Тарас Бурмистров - Записки из Поднебесной
Таким образом, именно монгольское владычество привело к усилению Москвы и дало ей возможность стать в конце концов столицей России. Несколько ранее почти то же самое произошло и в Китае, с небольшими вариациями. Хан Хубилай, внук Чингисхана, пришел к власти не совсем законным путем, и в связи с этим принял решение перенести свою резиденцию из Монголии в Китай, подальше от политических противников. Место для нее было выбрано рядом с древним китайским городом Чжунду, одним из важных политических центров Китая. Монголы выстроили там новый город, Даду (Пекин), ставший столицей объединенного государства (само название его означает "великая столица") и сохранивший свой столичный статус с некоторыми перерывами до настоящего времени. Главная резиденцией монголов стал Запретный город в Даду, выстроенный по образцу древних китайских столиц. Покоренный Китай был намного культурнее, чем его завоеватели, и оказывал большое влияние на их архитектурное творчество. Дворец монголов просто повторял по планировке китайские императорские дворцы (правда, пышные архитектурные сооружения не смогли, к сожалению, избавить диких монголов в одночасье от их старых привычек - в зимние холода они ставили юрты прямо во дворце, чтобы согреться).
Объединив Китай под своей властью (а заодно и присоединив Тибет) хан Хубилай основал империю Юань со столицей в Пекине. Она просуществовала почти сто лет, до 1368 года, когда бунты против монгольского владычества, прокатившиеся по Китаю, завершились взятием мятежниками Пекина и установлением новой, китайской династии Мин. Императором стал один из руководителей мятежа, Чжу Юаньчжан, выходец из бедной крестьянской семьи. Несмотря на свое плебейское происхождение, новая династия хорошо понимала задачи текущего момента - дворцы и храмы, построенные в ту эпоху, превзошли по своей грандиозности все, что возводилось в Китае до того и после. Китай тогда переживал огромное общенациональное воодушевление в связи с изгнанием монголов, которое и вылилось в строительство новых сооружений, затмивших и китайские, и монгольские дворцы. То же самое происходило и в России при Иване III, которому его могущество после присоединения Твери и падения Золотой Орды показалось настолько возросшим, что он начал искать для него совершенно новых форм, назвался Божией милостью царем всея Руси и выписал из Италии мастеров для строительства кремлевских дворцов и соборов (были и местные, московские, но у них дело что-то не заладилось, постройка замечательно дошла до сводов, а потом почему-то взяла и развалилась). Архитектурный ансамбль Кремля, действительно грандиозный, был, наверное, первой попыткой соединить русское национальное самосознание, которое после Куликовской битвы испытывало мощный подъем, и западную художественную технику. Позднее, с основанием Петербурга, этот прием был поставлен на поток, и когда после взятия Парижа город на Неве стал ощущать себя мировой столицей, там как раз очень кстати пришлись великие творческие достижения француза Монферрана и итальянца Росси.
В Китае тоже была не одна столица. Чжу Юаньчжан, вождь крестьянского восстания, провозгласил себя императором только после того, как взял Пекин, но уже двенадцатью годами ранее ему удалось захватить Наньцзин - город, который добрый десяток раз становился столицей различных мелких китайских царств. Монголы отучили Китай от раздробленности, и новой династии Мин уже не надо было изобретать что-то, кроме восстановления государственности по монгольскому образцу, но на своей национальной основе. Север страны тогда еще был сильно разорен, поэтому Чжу Юаньчжан обосновался на юге, на берегу реки Янцзы, и назвал свою столицу Наньцзин ("южная столица" по-китайски). Пекин превратился в небольшой административный центр, а его роскошные дворцы были разобраны и переправлены в Наньцзин. Полстолетия в южной столице возводились пышные сооружения, призванные символизировать величие объединенной империи. Среди них был и новый Запретный город, и Императорский город, резиденция новой династии. Потом, правда, от них остались одни основания. Все было снова разобрано и перевезено в Пекин, и тот дворец, который и сейчас можно увидеть там в Запретном городе, повторяет наньцзинский в общих чертах. Что же произошло? По всей видимости, Наньцзин, выросший, как и Москва, под монгольским игом, перестал соответствовать амбициям окрепшей династии. Ее не устраивали теперь свои старые, уже казавшиеся скромными, достижения: изгнание северных варваров и объединение Китая под своей властью. Она перевела столицу на север, восстановила Великую стену и завоевала Вьетнам.
То же самое происходило и у нас, только Москва несколько дольше удерживала свой столичный статус. Петр не любил ее; Кремль напоминал ему о стрелецких бунтах, новые начинания постоянно наталкивались на стену косности и упрямства, которую даже Петру с его железной волей преодолеть было нелегко. В XVII веке Москва уже не видела новых задач, стоявших перед государством. Тот самый национальный подъем, который охватил Россию после свержения ига, сослужил Москве плохую службу, остановив ее в своем развитии - ведь было достигнуто то, что являлось неистовой мечтой многих поколений, куда же было еще двигаться и к чему стремиться? С другой стороны, Москва, победив татар, переняла очень многое от их порядков. Сам титул "царь" уже напоминал о татарах (древняя Русь так называла ханов Золотой Орды). В 1721 году (ровно через триста лет после перевода китайской столицы из Наньцзина в Пекин) Петр провозглашает себя императором, и Московское царство становится Российской империей. Петр переносит и столицу из Москвы, но в совершенно другом направлении, чем это было сделано в Китае. Китайская династия Мин, обосновавшись в Пекине, подчеркнула тем самым то, что она заняла место монголов и имеет поэтому такие же права на власть в Китае и на новые, дальнейшие завоевания. При таком подходе Петру надо было переезжать со своим двором в Сарай, бывшую монгольскую столицу, выстроенную ханом Батыем в волжских степях (неподалеку от теперешнего Волгограда). И Петр действительно сперва устремился в этом направлении, обратив на юг в начале царствования, как говорит Ключевский, все свои усилия и народные силы. На азовском море была даже основана новая столица, Таганрог. Петр взялся за дело очень серьезно: от Москвы до Азова была проложена дорога, строились каналы между Волгой и Доном, на Азовском море появился русский флот. Но потом в дело вмешалась Европа, увлекая Россию в свои запутанные политические комбинации. С северо-запада России угрожала воинственная Швеция, господствовавшая в то время над балтийскими государствами, Дания и Польша искали в России союзника для борьбы со Швецией. "Это заставило Петра повернуть свои усилия с берегов Черного и Азовского морей к Балтийскому морю, перегнать туда народные силы, направленные на внешнюю борьбу, - пишет Ключевский. - Новой столицей государства суждено было стать не Азову или Таганрогу, а С.-Петербургу".
Это и привело к такому тесному сближению с Европой, в которое Россия втянулась в последующие двести лет. Перенеся свою столицу в Петербург, Россия, можно сказать, сама стала европейским государством. В Китае же это движение было направлено в другую сторону - но в обоих случаях оно выглядело как восхождение на новую ступень, достигнутое при помощи одного и того же средства. Позднее китайская столица еще не раз перемещалась в Наньцзин, но в конце концов она установиласьвсе-таки в Пекине. Есть много общего между Пекином и Петербургом, и именно по причине сходного исторического происхождения этих двух городов. Они даже называются одинаково (Пекин по-китайски звучит как Бэйцзин, "Северная столица"). Пекин, как и Петербург, сразу, изначально отстраивался как столичный императорский город. И там, и там строительство велось не хаотично, а по единому плану, и планировка этих городов и сейчас производит впечатление регулярной, правильной и геометрически четкой. Ни в одной другой столице я не видел таких широких, ровных и прямых проспектов, как в Пекине и Петербурге. Есть и другое сходство: отстраивая Пекин, китайские власти согнали туда не меньше миллиона крестьян, солдат, пленных и заключенных, и всего за восемнадцать лет возродили его архитектурное величие. Петру было не занимать азиатского деспотизма: он возвел свою столицу в два раза быстрее, положив в невских болотах двести тысяч человек. Примерно столько же погибло в 1945 году при взятии Берлина.
Все эти исторические параллели занимали мои мысли еще до нашего отъезда, когда в Петербурге я пытался на скорую руку узнать что-нибудь о Китае. Полученные сведения дразнили мое любопытство и горячили воображение. Когда я сидел в Публичке за какой-нибудь старинной английской или французской книгой с описанием Запретного города, мне очень живо представлялись огромные и праздничные императорские дворцы, многоярусные крыши храмов, выложенные разноцветной черепицей, реки и озера в цветущих парках с ажурными мостиками через них, сосновые и кипарисовые рощи по берегам. Действительность оказалась настолько не соответствующей ожиданиям, что мы даже не узнали Запретный город, когда впервые его увидели. Пройдя один или два квартала, мы уткнулись в невысокую и невзрачную крепостную стену - и пошли дальше, не обратив на нее особого внимания. Даже на Кремль это было совершенно непохоже. Наверное, китайские императоры полагали, что Великой стены, огораживающей Империю, вполне достаточно для достижения всей возможной пышности и блеска, зачем же тратиться еще и на возведение дополнительных укреплений вокруг своей резиденции? Так или иначе, но нас такой подход сбил с толку, и мы около часа блуждали по окрестным кварталам в поисках главной пекинской достопримечательности. Скучно нам, конечно, не было, но все-таки хотелось начать осмотр Пекина с самого известного и замечательного в нем. Поэтому мы решили спросить дорогу у аборигенов, приготовившись заранее к тому, что азы иностранных языков им придется изучать по ходу дела, беседуя с нами. Но неожиданно все получилось по-другому. Первый же встречный китаец, выслушав мою английскую просьбу, вежливо сказал мне: je ne parle pas anglais, monsieur. Peu
