Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 3)
Вдруг Азиза подняла веки и, глядя на Рухсару исстрадавшимся взором, что-то тихо прошептала. И снова закрыла глаза.
"Да у нее совсем нет сил,- отметила про себя девушка.- Плохо!"
По знаку Марьям-гары все три женщины тотчас вышли из комнаты.
Уже по одному виду мертвенно-бледного лица роженицы Рухсара поняла, что случай тяжелый.
Она быстро разделась, раскрыла чемоданчик, помыла с помощью повитухи руки над тазом, который стоял на табурете у порога, облачилась в халат.
Марьям-гары шепотом сказала:
- У бедняжки ребенок лежит поперек живота. Ты знаешь, дочка, что надо делать в таком случае?.. Помоги ей, да наградит тебя аллах!..
Рухсара ощутила, как грудь ее залил тревожный холодок. Если повитуха права, значит, обессиленная Азиза почти обречена, как и ее еще не появившийся на свет младенец.
"Интересно, кто у нее там - мальчик или девочка? - машинально подумала Рухсара.- Неужели никто так и не узнает этого?"
Сердце ее взволнованно забилось.
В роддоме в Баилове, где она год назад проходила двухнедельную практику по акушерству, ей пришлось столкнуться с различными тяжелыми случаями при родах. Но одно дело - бакинский роддом, с его светлыми, стерильными палатами, где работают опытные врачи, акушерки, где консультируют знаменитые профессора; где есть рентген, где есть возможности комплексного диагностического обследования беременных; где ты - всего лишь ученица, практикантка, где ты только помогаешь; где тебе всё-всё объясняют, разжевывают и, как говорится, кладут в рот; где ты не несешь никакой профессиональной ответственности за жизнь людей; другое дело - Чанахчи, глухая деревушка, вдали от райцентра, где нет ничего из вышеперечисленного; где есть измученная, истерзанная нечеловеческой болью женщина, в полубеспамятстве, с белым как мел лицом, ввалившимися глазами и опухшими, искусанными в кровь, синюшными губами; и где есть ты, на которую все смотрят с надеждой, даже она - эта несчастная в полуобмороке; ты, от которой сельчане и родные этой женщины ждут помощи, ждут - как чуда, ибо втайне, в своих сердцах они уже не верят, что Азиза останется жить; ты, которая должна принять верное решение, а затем действовать - бороться за две человеческие жизни... и за право на уважение к тебе, к твоей профессии жителей этой деревни, а в конечном счетё- жителей всего района, которые в случае смертельного исхода (новорожденного ли, роженицы ли), даже если этот исход был уже предрешен до твоего появления, уже навсегда свяжут твое имя с этим несчастным случаем, не только свяжут, но и будут всегда с пренебрежением говорить: "Ах, это та самая Рухсара Алиева, Сачлы, которая не смогла спасти Азизу из Чанахчи, дала ей умереть вместе с младенцем в утробе, да упокоит их аллах?!" или: "Ах, это та самая Рухсара, которая не смогла принять как следует ребенка у жены парторга Рустама-киши Азизы из Чанахчи, дала новорожденному умереть?!" И уже никогда, если в эту комнату придет смерть, ни она, Рухсара, ни кто другой не смогут объяснить людям, что она ни в чем не виновата, что случай был очень трудный и помочь роженице могли лишь больница и скальпель хирурга, да и то своевременно.
Рухсара приступила к осмотру женщины.
Марьям-гары оказалась права: плод лежал в утробе матери поперек.
Мысль девушки лихорадочно заработала.
"Что же делать?.. Не попытаться ли помочь роженице с помощью так называемого "акушерского поворота"?"
Во дворе царило тягостное уныние. Вышедшие из дома женщины, те самые, которых выпроводила Марьям-гары (одна была- мать Азизы, вторая - ее свекровь, а молодуха - ее родная сестра Айна), не сообщили ничего утешительного. Напротив, их заплаканные, скорбные лица говорили о том, что надежды на благополучный исход родов почти нет.
Айна, утирая краем платка обильные слезы на лице, некрасиво кривя рот, шепнула подошедшим к ней женщинам в ответ на их немые вопросы в полных страха и сострадания глазах:
- Она даже почти не стонет... Сил в ней совсем не осталось.. - И, не удержавшись, заплакала навзрыд.
Женщины, взяв Айну под руки, поспешили увести ее за сарай.
Трагическая атмосфера во дворе еще больше сгустилась.
С каждой минутой людей возле дома Рустама-киши становилось все больше и больше. Сельчане шли сюда, услышав о прибытии из города долгожданного "дохтура". Все молчали, подавленные, не отрывая взоров от двери и двух небольших окошек дома, из которого между тем не доносилось ни звука. Именно это обстоятельство действовало на людей крайне удручающе.
Взошло солнце, осветило печальные лица людей. В воздухе сразу потеплело. Однако солнечные лучи были бессильны смягчить скорбь собравшихся сельчан.
Время ползло медленно как никогда.
Хосров, на которого сейчас никто не обращал внимания, отошел к сараю, где был привязан Сакил. Здесь, рядом со своим конем, он чувствовал себя не таким растерянным. Молодой человек видел, как Рустам-киши время от времени подносил руку к лицу и утирал слезы. Многие женщины во дворе всхлипывали.
"Поздно мы приехали...- думал молодой человек.- Надо было раньше... На целые сутки раньше... А может, дело и не в этом... Ведь бывают случаи, и в городских больницах умирают женщины во время родов... Бедная Азиза!.. Бедный Рустам-киши!.. Бедные дети!.. Останутся без матери!.."
И вдруг!.. Что это?! Или это ему послышалось?! Из дома будто донесся какой-то странный, резкий, настойчивый... не то крик, не то плач. Похоже верещат ночью в лесу шакалы.
"Неужели?!" - пронеслось в голове Хосрова.
Нет, это не был слуховой обман, так как полный людей двор мгновенно ожил, загудел, заволновался.
Раздались голоса:
- Родила!..
- Родила!.. Машаллах!.. Машаллах!..
- Слава аллаху!.. Азиза родила!..
- Родила!.. Родила!..
Люди во дворе кинулись обнимать друг друга.
Распахнулась дверь дома - и все разом смолкли. Наступила тишина.
На крыльцо вышла Марьям-гары. Люди с нетерпением ждали, что она скажет. Старушка молчала, сосредоточенно обводя глазами лица сельчан. Наконец нашла того, кто был ей нужен, сказала торжественно и громко:
- Рустам, с тебя муштулуг!2 Азиза родила тебе сына!..
Толпа во дворе снова взорвалась ликующими возгласами.
Рустам-киши, не стесняясь окружающих, плакал. Плечи его вздрагивали. Впрочем, кажется, этого никто не замечал, так как глаза почти у всех были затуманены слезами радости.
Глава пятая
На следующий день поутру Рухсара и Хосров покидали Чанахчи. Их провожала большая толпа сельчан - почти вся деревня, от мала до велика.
За околицей начали прощаться.
Первым к Рухсаре подошел седобородый старик Мовламверди-киши, отец Азизы. Взял ее руку, долго держал в своих высохших, узловатых руках. Смотрел добрыми, полными благодарности глазами в лицо девушки. Взволнованный, не сразу смог заговорить. Вымолвил наконец:
- Спасибо тебе, дочка!.. Ты не пустила черного ангела смерти Азраила в нашу деревню, остановила смерть на пороге нашего дома!.. Ты спасла мою дочь Азизу!.. Спасибо тебе, доченька! Пока я жив, буду молиться за тебя! И все жители нашей деревни будут молиться за тебя, пока живы, будут рассказывать о тебе своим детям, а те - своим!.. Да пошлет тебе аллах долгих лет жизни, крепкого здоровья и умного, красивого мужа!..
При этих словах Мовламверди-киши почему-то бросил украдкой взгляд на Хосрова. Рухсара мгновенно смутилась, покраснела, потупилась. Хосров тоже смешался - стоял, не зная, куда деть глаза. А все вокруг неожиданно заулыбались.
Старик же продолжал как ни в чем не бывало:
- И до нас сюда доходили слухи из города, дочка, что в больнице работает молодая девушка-дохтур, приехавшая из Баку, хорошо лечит людей. А теперь ты сама у нас побывала, помогла нам, теперь мы знаем, какая ты, полюбили тебя!.. Да пошлет тебе аллах много здоровых красивых детей!.. Да сделает он твою руку всегда исцеляющей, как у Логмана!3 Да будешь ты, дочка, всегда приносить людям только радость и улыбки!..
- Аминь! Аминь! - перебил своего тестя стоявший рядом Рустам-киши; глаза его лукаво, весело улыбались:-Дай же, Мовламверди-киши, сказать слово и колхозному парторгу! А то девушка, наша уважаемая доктор, слушая тебя, еще подумает, что у нас в деревне по моей вине слабо ведется антирелигиозная пропаганда!
Люди, оценив шутку, дружно засмеялись.
Прощание затянулось. Каждому хотелось пожать руки Рухсаре и Хосрову, сказать им хоть несколько теплых слов на прощание.
Одной из последних к Рухсаре протиснулась Марьям-гары. Девушка обняла худенькие плечи старушки, поцеловала ее трижды.
Марьям-гары от волнения не могла произнести ни слова, только утирала краем платка набегавшие на глаза слезы.
После многих добрых обоюдно прощальных слов Рухсара наконец сказала, обращаясь к Рустаму-киши:
- Нам тоже грустно расставаться с вами, Рустам-киши, однако говорят: путник должен быть в пути! Разрешите, мы пойдем. Дальше не провожайте нас. Расстанемся здесь! Еще раз Т1ередайте привет вашей жене Азизе-баджи и, пожалуйста, в точности выполняйте все мои указания относительно ее режима. Думаю, Марьям-гары проследит за этим, я верю ей! В случае чего - звоните в райцентр!
