорал Лука. - Больно нам это надо!.. Сейчас обоих уложу! - Отступая еще дальше, вскинул он приклад к плечу. Побелевшие Каргин и Большак покорно ждали своей участи.
Тогда Ганька бросился к Луке, схватил его за винтовку:
- Не надо, Лука! Не дам я тебе убивать их. Разве не видишь, что они винтовки бросили?
Пришедший в себя Каргин тоже закричал Луке:
- Убить вы нас успеете. Никуда мы не денемся. А сейчас нам Семена давай. Мы ему все объясним. А там ваше дело - казнить или миловать.
Остывая от ярости, Лука поставил винтовку к ноге, криво усмехнулся:
- Ну, молите бога за Ганьку, господа заграничники! Навел бы я вам суд, кабы не он. Что это сдаваться-то позвало?
- Зовите Семена. Тогда все узнаете.
- Где, Ганька, Семен?
- Дома. Пошел чай пить.
- Собери-ка ты эти белобандитские пукалки, - показал Лука на винтовки, - да сбегай за Семеном. Этих залетных коршунов я покараулю...
Был Лука горяч, да отходчив. Когда Ганька ушел за Семеном, он усадил Каргина с Большаком в передний угол, а сам сел на стул у порога. Оглядев их с ног до головы, беззлобно сообщил:
- Тебя, паря Каргин, все равно хлопнем. Зря ты явился. Не миновать тебе расстрела. Шибко уж ты насолил нам. Егора еще может и пожалеем, а у тебя один конец - пуля в лоб.
Большак заметно повеселел от его слов и даже отодвинулся от Каргина. А Каргин помрачнел, насупился и, не отвечая ему, думал: "Убьют, должно быть. Если все так настроены, как Лукашка, дела мои швах. Пощады от таких не дождешься". Там, за границей, ему казалось, что стоит вернуться и все рассказать про себя, про Кайгородова и Рысакова, и вина его будет искуплена. Но, судя по всему, ничем их не проймешь, добрым для них не сделаешься.
"Лукашка - этот только орет. А вот Семен - тот орать не станет. Если и у него такое же настроение - на месте ухлопает. Взять, пока не поздно, убить Лукашку и уехать куда глаза глядят". - И он осторожно ощупал за пазухой револьвер, размышляя, не выхватить ли его, не выстрелить ли в эту противную рожу ничего не подозревающего Лукашки.
Егор, словно заподозрив что-то, покосился на него и стал доставать из кармана шинели китайские сигаретки в яркой упаковке. Каргин в свою очередь гневно посмотрел на Егора и провел рукой по губам, приказывая помолчать. Тот чуть заметно кивнул головой в знак согласия, а сам повернулся к Луке, протянул ему пачку с сигаретками:
- Закури, Лука, заграничных. Душистые, паря.
- Давай, давай... Покурим китайских, сравним их с нашей зеленухой. А ты, Каргин, чего не закуриваешь? Все здоровью навредить боишься? Этого тебе бояться теперь не к чему. Дело твое ясное - здоров, а помрешь еще до зимы.
- Значит, меня определенно стукнут? - спросил, зло усмехаясь, Каргин и сунул руку за пазуху. У Егора перекосило от страха рот, а Лука спокойно разглагольствовал:
- Конечно, стукнут. Я вот теперь отошел. И пока я трезвый, ты меня можешь не бояться. Не убью. А вот когда выпью - не поручусь за себя. Власти могут тебя и помиловать, у нас ведь ДВР. В городах, говорят, даже купцам и фабрикантам ничего плохого не делают.
- Им что же, разрешают торговать и хозяйничать?
- Разрешают. Куда же денешься, раз у нас "буфер". Живут пока вольготно...
В комнату стремительно вошел Семен, одетый в синие галифе и зеленую стеганку, с наганом на боку. Каргин и Большак вскочили на ноги, бросили руки по швам.
- Ну, с чем пожаловали, господа белобандиты? - глянул он на Каргина пристально и зло.
- С покорной головой явились.
- Сейчас отправлю вас в Завод. Пусть что хотят, то и делают с вами. Только мы о вас доброго слова не скажем. Понятно?
- Понятно, - вздохнул Каргин. - Хорошего я для себя и не жду. А появился я здесь из-за тебя. Иначе бы жил и жил за границей.
- Из-за меня? Это отчего же?
- Нам приказали тебя убить. А мы с Егором сказали себе, что лучше сами пропадем, а тебя убивать и не подумаем.
- Ну, спасибо! - усмехнулся Семен. - А чем вы докажете, что вас меня убить послали?
- Доказать, Семен, это просто. В Услонском лесу мы Кузьму Полякова пристрелили. Он был с нами и хотел во что бы то ни стало с тобой разделаться. Не убей мы его, он бы нас зарубил.
- Кому же это понадобилось убивать меня?
- Союзу казаков Дальнего Востока. Слыхал о таком?
- Слыхал, как же... Ну, так вот что. Ни единому вашему слову я не верю, этим меня не купите. Знаю я вас, благородных. Наговорите с три короба, а только не разжалобите, не задобрите. Ученые мы теперь... Лука! Садись, брат, на коня да кликни с десяток партизан. Поедем смотреть, где они унгерновца своротили.
Лука ушел. В сельревкоме остались Семен с Ганькой и Каргин с Большаком. Семен старался не глядеть на них и не разговаривать. Ни одного доброго чувства не шевельнулось у него к Каргину. Он ему не верил и по-прежнему считал врагом.
Когда Семен, повернувшись спиной, рылся в шкафу с делами, Каргин долго наблюдал за ним, потом окликнул:
- Семен!
- Ну, что еще?
- Возьми у меня револьвер. - И он подал ему рукояткой вперед свой наган. - Обыскать меня Лука с Гавриилом забыли и сам про него забыл. Теперь вот вспомнил. Бери.
Семен молча взял у него револьвер, проверил - заряжен ли, и сунул его к себе в карман. Заложив левую руку за ремень, которым был подпоясан, он походил по комнате, потом уселся на подоконник.
- Никак я не думал, что ты одним из первых домой пожалуешь! На что же ты надеялся?
- Ни на что не надеялся. Просто оказался в таком переплете, что ничего другого не оставалось, - ответил Каргин и принялся было рассказывать про Кайгородова, но Семен оборвал его:
- Расскажешь все начальнику госполитохраны. Мне тебя слушать сейчас некогда, вон уже партизаны едут.
Когда партизаны собрались. Семен сказал им:
- Никому не говорите, что Каргин и Большак вернулись. Ты, Ганька, тоже помалкивай. Особенно не распространяйтесь о том, что они Кузьку пришили. Тут еще много дела будет...
В сумерки накрытого брезентом Полякова на телеге привезли в поселок ездившие за ним партизаны. Семен осмотрел его и приказал положить в ледник на бугре за поселком, в котором держали до приезда властей всех, кто кончал собой или умирал насильственной смертью. К леднику выставили охрану. Потом Каргина и Большака усадили в запряженную парой лошадей телегу и под конвоем Семена и еще четверых партизан повезли в Завод.
За кучера в телеге сидел Лука. Всю дорогу он вязался к своим невольным пассажирам с расспросами и разговорами.
- Помнишь, Каргин, как мы вам всыпали в Большом Зерентуе? - спрашивал он. - Вы ведь тогда от нас в одних кальсонах драпали.
- Было и такое, - нехотя согласился Каргин, а Егор охотно подтвердил:
- Я как есть в одних подштанниках десять верст удирал. Сунул ноги в валенки и - на коня. Хорошо, что большого мороза не было, а то бы обморозился.
- Да, побегали вы от нас, - удовлетворенно констатировал Лука, трусы вы оказались отменные. Что, Каргин, молчишь? Нечем крыть?
- Оно ведь и по-другому бывало. Случалось, и вы от нас без штанов удирали. Вспомни-ка про Солонцы!..
- Гляди ты, что вспомнил! Солонцы... Там, верно, получилась паника. Врасплох вы на нас насели... А как вы в бакалейках-то жили? Однако и погуляли же. Вина там, хоть залейся. Эх, мне бы туда на недельку закатиться! Так бы погулял, что и на том свете с удовольствием бы вспомнил... Вы случайно вина с собой не захватили?
- У меня два банчка спирту с собой было, - сознался Егор.
- Ну, если все для вас хорошо кончится, мы этот спирт с тобой разопьем. Уж мы за твой счет нарежемся. Только когда подвыпьем, прячься от меня. Это я тебе заранее говорю...
