Это останется с нами - Виржини Гримальди
Звоню в домофон, и дверь открывается. Вижу почтовые ящики, дворик с деревьями и мусорные баки. Не понимаю, куда идти дальше, но тут из окна первого этажа высовывается мужик и спрашивает: «Вам помочь?» – а я даже имени хозяйки не знаю.
– Мне нужно к даме с пучком…
Он захлопывает окно и тут же выходит из красной двери с котом на руках, будто телепортировался, как инопланетянин, и представляется Виктором Джулиано, консьержем здания. Кажется, он в курсе дела.
– Мадам Перрен живет на четвертом этаже, поднимайтесь по лестнице.
Он указывает мне дорогу, я благодарю и собираюсь последовать совету, но дядька удерживает меня за руку.
– Имейте в виду, она очень милая дама.
– Ясно…
– Ведите себя с ней как положено, – не отстает он.
– Хотите сказать, что я не должен удушить мою квартирную хозяйку подушкой во сне или сожрать ее мозг? Очень жаль…
Виктор отшатывается, я успокаиваю беднягу: «Шутка, я никогда не любил мозги!» – он сдавленно хихикает, мол, понял. Притворяюсь, что верю, хотя консьерж пялится на меня, как индюшка на мясника накануне Рождества.
Старая дама открывает дверь, просит подождать на коврике и кладет к моим ногам два прямоугольных куска ткани.
– Теперь входите.
Я оказываюсь в маленькой прихожей, но дальше меня не пускают.
– Наденьте, пожалуйста, коньки!
– Что-что?
Она указывает пальцем на два куска войлока и объясняет, что это, конечно же, не «коньки», а что-то вроде тапочек для защиты паркета.
– Если останетесь в ботинках, будете скользить на войлоке, но можете и разуться. Это натуральный дорогой паркет, я за ним ухаживаю, но он очень капризный. У вас нет сумки?
Я качаю головой, становлюсь на… «лыжи» – так будет точнее! – и следую за хозяйкой к моему новому жилищу. Зовите меня Тео Канделоро.
Комната небольшая и не очень светлая, но сойдет и так. Тут есть одноместная кровать, комод, письменный стол и белый ковер – его, похоже, соткали из волос с задницы Пер-Ноэля[13]. Скольжу к окну и выглядываю в окно, оно выходит во двор.
– Устраивайтесь, все остальное я покажу вам потом, – говорит хозяйка, закрывая за собой дверь.
Наконец-то один! Сбрасываю кроссовки и падаю на кровать. Не могу перестать лыбиться как придурок, когда же еще, если не сегодня? У меня есть дом. Дом. Это чудо. Будь здесь больше места, я сделал бы тройной лутц. Я был уверен, что женщина из булочной перебила у меня это место. Это карма. Попыталась пролезть без очереди, не пожалела меня, ну и я не буду.
Хватаю телефон, чтобы поделиться радостью с друзьями, но в последний момент передумываю. Я не давал о себе знать с момента отъезда и не стану дразнить их, пока она еще там. Лучше напишу Белле, у меня со вчерашнего дня нет от нее новостей. Обычно мы пишем друг другу, как только появляется возможность, а по вечерам, когда ей нечего делать, общаемся часами. Она заботится о больном отце, изучает историю искусств и работает официанткой. У нас очень много общего. Она доверилась мне, рассказала то, что никогда никому не говорила, и я тоже открыл ей мои секреты. Кажется, она и правда меня понимает. Вчера я послал ей свою фотографию – она давно просила. Мне было не по себе: что, если Белла найдет меня противным? Но она ведь сказала «я тебя люблю», и у меня дрогнуло сердце. Нечасто я слышал эти слова. И не подозревал, что можно привязаться к человеку, которого ни разу не видел.
«Привет, Белла, как дела? Угадай, откуда я пишу <3».
Нажимаю на клавишу «Отправить», и в этот момент кто-то звонит в дверь. А потом до меня доносятся два голоса. Приоткрываю дверь, высовываю голову и вижу женщину, «встающую на лыжи». Она поднимает глаза, и я узнаю конкурентку из булочной с зеленым чемоданом.
15
Ирис
Я с детства не ходила в «паркетных тапках». Бабушка, натерев полы, всегда заставляла нас с кузеном надевать их, и мы играли в «кто доскользит дальше». Он был на два года старше и намного наглее. В моем характере уже тогда присутствовал соревновательный дух, и я делала все, чтобы не дать ему победить. Один раз «поцеловалась» со стеной, и на лопнувшую губу пришлось накладывать специальный пластырь, а за залитый кровью свеженатертый паркет меня лишили «Клуба Дороти»[14].
Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с парнишкой из булочной, улыбаюсь, и он закрывает дверь.
– Я решила принять на постой вас обоих – у меня две свободные комнаты. Идемте, покажу, где вы будете жить. Кстати, меня зовут Жанна.
Я следую за хозяйкой по коридору до моего нового пристанища. Комната не очень большая, но здесь есть все необходимое, а на кровати лежит притягательно-пухлое одеяло, зовущее прилечь и отдохнуть. Жанна оставляет меня одну и предлагает через десять минут обсудить условия и правила совместного проживания. Я за две минуты освобождаю чемодан от вещей, их немного, одежда на несколько дней да зубная щетка. Собиралась я как в тумане и далеко вперед не заглядывала, а сейчас я мечтаю только о горячем душе: гостиничная лейка плевалась слабенькими теплыми струйками. Я смотрю на белые шторы, явно сшитые вручную, на обои в облачках и спрашиваю себя, сумею ли однажды почувствовать себя здесь как дома. После Ла-Рошеля[15] это моя первая попытка где-то осесть. Я взяла на вооружение технику «пошаговых действий» и двигаюсь на ощупь, не зная, как сложится каждый завтрашний день. Я понимаю, что проживу в этом доме в лучшем случае полсрока, и все-таки чувствую успокоение, потому что обрела приют. Пусть и ненадолго.
Толкаю дверь гостиной – и на меня нападает свирепый зверь. Бегу к первому попавшемуся на глаза «убежищу» и вспрыгиваю на зеленый бархатный диван на глазах у изумленных соседей по квартире.
– Не бойтесь, милая, Будин просто хотела познакомиться и приласкаться.
– Не думала, что вы держите сторожевого пса.
Парень издает смешок и комментирует:
– Никогда не видел такого могучего питбуля.
– Будин – не питбуль! – восклицает Жанна, подхватив собачку на руки. – Она – карликовая такса. Ну-ну, дорогая, не слушай этих глупых молодых людей.
«Собачья» фобия появилась у меня в семь лет: абрикосовый пудель соседки пробрался в наш сад и принял мою икру за пулку жареного цыпленка. Я попыталась вырваться, дергая ногой в разные стороны, но пес
