Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва
Но я просто не до конца разобралась в многогранности страданий. Потому что, когда пришла боль, которая разорвала меня на части, я поняла: до этого была лишь увертюра к боли. Настоящее страдание – здесь. В навалившемся всем весом, дышащем перегаром теле. В этом диком стаккато грубых толчков. Вот она, настоящая пытка. И я кричала. И молила о пощаде, ненавидя себя, показывая слабость и ничтожность своего тела. Мой крик всё длился и длился. Смешиваясь с ударами и приказами заткнуться. Смешиваясь с кровью разбитых губ. И этой агонии не было конца. Наконец потная мозолистая ладонь надавила на лицо, и я почувствовала, как сознание меркнет. Я надеялась, что больше не будет ничего. Что мне удалось заслужить смерть. Любой пытке рано или поздно должен настать конец.
Но потом появились руки и подхватили меня. Не злые крепкие кулаки, а чуть шершавые ладони, неловкие. Они укачивали и грели, гладили утешительно, с добротой и состраданием. Почти как мамины, но у нее не было такой загрубевшей кожи. Руки оберегали, и мне казалось, что я слышала бормотание снаружи моего кокона. Голос обещал, что теперь всё будет хорошо, а руки держали крепко, но нежно. И потоки теплого воздуха вновь подхватили мое исстрадавшееся тело, отправив его в блаженное ничто.
Женя
Не могу быть уверен, что мне удалось поспать, тело вроде проваливалось в короткую дрему, но потом я вскакивал на постели, беспокойно сверялся с часами и в пять утра окончательно проснулся, будучи абсолютно измученным от нервного напряжения. С тревогой и нетерпением я прислушивался к звукам в квартире, прозвонил будильник отца, и я, затаившись, ждал, пока он в привычном ритме собирался на работу; время, казалось, текло бесконечно медленно, и, когда за отцом громко захлопнулась входная дверь, я поспешно вскочил, хотелось собраться как можно быстрее. Мама любит поспать в субботу и раньше девяти вряд ли выйдет, поэтому я быстро принял душ, натянул одежду и написал в темноте записку для мамы про несуществующий поход в кино с несуществующей девушкой, после чего практически бесшумно закрыл за собой дверь, устремился вниз по лестнице, перепрыгивая несколько ступенек за раз, и с тревогой нажал кнопку звонка у знакомой двери на шестом этаже, но в ответ была только тишина.
Сейчас семь утра, но неужели они спят как ни в чем не бывало? Или, может быть, их вообще нет? Им пришлось поехать в больницу? Всё обернулось хуже, чем я думал?
Сердце колотилось с такой силой, что я снова нажал кнопку звонка, не отпуская, пока не услышал какие-то звуки за дверью и пока она не открылась. Я увидел бледное заспанное лицо Олега, и мы недоуменно посмотрели друг на друга.
– Ты чего, Жень? – недовольно буркнул Олег. – Ты что тут делаешь?
Мне хотелось задать ему точно такой же вопрос: он никогда не оставался ночевать, потому что Сашка всегда просил его уехать, да и сам Олег задержаться обычно не стремился.
– Эм-м-м… А Сашка где? – неуверенно спросил я, размышляя, в курсе ли ситуации Олег: не может же быть совпадением то, что он здесь оказался.
– Спит, – коротко ответил Олег, подозрительно глядя на меня. Я видел, что он уже немного пришел в себя и мысли сложились в его голове в определенную картину.
– Я тогда к нему, – постарался говорить нейтрально. – Мы вроде как договорились сегодня пораньше встретиться.
Без приглашения я прошел в квартиру, так что Олегу пришлось посторониться, а я спокойно разделся, хотя внутри всё напряглось, как струна, и направился к закрытой двери Сашкиной комнаты.
– А Саня спит в зале, – остановил меня голос Олега. – Там Василиса.
Василиса? Ее зовут Василиса, и она здесь, а значит, всё более-менее в порядке?
– А… ну да, точно, – сдержанно ответил я и постарался как можно более невозмутимо пожать плечами.
– То есть для тебя это не сюрприз? – хмыкнул Олег, но я уже был в зале и смотрел на незаправленный диван, на котором Сашки не было.
– Его там нет, – сказал я, вернувшись в коридор, и, прежде чем Олег успел меня остановить, очень тихо приоткрыл дверь в комнату друга.
В темноте я смог разглядеть лишь смутную фигуру на кровати, закутанную в одеяло, и Сашку, который сидел на полу; он отодвинул тумбочку и занял ее место, а голову откинул на стену. Тумба стояла справа от него, и стояла криво, должно быть, он двигал ее впопыхах и пространства себе освободил недостаточно, поэтому одну руку он зажал между коленей, приняв довольно неудобную позу, а ладонью второй сжимал тонкую кисть, которая свесилась с края кровати. Я тихо подошел к другу и тронул его за плечо, он вздрогнул, открыл глаза, которые заблестели в темноте, и непонимающе уставился на меня, будто не узнавал; я жестами показал ему на дверь, дождался кивка, вышел. Через минуту Саня последовал за мной, очень тихо, но плотно затворил за собой, хмуро кивнул Олегу, толкнул меня плечом, приглашая таким образом пройти на кухню. Он выглядел помятым и изможденным, под глазами темнели синяки.
– Да-да, вам столько нужно обсудить, не обращайте на меня внимания, – с сарказмом произнес Олег, хмыкнул и двинулся в сторону родительской спальни.
Было удивительно, что он ночевал там, поскольку спальня родителей пустовала с того самого момента, как Сашкин отец уехал из дома, там всегда царила идеальная чистота, которую поддерживала приходящая раз в неделю Лидия Петровна, но туда никто никогда не заходил без особой надобности. Оказавшись на кухне, я привычным движением включил свет и прошел к плите, пока Сашка усаживался за стол. Здесь я чувствовал себя привычнее, чем дома, повязал фартук и принялся готовить субботний завтрак так, будто вчера не произошло ничего из ряда вон выходящего и будто после еды мы, как и в любую другую субботу, будем играть в «Мортал Комбат» до тех пор, покамест адаптер приставки не начнет дымиться. Я доставал продукты из холодильника и готовил омлет, а Сашка и слова не проронил, тишина казалась гнетущей, но я знал, что он заговорит тогда, когда будет готов, поэтому сосредоточился на взбивании яиц и обжарке бекона с овощами, а потом оставил омлет томиться под крышкой и приступил к перемалыванию зерен, и вот тогда Сашка наконец подал голос.
– Не пустил тебя вчера? – он
