Раннее, раннее утро - Павел Вежинов
— Вы напрасно оправдываете ее! — сухо возразил я. — Насколько я понял, пустым и низким человеком оказалась она, а не вы… А то, что вы считаете порядочностью — есть самое обычное мещанство…
— Не знаю! — вздохнул он. — Я стараюсь быть объективным… справедливым… Если б вы слышали мысли, как я, вы бы поняли, что мир совсем не таков, каким мы его себе представляем… Душа человека не поспевает за изменениями внешних условий… Если б вы могли слышать, как я, у вас были бы совсем иные представления о добре и зле… Вы лишились бы многих иллюзий, которые, вообще-то говоря, очень полезны, особенно для писателя… Никто не имеет права учить людей добру, если сам твердо не верит в него, если не убежден, что оно всемогуще и живет повсюду вокруг нас.
— У вас есть друзья? — внезапно перебил я его.
— Я ждал этого вопроса! — ответил он. — Да, у меня есть друзья… Есть даже друг детства… Мы часто видимся и откровенно делимся мыслями… Но стоило мне вставить в ухо эту крохотную штучку, как я понял, что мы никогда не были откровенны и никогда по-настоящему не знали друг друга. Ему одному я доверил под самым большим секретом тайну своих исследований, правда, не сказав, что мне удалось достигнуть разительных успехов. Лишь недавно я намекнул ему, что моя работа заметно продвинулась вперед. Он искоса поглядел на меня и с напускным оживлением пробормотал:
— А, браво!..
Но мысли у него были совсем другие. «Неужели этот безумец и вправду верит, что занимается делом! — думал он. — Выколачивал бы лучше деньгу, чем гоняться за синицей в небе!..»
— Мне кажется, я скоро добьюсь своего, — продолжал я.
«Жди, жди! — думал он. — Этак ты далеко не уйдешь… Лучше бы ты, голубчик, за женушкой присматривал; не велика радость ходить рогатым!»
Признаюсь, что тут я разозлился и решил его одернуть.
— Анна не изменяет мне! — спокойно заметил я.
Он так обалдело поглядел на меня, что я невольно развеселился.
— А кто сказал тебе, что она изменяет?
— Ты сказал.
— Я ничего такого не говорил! — растерянно оправдывался он, но в глазах его появился испуг.
— А ты не прихворнул? — озабоченно спросил я. — Ты ведь только что сказал, что невелика радость ходить рогатым…
«Значит, я проболтался! — подумал он в полном замешательстве. — Выболтал свои мысли!.. Черт побери, что со мной творится?»
— Слушай, дружище! — продолжал я. — Не думай, пожалуйста, что я так уж глуп, Анна мне не изменяет, и я это знаю так же твердо, как и то, что ты считаешь меня немного свихнувшимся…
— Кто? Я? Что за глупости! — запротестовал он. — Откуда ты это взял?
— Друзья должны быть честными между собой, — безжалостно продолжал я. — Должны быть откровенными, должны доверять друг другу… Иначе что проку в дружбе?
— Конечно, конечно, — промямлил он. — Но я всегда был с тобой искренен!
Мой гость на мгновение задумался и продолжал:
— Но он не был искренним… Наверное, он и не сознавал, как далек он от настоящей искренности… Эта особенность поражала меня и у многих других — все они лгали, не сознавая, что лгут… Они были готовы возмущаться любой чужой ложью, забывая, что в своей повседневной жизни не могут обойтись без лжи, как без воды или пищи… Седовласые старцы, люди, всеми уважаемые и почитаемые, внушающие трепет своими именами и титулами — ученые, артисты, всякие деятели, — все они лгали с такой легкостью, что меня подчас охватывал самый мрачный пессимизм… Они лгали в своей личной жизни хладнокровно, без зазрения совести, я бы даже сказал, бессознательно, — обманывали друзей, жен, детей, часто без нужды и по пустякам… Но куда тяжелее было слушать, когда они лгали, рассказывая о своих делах, планах и идеалах… Я понял, что для некоторых людей ложь является нормой поведения — без лжи их жизнь и деятельность были бы просто немыслимы…
— Все это старые истины! — сказал я со вздохом.
— Верно! — с живостью ответил он. — Но одно дело знать это теоретически, а другое — видеть и наблюдать непосредственно… После лжи больше всего меня поражала глупость… В нашей современной жизни уменье скрывать свою глупость стало искусством… И это искусство так развилось, что иной раз нужно съесть с глупцом пуд соли, прежде чем поймешь, что он круглый дурак… Мой аппарат в одно мгновение безжалостно сдирал самые искусные маски, и передо мной возникало истинное лицо человека — его истинный ум, характер, чувства… Меня поражало, как ошибочно судим мы о людях в нашей повседневной жизни… Я наблюдал самые примитивные чувства, феодальные замашки, гнусный эгоизм у людей, которых я считал образцом добродетелей… И наоборот — видел настоящую человеческую душу у тех, кого обычно ставили ни во что… Вначале это меня потрясло, но потом я привык…
— Но с каждым днем вы все более теряли веру в людей, — добавил я.
— Нет и нет! — с горячностью возразил он, — Не подумайте, что я стал человеконенавистником… Я хорошо понял простую истину… Человеческая душа в окружении зла чахнет, задыхается, грубеет или же начинает быстро разлагаться… Зло — неподходящая среда для нее… Но в атмосфере добра душа человека расцветает, хорошеет, и от нее быстро начинают отпадать все пороки, которые нам кажутся укоренившимися и чуть ли не врожденными… Я твердо верю, что, когда мы создадим подлинно новое общество, его люди будут совсем другими — настоящими новыми людьми…
— Счастлив слышать это! — взволнованно воскликнул я. — Я счастлив слышать это именно от вас!
— Я еще раз говорю, что верю в это… Познать зло вовсе не значит самому стать злым!.. Это значит — яснее видеть реальную дорогу к добру!..
— Вы сделали чудесное изобретение! — восторженно перебил я.
Он грустно улыбнулся.
— Нет, вам только так кажется!.. Я решил
