Вацлав Михальский - Для радости нужны двое
Конечно, и роскошь в убранстве помещений, и обилие слуг, и кухня с ее бессменным поваром Александером, и конюшня, и завтраки-обеды-ужины произвели на Улю сильное впечатление, но она не выказывала телячьего восторга, хотя и не скрывала своего удовольствия от всего увиденного, услышанного, съеденного, выпитого — будь то бедуинский кофе на углях или французские вина высшего качества.
— Неужели она впервые в таком дворце? Или вы где-то бывали с ней раньше? — заинтересованно спросила Николь об Уле, улучив минутку наедине с Марией.
— Впервые. Я сама удивляюсь ее такту, ее сдержанности.
— Вот это да! — воскликнула восхищенная Николь. — Если бы я сама не была в той комнатке, из которой мы с тобой ее забрали, то никогда бы не поверила. Ай да молодчина! Вот что значит мы настоящие дворняжки! Быть ей царицей! — И веселый огонь прозрения осветил враз помолодевшее лицо Николь.
Из всего увиденного в поместье губернаторши особенно понравилась Ульяне конюшня с ее лоснящимися от ухоженности конями, с полусветом из высоких, узких окон, с запахами соломы и конского навоза, вдруг остро напомнившими ей никогда не вспоминаемое прежде детство, в котором она не понаслышке знала о лошадях, коровах, курах; восхитило ее и то, как смело и нежно обращалась Николь с могучими животными, как косили они бездонными, мягко светящимися в полутьме глазами, когда Николь гладила лошадиные крупы или трепала своих питомцев за холку.
Губернаторша повела Ульяну на конюшню в первый же день их приезда, и тогда же выяснилось, что у petite souer cadette,[10] увы, нет костюма для верховой езды. А ни один из костюмов хозяйки не может ей подойти, потому как Ульяна на голову выше и Николь, и Марии. В ней оказалось росту сто семьдесят девять сантиметров, да и формы будь здоров, хотя и очень пропорциональные.
Николь немедленно послала в город за своим портным, его скоренько привезли. Снимая мерки, маленький, тощий француз с куриной грудью не скрывал своего восхищения: он не высказывался, но по его изможденному лицу разлилась в те минуты такая нега, что и без всяких слов было понятно, как ему нравятся большие женщины, тем более ладно скроенные и крепко сшитые.
— Зачем было тратиться? — смущенно сказала Уля, когда портной ушел. — Мы бы и сами сшили.
— Сами? Ты шутишь?! — удивилась Николь.
— Нет, такое ей по плечу, — подтвердила Мария, — не зря ведь мы с ней работали в лучших русских домах моды в Париже. Руки у Ули золотые, да и головой Бог не обидел.
— Ой, девочки, тогда давайте шить себе наряды! — всплеснула ладошками Николь. — И меня научите, вот повеселимся!
— Вполне, — согласилась Мария.
— Можно, — кивнула Ульяна.
Николь была так воодушевлена вдруг открывшимися перед ней новыми горизонтами, что весь третий день они ездили по мануфактурным лавкам города и выбирали отрезы для будущих платьев. При виде губернаторши лавочники таяли от счастья.
На четвертый день, сразу после легкого завтрака, Николь предложила Ульяне начать обучаться верховой езде.
— Нет, Николь, мы должны ехать. У меня горы дел, — возразила Мария.
— Ну ты и поезжай! А Уля пусть останется? — Она вопросительно взглянула на petite souer cadette.
Та молча потупилась.
— Мари, зачем она тебе в твоих делах? В твоих финансовых бумажках? — не желая выпускать из рук новую игрушку, капризно спросила Николь.
— Как зачем? Она будет моей помощницей, я введу ее в курс дела.
— В финансы?
— Конечно, в мои дела. Уля схватывает все на лету. Ее еще можно подготовить хоть в ваши бессмертные.[11]
— Ну не знаю, — недоверчиво пробормотала Николь. — Это правда? — вдруг обратилась она к самой Ульяне.
— Наверное, — был ответ, — жизнь покажет.
— Вы, русские, удивительный народ! — восхитилась Николь. — Я ведь так могу и поверить тебе, Мари!
— Не сомневайся, сестренка. — Мария чмокнула Николь в щеку. — Все будет именно так, как я сказала.
— А когда же шить?! — испуганно округлила глаза Николь.
— И шить будем, и пороть будем, — задорно отвечала Мария. — Как говорят у нас, в России: делу — время, потехе — час.
— По-французски тоже есть что-то похожее, — смиряясь со своей участью, потухшим голосом проговорила Николь.
— Езда на лошадях — дело серьезное. Сейчас Уля не совсем здорова. Скоро она будет в порядке, и я предоставлю ее тебе хоть на целую неделю, — пообещала Мария ободряющим, ласковым тоном.
— А-а, понятно! — пробурчала Николь. — Просто надо называть вещи своими именами. Мы ведь сестры.
— Она пока к этому не привыкла, — мягко улыбнулась Мария, — не обижайся…
Вскоре гости Николь двинулись в путь, на виллу господина Хаджибека.
Водитель губернаторши, уверенный в себе седоусый бербер с еще моложавым темным лицом, был горд тем, что везет Марию, — слава о ней бушевала в те дни в Тунизии, у всех на памяти еще был случай с туарегами, их чудесное спасение от казни.
— Госпожа, — сияя влажными черными глазами, сказал водитель, когда проезжали мимо осыпей, возле которых приключилось нападение туарегов на Марию, — госпожа, они признали вас святой.
— Кто — они?
— Как кто? Племя туарегов.
Банкир Хаджибек, его жены Хадижа и Фатима, ее малолетние сыновья Сулейман и Муса встретили Марию не просто с радушием, а с горячей радостью. Особенно дети, те минут пять визжали от восторга и делали круги возле Марии, то прижимаясь к ее коленям, то игриво отбегая в сторону.
В той половине, где жила Мария, старшая жена господина Хаджибека выделила для Ули комнату.
— Нравится? — спросила стройная, сухощавая и вместе с тем пышногрудая Хадижа, вводя названных сестер в просторную, чистую комнату с небольшим окном, — окна во всем доме были довольно маленькие, потому что так легче спасаться от зноя летом и от леденящих ветров зимой.
— Нравится, — ответила за Улю Мария, — но вообще-то нам надо купить или построить свой дом. Чем раньше, тем лучше. Я займусь этим.
— Как?! — потрясенно вскрикнула Хадижа, и ее насурмленные брови взлетели вверх. — Ты уедешь от нас?! Нет, это невозможно! — Она круто повернулась и поспешила на свою половину особняка.
— А они тебя любят! — восторженно сказала Уля. — Тебя все любят!
— Ладно, устраивайся и не забудь сказать: "На новом месте приснись, жених, невесте", — засмеялась Мария и вышла в коридор, думая о том, что действительно это не дело — жить в приживалках, да еще вдвоем.
Пока Уля осматривалась на новом месте, старшая жена Хадижа так накрутила своего мужа, что уже совсем скоро раздалось его нарочитое покашливание и робкий оклик:
— Мадемуазель Мари!
— Да, господин Хаджибек, я вас слушаю, — двинулась из тупика коридора навстречу ему Мария.
— Здесь темновато, может, мы пойдем на веранду? — попросил хозяин дома.
— Хорошо, — согласилась Мария. — Уля, осваивайся, я скоро вернусь.
На веранде, защищенной от ветра сплошной каменной балюстрадой, они сели в легкие плетеные кресла, и красный от волнения господин Хаджибек произнес:
— Мадемуазель Мари, вы хотите съехать от нас?! Но это невозможно! И Хадижа, и Фатима, и дети… Нет, это невозможно!
— Но я ведь не порываю с вами в делах, я только…
— Нет, это невозможно! — как заклинание повторил господин Хаджибек слова Хадижи.
В голове его в эти минуты крутились многие pro et contra. Во-первых, жить одному в доме, конечно, лучше — с поселением Мари он невольно перестал чувствовать себя тем полновластным хозяином, каким ему всегда хотелось быть. Но, во-вторых, сейчас Мари у него под контролем и он точно знает (или, во всяком случае, почти точно), с кем она встречается и т. д. В-третьих, Мари так усилилась (благодаря ее отношениям в губернаторской семье и в связи с тем, как она почитаема теперь во всей Тунизии), что он, Хаджибек, вроде бы при Мари, а не она при нем, как было раньше. А вдруг она действительно уйдет?! Тогда все его планы могут просто рухнуть…
— Нет, это невозможно! — опять сказал господин Хаджибек. — Могу предложить вам свой вариант, если…
— Предлагайте. Я не хочу уезжать от вас любой ценой. Просто неловко стеснять вашу семью.
— Ради Аллаха! — поднял короткопалые руки господин Хаджибек. — Вы не стесняете нас, а украшаете нашу жизнь! Но… если хотите, я могу построить вам дом рядом. Очень быстро.
— Быстро? — с сомнением сказала Мария.
— Да, за два месяца. Строят — деньгами.
— Это правда. Строят деньгами. Вы сказали афоризм, поздравляю!
— Пожалуйста, — расплылся в улыбке польщенный господин Хаджибек. — Сегодня мы выберем место и сразу начнем!
— Ну куда так спешить? Надо еще придумать дом. У нас в России говорят: семь раз отмерь — один раз отрежь!
— Я счастлив, что вы согласны, сейчас обрадую своих! — И, не дожидаясь, что скажет Мария, господин Хаджибек засеменил в дом.
