Галина Кузнецова - Грасский дневник

Кузнецова Галина

Грасский дневник

Галина Кузнецова

ГРАССКИЙ ДНЕВНИК

Г. Н. Кузнецова писала автору данной заметки: "Родилась я в Киеве 10 декабря (27 ноября ст. стиля) 1900 г. Там же окончила гимназию в 1918 г.". Оставила Россию в 1920 г., осенью, по-видимому, в ноябре. Через Константинополь уехала в Прагу. "Литературная моя деятельность,- продолжает она,- началась, собственно, в Праге, где я была студенткой Французского Института (первые стихи были напечатаны в "Студенческих годах", 1922 г.). Из Праги я переехала в Париж, где познакомилась с И. А. Буниным и начала уже постоянно печататься в местных газетах и периодических изданиях, главным образом в "Современных записках". В их издательстве вышли последовательно мои книги: "Утро" (1930), "Пролог" (1933), сборник стихов "Оливковый сад" (1937), перевод романа Ф. Мориака Genitrix ("Волчица") в издательстве "Русские записки" (1938), с предисловием И. А. Бунина. В 1967 г. вышла моя книга "Грасский дневник" (Вашингтон), записи (неполные), сделанные в годы моей жизни в доме Буниных. (Письмо 8 ноября 1971 г.).

О знакомстве с Буниным Галина Николаевна вспоминает:

"Я в первый раз говорила с Буниным у него дома, придя по поручению пражского профессора, выдумавшего это поручение, чтобы познакомить нас. "Вы едете в Париж? Не можете ли вы передать Бунину эту книгу... Думаю, что для вас, молодой поэтессы, будет весьма полезно познакомиться с ним".

И вот я сидела перед Буниным и смотрела на свою тетрадь в черном клеенчатом переплете, которую он бегло перелистывал. Не помню, о чем мы говорили. Помню, что он спросил меня, на каком факультете я была в Праге, когда приехала, что думаю делать дальше. Потом спросил:

"Кого же из поэтов вы больше всего любите?"

Я ответила не совсем честно - я любила не одного, а нескольких. Ахматову, Блока и, конечно, Пушкина:

- Гумилева.

Он иронически засмеялся.

- Ну, невелик ваш бог!

Я ушла охлажденная, разочарованная. Бунин показался мне надменным, холодным. Даже внешность его - он, впрочем, был очень моложав, с едва седеющими висками,- показалась мне неприятной, высокомерной.

Я решила забыть о своей тетради и о своем знакомстве с ним. Я не знала, что этот человек в свое время окажет на меня большое влияние, что я буду жить в его доме, многому учиться у него, писать о нем.

Через много лет, в одном из своих писем ко мне (я жила в Америке, он - все на той же улице Оффенбаха в Париже), больной, задыхающийся от астмы, в одну из своих бесконечных ночей, стараясь отвлечь себя от болей, он писал мне то о том, то о другом, и между прочим написал об одном знакомом, рассказывавшем ему разные небылицы о дикарях, удавах и львах...

"Вот так же охотился на львов в Эфиопии и Гумилев, которого я недавно пересматривал и нашел, что у него на пятьдесят глупых надуманных виршей есть два-три неплохих стихотворения. И прочел у него между прочим такое:

Не по залам и по салонам

Темным платьям и пиджакам

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

И, прочитав, написал на книге своих "Избранных стихов":

- Завидую! Как прославился стихами! А я? И все потому, что драконы-то - не чета пиджакам и темным платьям,- они понимают толк в стихах! А я облаков видел сколько угодно, водопады тоже видал, а вот драконов - ни единого! Поневоле читал иногда пиджакам".

...По живости своего темперамента он многих бранил, но часто тут же, в той же фразе, напоминал обо всем талантливом, обещающем, что находил в них. Бранил он легко, очень легко, но это зависело от многого: он был безгранично требователен к себе и хотел того же от других.

Я не избегла общей участи: бранил он и меня, и как страстно! "В своем последнем письме ко мне ты назвала свой рассказ "несовременным": постыдись,разве можно писать что-нибудь художественное, думая о временном?" 1

На "Бельведере" жизнь Кузнецовой началась в 1927 г., а первый раз она была у Буниных в августе 1926 г. Она прожила у Буниных, уезжая время от времени на два-три месяца, до апреля 1942 г., когда совсем переселилась в Канны. В 1949 г. переехала в Америку. "Хотя я,- писала она 6 ноября 1969 г.,- и уехала из Грасса "во время голода", как написал Зуров, но, конечно, не голод был этому причиной. В то время всюду было голодно, и в Каннах еще больше, чем в Грассе, где были все же кое-какие связи.

1 "Новое русское слово", Нью-Йорк, 1970, 25 октября.

Причин моего отъезда было много, а в частности были и чисто личные. Разумеется, отъезд мой на некоторое время создал атмосферу болезненного разрыва с Иваном Алексеевичем, что и ему и мне было нелегко. Однако связь с бунинским домом не была до конца разорвана: впоследствии завязалась переписка, частью и деловая, так как в 52-м, 53-м годах (по желанию И. А.) мне и М. А. Степун была поручена корректура его книг, издававшихся в Нью-Йорке, в Чеховском издательстве ("Жизнь Арсеньева", "Митина любовь" и др.). Обе мы вели с ним по этому поводу оживленную переписку. [...] Всякий оттенок горечи исчез из его писем, некоторые из них были трогательно-сердечны. Вера Николаевна написала мне, что последнее письмо, которое он получил и прочел, было от меня.

В Америке я прожила десять лет. В 55-м году поступила в ООН, где и прослужила в издательском отделе корректором семь лет. В 59-м году наш русский отдел в уменьшенном составе (В. Андреева, М. А. Степун и меня) перевели в Женеву".

Последние годы Кузнецова жила в Мюнхене. Скончалась 8 февраля 1976 г.

"Грасский дневник" в громадной степени книга о Бунине; это важнейший источник достоверных и точных данных для изучения его биографии и творчества; изо дня в день она записывала свои разговоры с ним, его споры со многими знаменитыми людьми и то, как создавались рассказы, как писался роман "Жизнь Арсеньева". "Жизнь в доме Бунина,- свидетельствует А. Седых,- была сложная, атмосфера не всегда легкая. Г. Н. Кузнецова при отборе записей проявила величайший такт".

"Грасский дневник" печатался отрывками по-английски, эта журнальная публикация вызвала большой интерес в литературных кругах в Америке. Часть записей напечатана в "Литературном наследстве" (т. 84, кн. 2).

Публикуем текст с сокращениями по вашингтонскому изданию 1967 г.

А. БАБОРЕКО

19 мая 1927 ГРАСС

Живу здесь почти три недели, а дела не делаю. Написала всего два стихотворения, прозы же никакой. Все хожу, смотрю вокруг, обещаю себе насладиться красотой окружающего как можно полнее, потом работать, писать, но даже насладиться до конца не удается. Пустынные сады, террасами лежащие вокруг нашей виллы, меня манят большей частью платонически. Взбегаю туда на четверть часа, взгляну и назад в дом. Зато часто хожу по открытой площадке перед виллой, смотрю не насмотрюсь на долину, лежащую глубоко внизу до самого моря и нежно синеющую. На горизонте горы, те дикие Моры, в которых скитался Мопассан.

По утрам срезаю розы - ими увиты все изгороди,- выбрасываю из них зеленых жуков, поедающих сердцевину цветка. Последнему научил меня Фондаминский 1, в котором есть приятная, редкая в мужчине нежность к цветам. Обычно я же наполняю все кувшины в доме цветами, что И. А.2 называет "заниматься эстетикой". Сам он любит цветы издали, говоря, что на столе они ему мешают и что вообще цветы хорошо держать в доме тогда, когда комнат много и есть целый штат прислуги. Последнее - один из образчиков его стремления всегда все преувеличивать, что вполне вытекает из его страстной, резкой натуры.

Впрочем, пахнущие цветы он любит и как-то раз даже сам попросил нарвать ему букет гелиотропа и поставить к нему в кабинет.

Кусты этого гелиотропа растут под окнами виллы Монфлери, лежащей ниже нашей виллы и сейчас пустой. Там на одной из террас есть пустой каменный водоем. На дне его среди веток и мусора лежит маленький, чисто вымытый дождями скелет кошки. Очевидно, она соскочила туда, а выбраться назад не смогла. И хотя умирала она, должно быть, медленно и мучительно - в скелетике ее, в аккуратно поджатых желтых косточках передних лапок есть какое-то глубокое, трогательное успокоение. Она так тихо лежит, и я невольно задумываюсь о том, что же такое эта смерть, которой мы все так страшимся? Может быть, ответ в этих чистых косточках, лежащих под тенью широкой фиговой ветки? В них точно символ полного мира, как бы обещание его всем существам на земле.

И. А., однако, предупредил меня, чтобы я не говорила о кошках в присутствии В. Н.3 - у нее к ним какой-то болезненный страх. И. А. рассказывал, что позапрошлым летом они со

1 Илья Исидорович Фондаминский. (Здесь и далее примечания автора, за исключением оговоренных.)

2 И. А. Бунин.

3 В. Н. Бунина.

Шмелевым1 убили кошку, повадившуюся ходить к ним на дачу и пугавшую В. Н. Нельзя сказать, чтобы этот рассказ меня очень обрадовал. Я испытываю к кошкам дружелюбное чувство. Мне нравится их ловкость, грация и осторожность, таящаяся в глубине их зрачков. К тому же в них есть какое-то аристократическое сознание своего достоинства.

Я пишу, а тем временем совсем стемнело. Долина за пальмовыми ветвями стала мутно-синей, и на ее фоне тихо шевелятся мелкие листочки оливок и желтого бамбука, растущего под окнами. Проснулся в кустах соловей. Ночи здесь великолепные, засыпаю я под перекликание соловьев и неумолчный страстный хор лягушек, которых здесь необычайно много. Но ни одной из них я никогда не видела. Мы только слышим их каждую ночь.