Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Лидия. Я — не знаю. Как ты побледнел, и какие злые глаза у тебя…
Сомов. Я спрашиваю… Я должен знать — что с тобой?
Лидия. Я — сказала: не знаю. Но мне кажется, что ты… двоедушен и что этот противный старик, и волосатый Изотов, и горбун — вы все двоедушные… Подожди, не хватай меня. Я должна бы говорить иначе, но у меня нет сильных слов, нет сильных чувств.
Сомов. Ты становишься истеричкой — вот что! Это — потому, что у тебя нет детей.
Лидия. Детей не хочешь ты…
Сомов. И потому, что ты уже не любишь меня… я — знаю!
Лидия. Ничего не знаешь! Ни-че-го! Всегда бывает так: когда я говорю с тобой как с человеком — ты ведёшь меня в спальню.
Сомов. Неправда!
Лидия. И во всех романах — так: она заговорила с ним как с другом, а он сказал: раздевайся!..
Сомов. Стой, Лидия! Довольно! Слушай и — пойми. Ты… не глупа, ты должна понять. Молчи!.. Я двоедушен? Да! Иначе — нельзя! Невозможно жить иначе, преследуя ту великую цель, которую я поставил пред собой. Я — это я! Я — человек, уверенный в своей силе, в своём назначении. Я — из племени победителей…
Лидия. Крупный зверь?
Сомов. Роль побеждённого, роль пленника — не моя роль! Богомолов — старый идиот…
Лидия. Ты хочешь быть вождём, Наполеоном? Очень крупным?
Сомов. К чёрту…
Лидия. Не кричи…
Сомов. Лидия! То, что ты сказала, имеет для меня… огромное значение… Тебе надули в уши… Тебя хотят сделать врагом твоего мужа…
Лидия. Нет, Николай, ты — не крупный…
Сомов. Не смей шутить!
Лидия. Да — не кричи же!
Сомов. Ты должна подумать… Может быть, эта Арсеньева…
Лидия. Тише! Кто-то идёт…
(Пение за сценой. Оба слушают. Сомов закуривает папиросу, дрожат руки. Он отходит от жены, глядя на неё изумлённо и тревожно.)
Сомов. Как могло случиться, Лидия, что ты, вдруг…
(Слышно, что поют двое, Яропегов и Троеруков, на голос «Интернационала».)
Любовь считал он чистым вздором,Тра-та-та-та! Тра-та-та-та-а!Вдруг пред его учёным взоромОна предстала как мечта.
Сомов. Вот — слышишь? Вот — Виктор…
(Яропегов, Троеруков, за ними — Лисогонов, все трое сильно выпивши.)
Яропегов. Чета супругов при луне… Учитель — катай!
Троеруков. О, как завидно это мне!
(Лисогонов, пытаясь подняться, сел на лестнице.)
Яропегов. Браво, каналья! Лидочка — извини! Благодаря бога мы — выпили! Мы так весело выпили, что… вообще… выпили! Учитель истории… композитор — пой! На третий глас! Никола, слушай! Учитель — раз-два!
Троеруков.
Отречёмся от старого мира,Отряхнём его прах с наших ног.
Сомов. Прошу прекратить!.. Виктор — ты понимаешь…
Яропегов. Ни черта не понимаю! Страшно рад! Не хочу понимать!
Лидия (смеясь). Виктор! Вы с ума сошли!
Яропегов. Вот именно! Страшно рад. И почему нельзя петь? Разве кто-нибудь дрыхнет?
Сомов. Я прошу тебя…
Троеруков. Простите… Позвольте мне объяснить, я — учитель пения, пре-пода-ватель! Я говорю молодёжи: слова — чепуха! Смысл всегда в мелодии, в основной музыке души, в милой старинной музыке… бессмертной…
Яропегов (Сомовым). Это он — ловко! Это — не без ума! Это, брат, такая ракалья…
Троеруков. Хорошо, говорю я, церковь мы ликвидируем, но идея церковности, соборности, стадности… она — жива! (Смеётся.) Жива! Я учу владеть голосами… го-ло-совать. Голое — совать, совать голое слово! Я учу молодёжь.
Сомов. Послушайте! Довольно!
Яропегов. Нет, он — хитрая бестия! Ты — пойми: совать в жизнь пустое, голое слово, а? Замечательно придумал, негодяй! Учитель! Ты — негодяй?
Троеруков. Да!
Яропегов. Видишь — сам понимает! Самосознание, брат… Чёрт знает, как интересно! Лида — интересно?
Лидия. Страшно интересно!
Троеруков. Я — негодяй, да! Я не гожусь в рабы д-дикарей…
(Лидия хохочет.)
Сомов (Троерукову). Вон отсюда! Пьяный дурак!
(Анна идёт.)
Троеруков. Н-нет, не дурак! И — меня нельзя оскорбить…
Анна (строго). Господа! Вы слишком шумно веселитесь…
Яропегов. Одолевает радость бытия…
Троеруков. Вот — Анна Николаевна, она знает, что я не оскудел! Троеруков — не оскудел! Он может бороться, он способен мстить… Его стиснули — он стал крепче! Трагическое веселье, Анна Николаевна. Веселье глубокого отчаяния.
Анна. Я понимаю, но не забывайте, что мы живём в окружении врагов.
Сомов. Я прошу тебя, Виктор, — уведи этого шута!
Яропегов. Слушаю. Я — тоже шут! Беспризорные, за мной! Учитель — шагом марш! Пой.
Троеруков. Я очень прошу…
Яропегов. Никто, брат, ни черта не даст! Пой! (Поёт.)
Отречёмся от старого мираИ полезем гуськом под кровать.
Троеруков. Саша Чёрный сочинил, гениальный Саша, талантливейший! Аверченко… Гениальный! «Сатирикон» — а? Где все они, где? Никого нет, ничего! Всё погибло…
Яропегов. Пой, чёртова шляпа! Лисогонов, варёный идиот, — шагай! (Идут вдвоём, поют в темпе марша.)
Чёрный, гладкий тараканТихо лезет под диван.От него жена в ПарижНе уедет, нет — шалишь!
Яропегов (орёт). Браво!
(Яропегов и Троеруков уходят.)
Сомов (жене). Пойдём, Лидия…
Лидия. Нет, я не хочу…
Анна. Это — кто? Ах, это — Лисогонов. Вам — плохо?
Лисогонов (опускаясь на колени). Дорогие…
Анна. Что с вами? Зачем вы?
Лисогонов. Любимые… Работайте! Покупайте. Снабжайте! Как я буду благодарен вам…
Лидия. Чего он хочет?
Сомов. Просто — пьян! Нам нужно кончить, Лида…
Лидия. Что — кончить? Подожди…
Анна. Встаньте!
Лисогонов. Не могу. Мне — запретили пить, но я — вот… выпил! Тоска! Один! Сын был… Подлец, и негодяй…
Анна. Николай, помоги ему!
Лисогонов. Пошёл служить им… против отца и нар-рода! Издох, как пёс… заездили! От чахотки. Он смолоду был чахоточный. Жена — первая… его мать, дворянка, тоже чахоточная… Вот как! Николай Васильевич… прошу вас Христом богом…
Лидия. Какой гнусный человек!
Анна. Нужно понять: он — страдает!
Лидия (мужу). О чём он просит тебя?
Сомов. Ты же видишь, он — пьян!
Лидия. А — трезвый?
Анна. Николай, да помоги же мне…
Сомов. Ну, вы! Вставайте…
Анна. Как грубо! Сведи его с лестницы.
Сомов. Идите… Эх вы…
Лисогонов. Родной мой — фабричку-то, фабричку… Об… оборудуйте, пора! Везде — строят, всем — покупают…
(Лидия смеётся.)
Анна. Какой неуместный, какой жестокий смех! Какая жёсткая душа у вас, Лидия. Люди сходят с ума…
Лидия. Вообразите, что я — тоже… (Ушла в комнату.)
Анна (грозя пальцем вслед ей, бормочет). Подожди! Смеётся тот, кто смеётся последний.
Сомов (идёт). Где Лидия?
Анна. Бедный мой Николя! Какая жизнь…
Сомов (шипит). Что вам угодно? Это всё ваши… ваши приятели… (Убежал в комнаты.)
Анна. Боже мой… я не узнаю сына. Боже мой…
Четвёртый акт
Там же, у Сомовых. Поздний вечер. На террасе — Семиков, сидит, пишет, шевелит губами, считает, загибая пальцы; рядом с ним на полу — свёрток чертежей. Из комнат выходит с подносом чайной посуды Дуняша.
Дуняша. Ты всё ещё ждёшь, франтик?
Семиков (бормочет). К своей какой-то тёмной цели…
Дуняша. Сочиняешь? Ты бы частушки сочинил на Китаева, на дурака.
Семиков. Китаев — грубый, а не дурак.
Дуняша. Ну, много ты понимаешь в дураках! Вот сочини-ка что-нибудь смешное.
Семиков. Я смешное не люблю.
Дуняша (показав ему язык). Мэ-э! Тебе и любить-то — нечем. Туда же — не люблю…
(Лидия вышла.)
