Замки - Ирина Леонидовна Фингерова
Она сказала «у нас»?
Я проснулась посреди ночи. На моей груди сидела черная жаба. Я не могла пошевелиться, в ушах раздавался «белый звон», высокочастотный писк. Я поняла, что жаба говорит со мной. Я не могла пошевелиться! Тело превратилось в чугунный гроб, из которого невозможно вырваться! Я даже не могла закричать!
Через несколько секунд всё прошло, я вскочила с кровати, включила свет и проплакала до рассвета.
Я пообещала себе, что больше не буду участвовать в экспериментах Моргана с асфиксией, но он проигнорировал моё неуверенное «нет» и сказал, что сонный паралич[14] – обычное дело, надо спать на спине. Спасло меня то, что Владислав заинтересовался нашим способом выдумывать истории и предложил свою кандидатуру.
Я засекала время, Морган сдавливал шею Владислава галстуком. Руки у него почему-то дрожали, я объяснила себе это недостатком сна и вечным кофе. Из-за экзаменов Морган снова вошел в кофейную фазу и пил по три чашки в день.
Владислав часто-часто дышал и садился на корточки.
Морган резко ослаблял хватку…
Такими нас и застал Егор Васильевич – старьевщик. Он собирался подобрать бутылки, лежащие около мусорки, и унести их в своей клетчатой торбе, но передумал.
Вместо этого он закурил и сказал с явным знанием дела:
– А, собачий кайф…[15]
Так мы завязали.
ФОРУМ
«Друг мой, Господу Богу было угодно, чтобы заразился ты сей болезнью, и великой осеняет тебя Господь благодатью, желая покарать за то зло, какое ты совершил в мире сем».
Требник Вьеннской церкви
Картина, представшая перед его глазами 17 ноября 1521 года, была выбита тысячами иголок на внутренней поверхности его век.
Во французской провинции Лангедок за один день сожгли 600 человек, из которых половина была больна проказой[16]. Остальные лишь подозревались в этой страшной болезни. В том числе Жозефин Лафар – его мать, Игрейн – златокудрая младшая сестра десяти лет от роду, Жак Лафар – его отец и их собачонка Жужу.
По роковой случайности Жужу цапнула за ногу старого Чарлайна, обладателя «facies leonina»[17]. Чарлайн был вполне доволен своей жизнью – до того момента, как был издан указ о борьбе с проказой: полное уничтожение зараженных и контактных лиц.
Презренный Луи донес на собачонку Жужу, получил несколько честно заслуженных монет и уснул в тот кровавый день с легким сердцем, радуясь, что спас горожан от опасности!
Морган служил подмастерьем в мастерской оружейника на окраине городка. Следующим утром, по обыкновению своему, он возвращался домой. Он спешил поскорее рассказать отцу, что мастер его похвалил! Вместо дома Морган увидел пепелище. Не получив ни единого шанса на то, чтоб осознать происходящее, он был схвачен.
Морган получил три удара тупым предметом по голове и один – ногой в живот.
Его уложили на носилки, накрыли черным покрывалом и под пение погребального псалма доставили в церковь, где служилась месса за упокой. Морган был парализован отчаянием, страхом и виной перед всеми этими людьми. Он наверняка все это заслужил, другого объяснения нет…
Он не сопротивлялся. Не смог вымолвить ни слова. Даже не сумел сказать «аминь». Он молчал, когда его клали в гроб, относили на кладбище, опускали в могилу и сбрасывали несколько лопат земли со словами: «Ты не живой, ты – мертвый для всех нас»[18].
После этого его вытащили из могилы и куда-то отвезли. Вот так – раз и навсегда – изменилась его жизнь. Теперь он был совсем одинок.
Теперь он был мёртв.
Воспоминания сохранились обрывками.
Он помнил скрипящую огромную железную дверь. Помнил изуродованные лица людей, лежащих прямо на земле.
Монастырь Сен-Круот стал его домом на ближайшие несколько лет.
А семьей его стала толпа обездоленных, облаченных в балахоны с прорезями для глаз. Они должны были всегда носить с собой колокольчики, чтоб предупреждать о своем появлении. Согласно новому закону, следовало возводить лепрозории[19] у дорог. Так изгои могли собирать милостыню.
Живые мертвецы, забывшие свои имена, они знали лишь одно – cito, longe, tarde[20].
Но было слишком поздно.
Страдающие от болезни, лишенные всякого человеческого участия, они ждали смерти как избавления. Вот какой была новая семья Моргана.
Они поддерживали друг друга. Старик Арнет рассказывал каждый вечер истории о дальних странствиях. Он напоминал Моргану отца. Перед тем как заснуть, Морган пытался вспомнить лицо предателя Луи, восстановить в памяти черты сестренки, матери, отца. Но время вытесняло воспоминания, и Морган ненавидел себя за это.
Порой добрая Габриэлла, монахиня, приносила ему кусок лукового пирога с кухни. Жизнь становилась не такой невыносимой. Старик Арнет учил его латыни. Высокие своды монастыря Сен-Круот спасали от одиночества. Он видел в витражных стеклах улыбку ангелов. Кажется, это была Игрейн. Это точно была она!
Но «добрые люди» лишили его и этой малости.
Ужасный вид больных, их зловонные язвы пробуждали в здоровом населении страх и ненависть. Прокаженных обвиняли в сговоре с ведьмами. Подозревали в том, что они хотят свергнуть короля. Считали, что они отравляют городские колодцы и похищают младенцев.
В 1525 году страхи достигли своего пика, и, сумев обзавестись необходимыми доказательствами, толпа стала свирепствовать.
В качестве примера одного из неукоснительных доказательств приведу следующее письмо:
«Мы своими глазами видели отравленную ладанку в одном из местечек нашего вассальства. Одна прокаженная бросила на землю котомку, которую тотчас же отнесли в суд. В ней нашли голову ящерицы, лапы жабы и что-то вроде женских волос, вымазанных черной вонючей жидкостью. Страшно было разглядывать и нюхать это. Когда сверток бросили в пламя, он не загорелся: ясное доказательство того, что это был сильный яд и что демоны имели к этому отношение».
Далее, некий Жером де Партенэ написал королю, что один «важный прокаженный», схваченный в своем поместье, признался, что какой-то богатый еврей дал ему денег и некоторые снадобья. Они состояли из человеческой крови и мочи с примесью тела Христова. Эту смесь сушили и измельчали в порошок, зашивали в ладанки с тяжестью и бросали в источники и колодцы, а потом люди болели и умирали».
Разумеется, когда вести дошли до короля, был издан новый закон, и в некоторых провинциях прокаженных массово подвергали сожжению, даже не рассматривая возможности поместить их в лепрозорий. Люди учиняли самосуд. Страх и помешательство стали всеобщими. Подобной участи не миновал и лепрозорий Сен-Круот. Моргану чудом удалось спастись. Вновь потеряв семью, он отправился куда глаза глядят.
Поразительно, как жестоки могут быть люди, если действуют на благо общества. Оправдывающая идеология, страх за собственную шкуру и наличие
