Алексей Семенов - Магнит

Семенов Алексей

Магнит

АЛЕКСЕЙ СЕМЕНОВ

МАГНИТ

Те учебные заведения,

где работал автор, не имеют

никакого отношения к

гимназии, описанной в

нижеследующем тексте. И тем

более не имеют отношения те

учебные заведения, в

которых автор не работал.

В одном городе жило две сестры - Надежда и Опора, и по непонятной причине Опора не любила свое имя. Точнее сказать, ей казалось, что столь громкого имени она не достойна.

Бывают имена, от которых становится весело или светло, или тепло, или холодно... Когда Опору кто-то звал, она думала, что зовут кого-то другого, и от этого ей было ни тепло, ни холодно. Надежда считала, что этого недостаточно, чтобы быть недовольной.

Так продолжалось до тех пор, пока Опора не решила выйти замуж. Она не слишком любила своего жениха, но зато он носил красивое имя, а Опора после свадьбы собиралась взять не только фамилию мужа, но и его имя тоже. Надежда долго отговаривала Опору, однако все было бесполезно.

Догадайтесь - как звали жениха?

Кто еще не догадался, - тому придется искать ответ самому. Лучше всего это можно сделать, прочитав текст под названием "Магнит" хотя бы до половины. Заодно там можно будет узнать ответы и на другие жизненные вопросы. Например:

- Куда исчезают люди?

- Почему лучше бить в колокола, чем пожирать салаты?

- Кто обезглавил пластмассовый скелет меч-рыбы?

- Что бывает зимой с глухарями?

- И главное - зачем умирают люди?

В особенности следует избегать имен

односложных и тем более таких, которые

близки звукам кашля, отрыжки, икоты,

рвоты... повсеместно считающимися

недопустимыми в обществе. Однако с

прискорбием отмечаю, что имена типа Ур,

Ург, Вург, Бург, Гарт, Пург, Сруут...

по загадочным причинам завораживают и

притягивают многочисленных авторов...

из книги(0)

В детстве Бург мечтал стать дипломатом. Например, консулом в Уругвае. Для этого пытался учить испанский, читал про Диаса де Солиса и ему подобных, и в конце концов поступил в ПТУ No22, где готовили мастеров по ремонту и обслуживанию холодильных установок. Но мастером так и не стал, с позором отчисленный то ли за кражу в столовой, то ли за участие в рок-группе "Чертова отдушина", где играл на бубне.

Вскоре после окончания вечерней школы он шел мимо педаго гического института и вынужден был туда заглянуть, - естественно в поисках туалета, - наткнулся в кармане брюк на свои паспорт и аттестат, перепутал двери, неожиданно для себя оказавшись в приемной комиссии, подал заявление, поступил и вот уже лет двадцать прилежно преподавал химию в школе. Теперь к нему обращались не иначе как "Оскар Александрович", а дети между собой звали просто "Ника", потому что имя "Оскар" для невзрачного лысоватого учителя было слишком громким.

Бург носил исключительно серые костюмы, на два размера больше необходимого, белые, но не слишком умело выглаженные рубашки, купленные в соответствии с размерами костюма, относительно дорогие галстуки в тон шторам химического кабинета, и ботинки, обязательно постукивавшие подковками, отчего его единственного ученики узнавали по звуку шагов./Не ради ли этого подковки и предназначались?/

Несколько лет назад его школа чудесным образом превратилась в гимназию с гуманитарным уклоном. В учебном плане появились такие дисциплины как "Этические учения Древней Греции/ между прочим, от эвдемонизма Демокрита до системы Эпикура/, но от химии директор так и не сумел отделаться, отчего Оскар Александрович, рыцарь колбы и пробирки, трудился в гимназии до сих пор, наводя страх на несовершеннолетних гуманитариев. Но мысль стать консулом в какойнибудь латиноамериканской стране его еще не покинула. И не могла покинуть, пока в гимназии были такие ученики как Олег Мохов из 10"Б", сонного вида блондин, всегда одетый в одни и те же черные водолазку и куртку, обладатель самого громкого плеера в классе. Не то чтобы сквернослов, не то чтобы двоечник. Виртуозным игроком на нервах его тоже назвать было нельзя. Но добрых слов за десять лет он так и не заслужил, регулярно отмечаемый на педсоветах в числе кандидатов на отчисление. Кандидатский стаж насчитывал уже лет пять, имея в виду историю с заменой в кабинете литературы портретов русских классиков на изображения зарубежных поп-звезд, включая Тину Тернер. Мохов провернул это еще в шестом классе. Причем, диверсия обнаружилась только через неделю, во время родительского собрания. Родители оказались бдительнее учительницы словесности.

Он страстно верил в абсолютный

стандарт праведного и грешного

из книги(1)

Года через два пострадал и химик. Нет, дело не в таблице Менделеева, в которую вписаны были кое-какие до селе неизвестные неблагозвучные элементы. Возможно, этим занимался не Мохов. Но даже если и он - Оскар Александрович, наверно, простил бы его за такую проказу. Другое дело - псевдонаучная статья, опубликованная именно Моховым /он сам потом признался/ в Интернете за подписью "Бург О.А., преподаватель 2-ой гуманитарной гимназии".

Более безграмотного текста трудно было представить. Ущерб, нанесенный научной репутации Бурга был невелик, - да и какая у него была научная репутация? - но Мохов Оскара Александровича с той поры просто бесил. Жутко хотелось ставить ему одни неуды. Огромные неуды с завитками. День и ночь ставить. Причем каленым железом на лбу.

Однако не следует думать, что Олег Мохов был такой уж шутник. Скорее наоборот. Шутником был Лев, его брат-студент, вечерами пропадающий на репетициях КВН-ов, часами готовый смотреть теле визионную рекламу, на основе которой и сочинять кубометры своих шуток. Причем, из них Олегу нравилась только одна единственная: "Бери от жизни все. Подпись: смерть".

Но эта шутка как раз и не могла пригодиться. Подобным зрителей рассмешить невозможно. Это почти то же самое что "цитировать Брайана Ино с Дэвидом Бирном". Легче скорчить гримасу. Тогда наверняка поймут и оценят. Это вам не публикация в Интернете научной статьи за подписью "Бург О.А.", тем более что Олег тогда искренне хотел помочь Нике, изощрялся, пытаясь написать как можно лучше. Не все удалось. Но издеваться он в любом случае не собирался. И без него любителей поиздеваться достаточно на этом свете. И портреты русских классиков он снял вовсе не потому, что хулиганил. Просто ему кто-то сказал, что изображения умерших людей плохо влияют на живых. Русские же классики, будто сговорившись, как назло все давно поумирали, а новые появляться не торопились. Да что классики... Где взять портреты современных писателей? То ли дело поп-звезды. С ними-то все в порядке.

Так что ни малейшего желания поиздеваться Олег не испытывал. Ни тогда, ни сейчас. Но попытки объяснить это были бесполезны. Даже Лев, старший брат, считал, что Олег всего лишь тяжеловесно пошутил / тяжеловесно потому, что портреты оказались тяжелые/. Родители тем более понять Олега не могли. Заключив союз с учите лями, они начали его перевоспитывать, не понимая, что это не только больно, но и бесполезно.

Но забыть дорогу в гимназию было не так просто. Выходя утром из дома, Олег прислушивался к себе - не забыл ли он все еще дорогу? Понимал что не забыл, глубоко вздыхал и двигался дальше.

Зеркало, висевшее возле гимназического гардероба, было надтреснуто в двух местах. Трещины получились размашистые, будто росчерки пера крупного государственного деятеля.

Олег скосил взгляд на зеркало и увидел в нем... Он мог увидеть в нем все что угодно. Рыцаря в турнирном доспехе для пешего боя. Невозмутимого бедуина с предостерегающим прищуром. Тщедушного хакера в мятой футболке. Или даже бронзовый торшер с абажуром, похожим на кадку для лимонного дерева из кабинета биологии. Все что угодно, было бы только желание. Сказочный сполох в глазах сделает свое дело. Рыцарь так рыцарь, при одном непременном условии - две трещины будут разрезать его зеркальное изображение. Два дополнительных штриха к портрету. Без них нельзя. Непотрескавшиеся зеркала лгут. Наиболее правдивы, безусловно, те, что разбиты вдребезги, но на такую откровенность чаще всего рассчитывать не приходится.

Отвести взгляд было не так просто. Но все-таки проще, чем начать жизнь сначала. И Олег отвел, тут же получив удар по затылку мячиком для игры в большой теннис. Проклятые пятиклашки. Их даже бить неудобно - приходится все время нагибаться.

Культура давно стала то ли

привилегией, то ли наслаждением, то ли

извращением, то ли алиби.

из книги(2)

Не любил, а точнее не мог нагибаться в гимназии по крайней мере еще один человек - лет так примерно двадцати восьми, невидимый для многих из-за своего вечного пребывания в подвале столяр Шуйский. В сентябре перетаскивал выращенную на даче картошку и неудачно закинул мешок. Вот уже ноябрь был наготове, а поясница, как прима-балерина, требовала особого внимания, капризничала и не терпела, когда о ней забывали хотя бы на минуту. Работе это не способствовало. Во всяком случае той работе, что была связана с починкой сломанных стульев, сколачивании бесчисленных стендов и прочих наглядных пособий. Зато освобождалось время на то, что, собственно, делало Шуйского не вполне обычным столяром. Он сочинял песни. Более того - недавно записал альбом /"Пиши пропало"/, предварительно продав резной буфет, - рукотворный памятник, издали напоминающий Зимний дворец, - над которым трудился чуть ли не год. А потом еще год искал покупателя. За две ночи в студии одной дышащей на ладан частной радиостанции записал десять песен, в качестве второго гитариста пригласив местного виртуоза Славу, который обычно в подземном переходе один в один копировал Джона Маклохлина или, на худой конец, Эрика Клэптона. Сессионный музыкант обошелся Шуйскому в две бутылки водки. Если не считать третьей бутылки.