Людмила Богданова - Офицеры
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Людмила Богданова - Офицеры краткое содержание
Офицеры читать онлайн бесплатно
Богданова Людмила
Офицеры
Людмила Богданова
Офицеры
Дорога сбегала со взгорка, укрытого в мокром осеннем лесу; листья слетали и липли к верху коляски, вместе с грязью проворачивались на ободьях колес... Дорога нырнула в седловину и вырвалась в простор бескрайних голых полей и по-летнему зеленой травы на обочинах. В траве путались васильки. На холме, почти у дороги, за железной отрадой стоял дом. Краска на стенах облупилась, окна блестели старыми радужными стеклами, на чугунных перилах балкона лежали желтые листья. Старые груши, ветви которых утыкались в окна, были голы и мокро черны от дождя.
Дом выглядел уныло под просторным осенним небом. Коляска мягко покатилась по подъездной аллее. Грязнобелая борзая выскочила навстречу и лениво, хрипло залаяла. Стеклянные двери растворились на каменное разбитое крыльцо.
- Лех, уймите сучку. Что такое?
- Игнась! Боже мой, Игнась!
Не дожидаясь помощи, женщина спрыгнула в лужу у крыльца и побежала, расплескивая воду, грязь пятнила зеленый бархат.
- Севери-на....
Мужчина жал к губам ее ледяные пальпы и захлебывался видением.
- Ты жива, Боже мой. Ничего не изменилось...
СЕВЕРИНА.
Северина подняла голову от подушки:
- В конце концов, дело не в том, что она моя сестра...
Договорить ей не дали. Совершенно белая от волнения Летрикс сообщила, что генерал Айзенвальд желают видеть графиню.
- Не принимайте, - быстро сказал Виктор.
Северина усмехнулась: завоеватели не такие люди, перед которыми можно захлопнуть дверь.
- Простите, что заставила вас ждать, - графиня стояла, отвернувшись к окну, и оттого казалась на его фоне смутным силуэтом - высоко подобранные волосы, надменная шея, колокол платья из серого плотного атласа, с высокой талией и пышными рукавами: девочка - и принцесса.
- Что вы! - генерал махнул рукой, принимая, как должное, что она не поворачивается к нему. - Это я должен просить прощения за неурочный визит.
- Вы всегда приходите вовремя, - сказала графиня сухо.
Генерал приблизился - открытой шеей она чувствовала его дыхание.
- Что вы там увидели, госпожа графиня?
- Деревья.
- Они интереснее меня?
Северина покачала головой:
- Живое предпочтительней железа.
Айзенвальд1 засмеялся. Совершенно искренне, без капли досады.
- А между тем, графиня, я явился к вам по важному поводу.
Северина наконец повернулась к нему и взглянула снизу вверх: генерал был значительно выше.
- Почему вы не спрашиваете, по какому?
- Я не любопытна.
- Качество, странное для женщины.
Она снова покачала головой.
- Я хотел справиться о вашем здоровье.
- Это входит в ваши служебные обязанности?
- Нет. Но когда мне говорят, что вы ранены... - Айзенвальд пытливо взглянул на Северину. По ее лицу блуждала все та же раздражающая улыбка.
- У вас плохие информаторы, генерал, - сказала наконец графиня. - Уверяю вас, я столь же мало увлекаюсь войной, как и политикой, а следовательно...
- ... у меня есть возможность пригласить вас на бал. Сегодня в полночь у меня во дворце. Вы будете?
Жесткость вопроса не оставляла сомнений в последствиях, которые повлечет отказ, Северина присела в реверансе.
- Итак, вы здесь, вы танцуете...
Они стояли в нише окна, заслоненные бархатными драпировками того непередаваемого оттенка, которое бывает у неба в сумерках, и пристальные глаза военного губернатора опасно взблескивали в непосредственной близости от глаз графини.
- Таков был ваш приказ. Хотя я неохотно подчиняюсь приказам.
- Вы ошибаетесь, - сказал Айзенвальд. - Это просто попытка сделать менее официальными наши отношения.
Северина рассмеялась.
- Генерал, неужели вы полагаете это возможным? Вы - завоеватель - с женщиной побежденной страны?
- Берегитесь, - сказал он. Сказал вроде бы шутливо, но у женщины менее отважной неминуемо стиснулось бы сердце.
Графиня отмахнулась.
- Так вы патриотка?
- Все наши женщины - патриотки.
Теперь засмеялся Айзенвальд.
- Неужели у меня не остается надежды?
- Когда вы уйдете отсюда. Вместе с войсками, - сказала графиня Маржецкая тихо.
Айзенвальд сжал ее плечи.
- Даже так?!
Краска сбежала с ее лица, окаменелая улыбка повисла на нем. Кровь едва не проступила сквозь атласный рукав - плотный и белый.
- Вам дурно?
- Тут слишком жарко.
- Мы можем выйти на террасу. Продолжим там наш разговор.
Когда она уходила с бала, улыбка уже не стиралась с лица, ее невозможно было согнать - так застыли напряженные мышцы. Северина не могла произнести ни слова. Виктору в карете пришлось разжимать ей зубы ножом, чтобы напоить болеутоляющим и слегка привести в чувство.
- Я убью его, - сказал Виктор.
- Не надо. Комитет посылает меня эмиссаром в Стрешин. Я уезжаю послезавтра.
- В городе стреляют.
- Куда меньше, чем два годе назад. И мое положение...
- Да, - Игнась печально улыбнулся. - Этот генерал...
- Кому вы верите больше: мне или слухам?
- Я не хочу ссориться вот так сразу, Северина! Я два года ждал здесь, в глуши.
- Вам хорошо было здесь?
Игнась пожал плечами.
- Вы вольны обвинять меня в бездействии. Я честно сражался, пока было можно. Но войска сложили оружие.
- И вы здесь переживаете былую славу.
- Северина, Северина... - сказал он с искренней болью в голосе. - Зачем вы такая? Вы, такая прекрасная в наш железный век...
- Времена не выбирают.
- В них живут и умирают.
- Так вы с нами?!
На ее лице отразилось такое искреннее счастье, что Игнась почти отшатнулся.
- Вы с нами, с нами! Вы поможете. Слушайте же, Игнась. Меня послали эмиссаром в Придвинье. Мы хотим поднять восстание.
- Восстание, - тупо повторил хозяин. Но Северина в своем восторге разделенного понимания не заметила этого.
- Игнась, друг мой, - она взяла его холодные ладони. - Какое счастье, что вы с нами. Я думаю, нам удастся поднять гарнизон в Стрешине и конницу генерала Сорэна. А еше ковенские партизаны. Ваш опыт военного...
Женщина стояла посреди комнаты, держа в руках керосиновую лампу. Мягкий свет озарял милое неправильное лицо, платье, которое она так и не сняла. Рука, за обшлагом рукава которой лежали документы, поднята к груди. Картина была такой мирной и трогательной, что сжималось сердце.
- Пани Северина Маржецкая?
- Так. Чего пан хочет?
Офицер снял фуражку и вытер вспотевший лоб.
- Эмиссар повстанцев?
- Пан...
- Хозяин здешнего дома просил не причинять вам вреда. Мы глубоко его уважаем.
- Игнась? - переспросила Северина.
- Мы знаем, что у вас депеши.
- Пан ошибается.
- Прошу отдать добровольно.
Графиня Северина осторожно поставила лампу на столик.
Игнась мерил комнату. Ему слышались сдавленные голоса, пахло паленым. Потом зазвенело разбитое стекло. Выстрелы. И сухой треск огня, от которого занялись занавески и сухие, как порох, половицы. Дом был старый, насквозь просушенный временем, и хорошо горел. Хозяин, старый Пятрас и солдаты нескоро потушили огонь.
Офицер-каратель бинтовал обожженную руку и ругался сквозь зубы.
- Куда она спрятала документы?!
- Не знаю.
- Куда..?
- Не знаю!
В ужасе от содеянного Игнась опустился перед старой иконой.
Дом, разоренный пожаром, продолжали обыскивать до самого утра.
Красными воспаленными глазами смотрел Игнась на последний на груше желтый листок, на секущий дождь и небо в разрывах туч.
- Похороните ее по-божески!!
Солдат, оскалясь, больно пнул его в плечо.
АЙЗЕНВАЛЬД.
Запыленный вестовой протянул Айзенвальду перетянутый серой лентой пакет, и это живо напомнило генералу орден св. Кристины, который он так и не собрался получить. Но содержимое пакета, который он тут же вскрыл и держал над лампой, пока не проступили лиловые размытые буквы, - отбило все мысли намертво. "Мы ждем ту, имя которой генералу известно, в Стрешине с документами, среди коих списки мятеж..." Он впервые узнал, что страх обжигает - когда оттолкнул вестового и кричал в лицо перепутанному ординарцу: - Коня! - и скакал по улицам, топча прохожих. Кто-то швырнул ему вдогонку камень. Айзенвальд только крепче стиснул поводья. Если бы полчаса назад ему сказали, что он будет вести себя, как мальчишка, как рыцарь - он бы исхлестал говорившего. А теперь летел - и глаза горели от пыли и не могущих пролиться слез.
Город остался за плечами, и Айзенвальда взяли в мягкие объятия осенние поля, потом под копыта легла забросанная желтыми листьями лесная дорога. И опять жнивье, теплая пыль, золотые костры берез по обочинам. На постоялом дворе он сменил коня и опять скакал, как железный, не замечая усталости. У дороги плавно качнулась лещина. Айзенвальд пригнулся, выхватывая пистолет, но пуля туго вбилась в плечо, покачнула и опрокинула навстречу летящей дороге.
Его сочли мертвым. Обыскали и бросили, а коня увели. Он очнулся под сентябрьскими звездами. Мундир был мокрым от выпавшей росы, тело свело, и в плече глухо пульсировала боль. Айзенвальд заставил себя встать.