Синее на желтом - Эммануил Абрамович Фейгин
И действительно, у одной из пещерок, — а их тут множество было понарыто, — стоял грузовик, из которого двое парней выгружали повизгивающих кабанчиков. Голов десять они выгрузили и загнали в пещеру и столько же оставили в кузове. «Ну, значит, не попутная», — подумал я, но на всякий случай спросил:
— Куда путь держите, хлопцы?
— А тебе куда надо?
— В армейскую редакцию.
— Редакция? Это где же она? — спросил один из парней, судя по всему, и особенно по пятнам на ватной куртке, водитель грузовика.
— Это где железный ветряк стоит, — пояснил я. — Слева лесопосадка, а справа ветряк.
— Там разве? Ну, это не за горами, — сказал водитель. — А вы что, работаете там?
— Работаю.
— Редактором?
— Да… вроде, — замялся я. Смешно, но до сих пор не могу привыкнуть к тому, что для непосвященных все работники редакции — редакторы.
— Вроде Володи, — рассмеялся водитель. — Что ж, подвезем, товарищ редактор, как редактора не подвезти. Вот только доставим наших чушек еще по двум адресам и прямым путем в редакцию. К самому парадному подъезду. И товарища младшего лейтенанта подбросим.
Младшего лейтенанта?! Это меня не обрадовало: один я еще мог рассчитывать на комфортную поездку в кабине, как-нибудь устроились бы, а раз уже есть какой-то младший лейтенант, то пожалуйте в кузов, граждане пассажиры, на бесплацкартные места, вместе с чушками. Нехорошо.
— А где он, этот младший лейтенант?
— А вон за той кухней. Видите?
Я посмотрел и увидел. Юру Топоркова увидел. Разумеется, в тот момент я еще не знал, что человека этого зовут Юрой Топорковым. Просто сидел на ящике у полевой кухни незнакомый мне паренек, моего примерно возраста, и пил чай, крепко обхватив озябшими руками большую кашеварскую фаянсовую чашку. Я давно приметил, что у многих наших поваров-кашеваров именно такие пол-литровые чайные чашки. А то еще и большей емкости. Они великие чаевники, наши кашевары. «А перчатки младший лейтенант потерял. Или обменял в дороге на молоко», — почему-то подумал я, ничуть не сомневаясь, что паренек этот только-только приехал на войну: слишком новенькой выглядела его длинноватая, на мой вкус, шинелька, — а шинели, как известно, стареют на фронте необыкновенно быстро, — и слишком тощим был лежащий у его ног «сидор» — а это значит, что человек из тыла явился, там, говорят, со снабжением неважно стало. Ну а подойдя поближе, я мгновенно учуял запах санпропускника, а это у меня в то время было непрочно связано с железными дорогами, на них что ни посадка, что ни пересадка — санпропускник. Безусловно, это и нужно и мудро, но потом ты долго-долго распространяешь вокруг себя такое «благоухание», словно всю жизнь до того провел в аптечном шкафу.
— Это вы хотите ехать? — спросил я.
— Да-да, я! — младший лейтенант быстро поднялся, выплеснул из чашки остаток чая, вернул ее кашевару и, подхватив с земли свой «сидор», шагнул мне навстречу. — Уже едем?
— Скоро поедем, — сказал я, хотя еще не принял такого решения — не хотелось мне ехать вместе с чушками.
— Вот и замечательно, товарищ… — Он вопросительно посмотрел на меня — его уже приучили к воинской субординации, а по моему внешнему виду никак нельзя было определить, кто я в этом плане: мои лейтенантские «кубари» и командирская портупея с кобурой и пистолетом, а также планшет с картой и драгоценной тетрадью были скрыты от него под полушубком, а так поди разберись.
— Лейтенант Семен Медведев, литсотрудник армейской газеты, — назвался я.
— Младший лейтенант Топорков, — представился он и, подумав немного, уточнил: — Юрий Топорков. Пока без должности.
— Что так?
— Да вот так. Направили меня на взвод, а места свободного не оказалось. Вот и возвращают меня обратно в отдел кадров.
— Бывает, — сказал я. Утешительным этим словечком — не помню только, где и почему оно ко мне прицепилось, — я пользовался тогда довольно часто. И себя я им утешал в случае надобности, и других: бывает, мол, и хуже, бывает, мол, и лучше, всяко бывает… Не сомневайтесь, это проверено, есть особая сила в таких словах. Но на Юру Топоркова мое «бывает» не подействовало, он был явно огорчен тем, что его «возвращают обратно в отдел кадров».
«Бывает!»
Но что другое я мог ему сказать?
Сказать, что такое с младшими лейтенантами бывает только в дни затишья? Да зачем это знать новичку. Факт, конечно, остается фактом, куда от него денешься: в период боев на младших лейтенантов спрос великий, места для них освобождаются тогда не просто часто, а ужасающе часто, так что только подавай младших лейтенантов… И все же лучше будет, если младший лейтенант Топорков сам узнает об этом, когда придет время. Я хоть и репортер, но такой информацией предпочитаю не заниматься. И я сказал:
— Нам с тобой по пути, Топорков. Армейские кадровики с нами в одной столовой едят, из одного военторговского котла. Соседи мы с ними.
— Вот и ладно, — сказал Топорков, но это не значило вовсе, что он сколько-нибудь обрадовался такому замечательному попутчику. Чего не было, того не было, а было другое — важное, главное: — Мне бы к началу занятий попасть» А то и сегодня ничего не решат. — Он даже вздохнул не таясь, так ему хотелось, чтобы уже сегодня все решилось. Безотлагательно.
— Торопишься?
— Как тебе сказать… Я вообще не из торопливых. Но болтаться без дела противно. И сам понимаешь — не время.
— Я тоже так думаю — не время, — подтвердил я. — И если хочешь знать, я тоже спешу. У меня срочный материал. В номер. Я, правда, не беспокоюсь, материал что надо, но все равно, чем раньше сдашь, тем лучше. Ну а раз мы оба так торопимся, то нам гораздо выгоднее потопать пешочком. Машина, конечно, заманчивая штука, но я лично не советую связываться с этим свиновозом. В такие закоулки завезет, откуда ни тпру ни ну. Так до самого вечера и прокатаешься в обнимку с чушками, пятачок к пятачку. А это, я тебе скажу, удовольствие ниже среднего — измазюкаешься весь.
Топорков не сразу понял, почему
