Шломо Вульф - На своей земле
Дима отказался говорить с друзьями Сырых по-русски, а переводчик без конца бес-помощно моргал глазами, когда сержант переходил на мат без акцента. Частные расследователи тут же радостно переходили на русский, на что магавник упорно говорил "ло мевин" (нэ понимаю) и продожал излагать свою версию на иврите, снова срываясь на тяжелый мат.
По всему поселению шли обыски. Бесцеремонные дознаватели сдвинули с места мою "Арабеллу", на что капитан Блад высказал им все, что он о них думает... Упав-шего с доски на пол полковника Бишопа небрежно закинули, чтобы не потерялся, на батарейную палубу, к возмущению решительного канонира Огла.
Беспредел, короче, как всегда, когда эта публика ищет серую кошку в темной ком-нате, достоверно зная, что той там давно нет... Левая печать вопила, срывая лужен-ные глотки. Имя Бергер затмило на какое-то время самого Игаля Амира. А палестин-цы под шумок стреляли себе куда хотели и взрывали всех, кого не лень. Боевые друзья Димы только пожимали плечами на наглые выходки его подлеченных клие-нтов с пляжа. Кому хочется сесть в тюрьму за "неадекватное реагирование"?..
Больше всех досталось моим близнецам - Роме и Семе. Главное миролюбище не поленилось вернуться на место своей экзекуции, чтобы лично "побеседовать" - то есть наорать на молодых людей, тепло отозвавшихся о Танье Бергер. Им без конца прокручивали пленку, где Таня угрожала миролюбцу убийством, заботливо вырезав фразу о ее гиюре и святости миротворческой жизни. Всех интересовало членство Та-ни, меня, Ромы, Семы и, возможно, и Изабеллы в КАХ, по наущению которого по-хищены журналисты. Причастность Амирама Эйделя к этой стократ худшей, чем ХАМАС, преступной группировке уже не вызывала ни малейших сомнений.
Мои мальчики пошли в меня, а потому невозмутимо отвечали на вопросы и пожи-мали толстыми плечами: ничего не знаем. Я помогал папе в его мастерской, а Сема вообще тут не живет, приехал на похороны жены моего друга. Какие похороны? - недоумевали журналюги. - Какая Вика? А была ли девочка?..
4.
Как ни странно, Танин дом в Бат-Галиме и весь их уютный двор-сквер были точно такими же, как в нашем измерении. Только с балкона свисало не танино белье. Это обстоятельство нагнало тоску на нашу неунывающую атаманшу. Она притихла, не выдвигала инициатив, аппатично согласилась пойти с нами на море. Я взял на себя роль атамана на время ее ступора и предложил для начала искупаться в море. Благо, здесь по пляжу не бродят рыбаки с обрезками труб вместо удочек.
На уютной набережной мы впервые опробовали наши карточки, купив купальные принадлежности, и пошли к незнакомому сооружению, из которого слышался визг детей и восторженные крики взрослых. Это были огромные надувные пластиковые мешки, в которые с моря била прибойная волна. Люди внутри мягких обтянутых крупными веревочными сетками камер были отданы на волю стихии, кувыркались, цепляясь за веревки и друг за друга, кидались в волны и снова оказывались на сетке. Естественно мы все, включая Амирама, тут же загорелись испробовать себя. Но в последний момент Таня отказалась идти в раздевалку и купаться. Она села среди стариков и старух на скамью на галлерее над аттракционом и даже не улыбалась, глядя, как мы дурачимся. А надувное дно камеры то всплывало из волн вместе с барахтающимися людьми - от греха подальше, то стремительно под их же визг и вопли погружалась.
На Амирама такой же ступор напал позже - после нашего визита в чистый и уютный еврейский Хеврон, пересечение такого же тихого Иерихона, а главное посещения никем не охраняемых еврейских святынь, включая Храмовую гору. И решительно нигде не было видно арабской вязи. Так называемый Восточный Иерусалим был на-селен в основном харедим, которые в Эрец Исраэль были очень мало похожи на наших. Я не могу внятно описать это отличие, но здесь, в Израиле, они мне почему-то чужие, а там были до боли свои. И их анклав отнюдь не казался беднее светских районов Западного Иерусалима.
***
"Дробинка, - сказал врач, показывая депутату крошечный шарик в своем пинцете. - Едва заметный ожог и чуть проженные брюки. Откуда это у вас? Вы стали жертвой теракта?" Миролюбец смущенно молчал. Не мог же он, не рискуя попасть на прием к психиатру, рассказать, что после обыска в моей мастерской, когда полицейские уже вышли, а он шел за ними, за его спиной вдруг раздался слабый звук горна и звон су-дового колокола с модели фрегата. Потом он услышал хлопок, что-то кольнуло его в ягодицу. Ему померещилось, к тому же, что над блестящей медью носовой пушки "Арабеллы" вьется едва заметный сизый дымок. "В следующий раз получишь бор-товой залп по корпусу ниже ватерлинии", - едва слышно произнес кто-то по-анг-лийски с ирландским акцентом. Депутат презрительно усмехнулся и поспешил прочь. Но на обратном пути он сначала без конца ерзал на сидении джипа, к раздра-жению полицейского чина рядом, а потом и вовсе привстал и так ехал до самого Тель-Авива. Там он позвонил своему врачу и пошел к нему пешком, без конца при-седая на одну ногу. Со стороны казалось, что представитель лучшей части израиль-ского народа танцует какой-то полузабытый неприличный танец.
5.
"Мы уже можем вернуть вас домой, - сказал профессор Маркиш, когда мы через неделю снова приехали в Технион. - Для этого вам надо точно вспомнить место вашей конверсии. Когда вы готовы тронуться в Газу?" "Немедленно, оживилась Таня, к которой мы с Изабеллой тревожно присматривались, не веря, что после Бат-Галима она так ни разу и не улыбнулась. - Боюсь, что нас заждались на родине..." "Вот и славно, - облегченно выдохнул профессор. Вас будет сопровождать наша группа с аппаратурой."
Море всерьез штормило. Пенные серо-зеленые волны грозно шли поперек нашего пути. Сваи Рац-Галима легко крошили пятиметровые валы. Трасса действовала как ни в чем не бывало. За руль сел Феликс, унаследовавший от своего отца - героя морской пехоты - страсть к быстрой езде. Через час среди низко несущихся над мо-рем облаков показались небоскребы Ямита. Машина с учеными обошла нас и свер-нула куда нужно. Арье и оба оленя с улыбками встречали нас у виллы. Технионцы деловито устанавливали на песке пляжа треноги с какими-то ящиками, тянули провода к своему фургону. Нас попросили стать как можно ближе друг к другу. По их рекомендации мы сгрудились, чувствуя себя совершенно беспомощными и лиш-ними во всех мыслимых мирах. Тут еще вдруг пошел горизонтальный сильный дождь с моря, переходящий в град. Феликс и я стали прикрывать собой лица наших женщин, а Амирам позаботился об Ингрид. Владимир Сырых по-комсомольски де-монстративно смотрел ветру навстречу. Мрак неба вдруг разорвала молния, а за ней малиновым светом полыхнули ящики на треногах.
И - сразу настала тишина с привычным мягким рокотом прибоя под моими окнами. Мы снова оказались сидящими и лежащими на песке. Был тихий средиземноморский вечер. Мы переглянулись. "Приглашаем всех к нам домой на чашечку кофе, - сказал я. - Заодно я покажу вам, Ингрид и Владимир, мою "Арабеллу".
Мы поднялись по лестнице и свернули к коттеджу. Из моего мусорного бака, поче-му-то безобразно переполненного, торчало нечто до боли знакомое. Этого не может быть! - словно взорвался мой мозг. Я бросился вперед и извлек из груды заво-нявшего мусора корпус модели с остатками мачт и перепутанного такелажа. Фигурок и пушек нигде не было видно. "Кто?! Кто мог это сделать? кричал я, содрогаясь от спазм в горле и желудке. - За что? Зачем?!"
"Не надо так кричать, - в моей калитке стоял пожилой араб, за которым толпились дети. Из калитки напротив на нас с изумлением таращились те самые подростки с пляжа. - Нас предупредили, что вы можете вернуться оттуда, где вы прятались. Мы вас не тронем. Фараж, отвези журналистов и... этих... в Израиль.
Глава третья. На чужой земле
1.
Вполне выздоровевший главарь мирных рыбаков с трубами, опасливо поглядывая на мрачную Таню, распахнул дверь фургона. Амирам, поколебавшись, первым шагнул в смрад запущенного помещения. За ним шел я с корпусом модели в руках, потом Фе-ликс, женщины и журналисты. "Не бойтесь, - повторил старик, закрывая дверь. - После передачи нам поселений, у нас с вами перемирие. До следующего этапа нашей справедливой борьбы за освобождение Палестины."
"Стойте! - крикнул я, выскакивая из фургона. - Где моя мастерская? Там могли остаться... детали от моей модели. Дайте мне их поискать. Я вас очень прошу..."
"Вот такие? - один из подростков залез в карман и достал несколько пушек на ладо-ни. - Человечков мы отдали детям соседа." "Верните мне их, задыхался я. - Я... я заплачу сколько спросите..."
Арабы переглянулись. "Тогда ты можешь пока не уезжать, - сказал старик. - Пере-ночуй в моем доме, а завтра поищешь все при дневном свете." "А если до этого увезут мусор? - ужаснулся я. - Там могли остаться..." "Я прослежу, - старик явно мне сочувствовал. - Я встаю рано, а мусор забирают только после обеда. Остальные могут ехать." "Я остаюсь, - спрыгнула на землю Изабелла. - А переночуем мы в ма-стерской." "Тогда и мы с Феликсом остаемся", - объявила Таня.
