Спящие воспоминания - Патрик Модиано
Я сел с чувством, что не могу вынырнуть из сна. Наверно, это чувство было порождением бесконечно долгих дней, когда я ни с кем не разговаривал. Никогда еще выражение «отрезан от мира» не казалось мне таким верным. Клиентов не было, только одна женщина сидела в углу зала. На ней было меховое манто, что удивило меня в жарком августе. Моего присутствия она как будто не заметила. Я узнал мадам Юберсен. Она не изменилась, и меховое манто на ней было то же, что она носила три года назад.
Чуть поколебавшись, я встал и направился к ней.
— Мадам Юберсен?
Она подняла на меня глаза и, кажется, не узнала.
— Мы с вами встречались несколько раз три года назад… с Мадлен Перо…
Она по-прежнему смотрела на меня неподвижным взглядом, и я не был уверен, слышала ли она хоть слово.
— Ну да… конечно… — вдруг сказала она, будто очнувшись. — С Мадлен Перо… А как поживает Мадлен Перо, не знаете?
Я видел, что она пытается вернуться к действительности. Я слишком внезапно разбудил ее от глубокого сна.
— Нет, я ничего о ней не знаю.
Она смущенно улыбнулась. Замешкалась, подбирая слова.
— Вы помните? — спросил я. — Вы водили нас на вечеринку… со всеми звездами балета…
— Да… да… конечно… Я не знаю, бывает ли еще эта вечеринка каждый год…
Казалось, она имеет в виду событие очень давнее — прошло едва ли три года, но для нее оно принадлежало к другой жизни. И должен сказать, что и я испытывал то же чувство, вспоминая всех этих гостей, сидевших на полу в двух комнатах маленькой квартирки, и полную луну той зимней ночью над водой Басин-де-ла-Виллет или Уркского канала.
— Вы живете все по тому же адресу?
Наверно, я задал ей этот вопрос, чтобы получить точный ответ и избавиться от чувства, что говорю с призраком.
— Все по тому же адресу…
Она коротко рассмеялась, и я был благодарен ей за этот смех. Она больше не походила на призрак.
— Странные вы задаете вопросы… А вы тоже все по тому же адресу?
Она, кажется, посмеивалась надо мной, но по-доброму.
— Присаживайтесь. Закажите что-нибудь, если хотите… Я уже закончила ужинать…
Я сел напротив нее. Собирался посидеть чуть-чуть и проститься, сославшись на необходимость позвонить. Но, сев, вдруг почувствовал, что будет трудно встать со стула и пройти через зал к выходу. Меня охватило оцепенение.
— Не обращайте внимания на мое меховое манто, — сказала она. — Я надела его сегодня, так как думала, что температура упадет. Я ошиблась.
Но я не нуждался в объяснениях. Людей надо принимать такими, какие они есть, в меховом манто или без. Если понадобится, задать им несколько вопросов, без лишней нескромности, ненавязчиво, не настраивая против себя, чтобы понять их лучше. И в конце концов я видел мадам Юберсен всего три или четыре раза и никак не ожидал, что встречу ее через три года. Если встречи так коротки, им суждено быстро кануть в забвение.
— А как вы вышли на это место? — спросил я. — «Свежий след»?
— Один друг водил меня сюда несколько раз. Но он уехал отдыхать…
Голос был уверенный и ясный, и то, что она говорила, вполне укладывалось в рамки логики. Мы часто оказываемся одни в Париже в августе месяце, и нас заносит порой в непонятные места, подобные этой поре, когда кажется, что время остановилось, — места, исчезающие сразу, как только жизнь пойдет своим чередом, а город вновь обретет привычный вид.
— Вы не ужинаете? Хотите что-нибудь выпить?
Она взяла со стола графинчик и налила в большой бокал, как мне показалось, воду, но, отпив глоток, я чуть не поперхнулся: это был очень крепкий алкоголь. Она налила и себе. Выпила не глоток, а сразу половину бокала, залпом, слегка дернув головой.
— Вы не пьете?
Она выглядела разочарованной и немного смущенной, как будто я спровадил ее обратно в ее одиночество. Тогда я тоже осушил свой бокал.
— Вот видите, — сказала она, — согреться все-таки не мешает, несмотря на жару.
Я чувствовал, что ей хочется что-то добавить, но она колебалась, не находя слов.
— Я готова вам кое в чем признаться…
Она накрыла мою руку своей, как бы для храбрости.
— Хоть на дворе очень жарко, знали бы вы, до чего мне всегда холодно…
Она устремила на меня взгляд, одновременно робкий и вопросительный, ожидая ответа или, скорее, диагноза, который мог бы ее успокоить.
* * *
Мы вышли из «Свежего следа». На бульваре Гувьон-Сен-Сир она опиралась на мою руку. Дул ветер, впервые за две недели.
— В сущности, вы правильно сделали, что надели меховое манто, — заметил я.
Она, наверно, хотела вернуться домой пешком. Но в таком случае мы шли не в ту сторону. Я сказал об этом ей.
— Мне хочется немного пройтись, до первой стоянки такси.
В этот поздний час и в это время года движения на бульваре Гувьон-Сен-Сир практически не было. Странно, я пишу эти строки сегодня и слышу эхо наших шагов — вернее, ее шагов — на пустом тротуаре. Мы дошли до маленькой площади, где я жил. В эту минуту мне захотелось откланяться, сказав, что меня ждут дома — в моей мансарде, такой тесной, что я, входя, был вынужден сразу валиться на кровать, чтобы не приложиться головой о балку. И при этой мысли я не мог удержаться от смеха. Она крепче уцепилась за мою руку.
— Что вас насмешило?
Я не знал, что ей ответить. Да и ждала ли она ответа? Свободной рукой она подняла воротник мехового манто, как будто ветер внезапно похолодал.
— У вас в квартире по-прежнему висят маски из Африки и Океании? — спросил я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
Она остановилась и посмотрела на меня удивленно:
— Ну и память у вас…
Да, память… Я ведь помню и детали моей жизни, помню людей, которых старался забыть. Я думал, что мне это удалось, но, когда я этого совсем не ожидаю, через десятки лет, они вдруг всплывают, как утопленники, на повороте улицы, в определенные часы дня.
Мы дошли до Порт-де-Шампере. Единственное такси ожидало на стоянке перед рядом домов с кирпичными фасадами.
Вы можете проводить меня? — спросила мадам Юберсен.
И снова я чуть было не сказал, что меня ждут дома. Но мне вдруг стало совестно ей лгать. И так уже было столько лжи, чтобы избавиться от людей, столько
