Снежный великан - Сьюзан Креллер
Но там никого не оказалось. Стоящий на столе чайник выбрасывал неприятно пахнущие клубы пара, что могло означать только одно: миссис была дома. Никто другой не пил эту травяную бурду, и даже Стелла, которая искренне любила свою бабушку, потешалась над ее чайными смесями и была уверена, что иногда миссис добавляет к травам немного ванильного табака.
На пути к Стелле Адриан, проходя мимо комнаты миссис Элдерли, услышал какие-то непонятные звуки и не сразу понял: там внутри кто-то тяжело дышал. Может быть, бабушке Стеллы стало плохо — вдруг она упала и сейчас лежит на полу, с трудом переводя дыхание, или что-нибудь сломала себе?
— Миссис Элдерли? — спросил Адриан через закрытую дверь.
— Метр девяносто, входи, — тяжело дыша, отозвалась та.
Адриан открыл дверь и обнаружил миссис в блестящем лиловом гимнастическом костюме, ее суставы были неестественно вывернуты. Казалось, она сидела на корточках, но при этом опиралась не на ступни, а на руки; ее тело было приподнято и висело в воздухе. Все это выглядело довольно артистично.
— Йога? — спросил Адриан, и миссис, не меняя позы, прохрипела:
— Ты и это знаешь!
Адриан мог бы ответить, что он действительно знал о ее привычке заниматься йогой, хотя, по правде говоря, никогда не видел, что именно она делала. Но вместо этого он просто сказал:
— Ну, тогда я пошел, мне надо уладить еще кое-что, пока.
Внезапно миссис опустилась на ноги и как-то странно и очень серьезно посмотрела на Адриана.
— Метр девяносто, — сказала она, — послушай-ка меня. На занятиях йогой мы поступаем следующим образом. Если ты не можешь продолжать упражнение, у тебя все болит и совсем нет сил, тогда надо сделать три вдоха и три выдоха — именно три, это важно. И только после этого ты признаешь себя побежденным. Если вообще признаешь.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Если вообще признаешь себя побежденным, Метр девяносто. Запомнил?
После этих слов миссис перешла к новому упражнению, приняв следующую, не менее сложную позу. Адриан, пробормотав на прощание что-то нечленораздельное, вышел из комнаты и направился к Стелле с тяжелым сердцем. И хотя оно и без того билось, очень громко, тем не менее Адриан взял на себя труд и постучал в дверь.
— Миссис, это ты? — донеслось из-за закрытой двери.
Голос Стеллы.
Совсем рядом.
Адриан откашлялся, распахнул дверь и увидел Стеллу, сидящую на кровати, небрежно скрестив ноги, — эта свободная поза не шла ни в какое сравнение со сложными позами йоги миссис Элдерли. Вокруг Стеллы было разбросано столько одежды, сколько Адриан еще никогда не видел в ее комнате. И здесь было еще кое-что новенькое.
Взгляд Стеллы оказался совсем другим.
Когда она поняла, кто стоит в двери, то совсем ненадолго, на краткий миг, разочарованно опустила уголки рта — и именно это решило все. Теперь она могла сколько угодно улыбаться и говорить всякие приятные вещи, но по-настоящему имели значение только эти полторы секунды недовольства, только они.
— Адриан, это ты, — произнесла Стелла, не скрывая разочарования, но, по крайней мере, ее слова не прозвучали неприветливо. Она на мгновение задумалась, а потом сказала в свой мобильник: — Давай прервемся, я перезвоню тебе попозже.
— Что у нас новенького? — спросила она, улыбаясь, затем бросила на Адриана короткий взгляд и продолжила рыться в своих шмотках.
— Это я, — сказал Адриан.
— Ты, — сказала Стелла, даже не подняв головы.
Она внимательно осмотрела синий свитер, приложила его к джинсам, покачала головой и вытащила из горы шмоток другую вещь — зеленую, слишком тонкую футболку. Затем, обращаясь непосредственно к этой футболке, спросила очень по-взрослому:
— Могу я что-нибудь сделать для тебя?
И Адриан подумал: «Да, действительно, найдется парочка или десяток мелочей, которые можно было бы сделать для меня прямо сейчас. Ты могла бы меня спросить, не хочу ли я нарисовать твой портрет — ведь сам я этого никогда не сделаю; могла бы в любой день позвонить мне, крикнуть перед дверью моей комнаты: “Давай, поторапливайся!”; могла бы посидеть на качелях со мной и миссис и ничего не делать; ты могла бы громко заявить: “Дато — что за дурацкое имя!” или “Как может кто-то носить имя Дато?!”; могла просто посмотреть на меня; ты могла бы назвать меня “Метр девяносто”; могла бы сказать: “Мне очень жаль, что по недоразумению я совсем не вспоминала о тебе, такое никогда больше не повторится ”».
— Нет, — сказал Адриан. — Все отлично. Просто в последнее время у меня не было ни одной свободной минуты, ты же сама знаешь, как это бывает, когда ты в запарке.
Его сердце. Ему не хватало воздуха, оно билось.
Билось.
Но Адриан продолжил:
— Я подумал: дай посмотрю, все ли у тебя в порядке — но, кажется, у тебя все в полном ажуре. С кем ты только что разговаривала по телефону?
Стелла посмотрела на какую-то новую вещицу, которую выудила из горы одежды, и улыбнулась ей:
— Да, ты всегда куда-то спешил!
Новая вещица осталась нема как рыба, и тогда Адриан спросил:
— Так с кем ты разговаривала по телефону?
Стелла удивленно посмотрела на него и даже не потрудилась ответить полным предложением:
— Подруга, школа, ты не знаешь.
И вот опять эта ужасная ситуация со школой, точнее — с двумя школами. А ведь Адриан с самого начала знал, что это была ошибка: в одиннадцать лет он поступил в гимназию, а Стелла нет. Но теперь уже было нельзя ничего изменить. Миссис как-то сказала ему: «Адриан, не придавай этому большого значения, так будет даже лучше. Поверь мне, если вы будете видеться и в школе, рано или поздно вы начнете только действовать друг другу на нервы, так всегда происходит». К сожалению, эти слова его совсем не утешили.
Стелла приветливо посмотрела на Адриана, почти ласково, и сказала:
— Сейчас у меня совсем нет времени, мне уже пора уходить.
— К подруге?
Стелла принялась кусать губы, и только сейчас Адриан заметил, как зарделись ее щеки и как ярко засияли ее глаза. Он чувствовал, что это плохой знак: сияние предназначалось не ему — и никто не смог бы его переубедить.
— Я иду в дом напротив, — тихо сказала Стелла. — Я илу к Дато.
— В… Дом
