Артур Шницлер - Жена мудреца (Новеллы и повести)
Ваш друг доктор Греслер".
Он сложил лист бумаги. Пока он писал, на глазах у него несколько раз выступали слезы - от смутной жалости к самому себе и к Сабине; но теперь, когда предварительное решение было принято, он вытер глаза, запечатал конверт и передал его кучеру, чтобы тот лично отвез письмо в лесничество. Некоторое время Греслер смотрел из окна вслед уезжающему экипажу; он хотел было уже окликнуть кучера, но слова замерли у него на губах, и экипаж скрылся из виду. Доктор начал готовиться к отъезду. Дел предстояло так много, что сначала он даже думать не мог ни о чем, кроме них, но позже, когда он вспомнил, что сейчас его письмо уже в руках Сабины, сердце его болезненно сжалось. Не подождать ли ему, а вдруг придет ответ? А может быть, она просто сядет в экипаж и сама приедет за своим нерешительным женихом? Да, тогда она действительно будет иметь право сказать, что вешается ему на шею. Но чтобы выдержать такой экзамен, любовь ее все же оказалась недостаточно сильна. Сабина не явилась, не пришел и ответ; лишь много позже, в сумерках, Греслер увидел из окна, как экипаж проехал мимо; сидел в нем кто-то совсем чужой. Ночь Греслер провел беспокойно, а наутро, сердитый и продрогший, отправился на вокзал под проливным дождем, барабанившим по прорезиненному верху пролетки.
VIII
В родном городе доктора Греслера ждал приятный сюрприз. Хотя он сообщил о своем приезде всего за несколько часов, квартира его не только оказалась в идеальном порядке, но и выглядела гораздо уютнее, чем в прошлом году. Только сейчас он вспомнил, что прошлой осенью Фридерика провела здесь несколько дней одна. Она еще говорила ему, что кое-что купила тогда для хозяйства, а кое-что заказала у хороших мастеров; по поводу этих заказов она переписывалась зимой с Белингером. Обойдя еще раз всю квартиру и оказавшись, наконец, в спальне покойной сестры - комнате с окнами во двор, Греслер тихонько вздохнул - отчасти приличия ради, потому что его сопровождала привратница, присматривавшая за квартирой вот уже много лет; отчасти из искренней скорби о незабвенной покойнице, которой так и не суждено было увидеть это уютное, заново обставленное помещение при электрическом свете.
Доктор распаковал вещи, походил взад и вперед по комнатам, доставая по дороге то одну, то другую книгу из книжных шкафов и тут же ставя ее на место, поглядел в окно на узенькую, тихую улицу, на углу которой мокрая мостовая отражала свет фонаря, сел к письменному столу в старое, оставшееся еще от отца кресло, почитал газету и, к своему прискорбию и удивлению, почувствовал, что бесконечно далек от Сабины, словно между ними не только легли многие сотни миль, но и письмо, в котором она предлагала ему свою руку и которое обратило его в бегство, он получил не вчера, а много недель тому назад. Греслер вынул конверт из кармана, и ему показалось, что от бумаги исходит какой-то терпкий волнующий аромат; тогда, словно боясь вновь перечитать письмо, он запер его в ящик письменного стола.
На следующее утро доктор спросил себя, что же ему здесь, собственно, делать сегодня, да и в последующие дни. В родном городе он давно стал чужим: друзья его в большинстве своем умерли, с немногими оставшимися в живых он постепенно прервал всякую связь, и только сестра его, посещая родные места, всегда встречалась с какими-то стариками, знакомыми их давно уже умерших родителей. Поэтому Греслеру было, в сущности, нечего делать дома, если не считать переговоров с его старым другом адвокатом Белингером, но и эти переговоры не казались ему чем-то безотлагательным.
Выйдя из дому, он первым делом пошел погулять по городу, как всегда делал, когда ненадолго возвращался домой после длительного отсутствия. Обычно во время таких прогулок его охватывало легкое и приятное умиление; сегодня же под этим низким, серым, дождливым небом он остался совершенно спокойным. Не ощутил он никакого внутреннего волнения и проходя мимо старого дома, из узкого, высокого углового окна которого его первая любовь кивала и улыбалась ему в юности, когда он шел в гимназию или возвращался оттуда домой; равнодушно прислушался он к шуму фонтана в осеннем парке, который когда-то вырос у него на глазах на месте старых городских валов; когда же, выйдя из ворот старой знаменитой ратуши, он увидел на углу узенькой улочки ветхий, полуразвалившийся домик, - за его тусклыми, подслеповатыми окнами, задернутыми красными занавесками, он пережил когда-то свое первое жалкое любовное приключение, после чего месяц дрожал от страха перед последствиями, - на душе у него стало так, словно перед ним поднялся какой-то запыленный и разодранный занавес, приоткрывший все его детство.
Первый, с кем он заговорил, был седобородый торговец в табачной лавочке, где он покупал себе сигары. Однако когда тот пустился в многословные соболезнования по поводу кончины сестры господина доктора, Греслер с трудом пробормотал что-то в ответ и стал опасаться встреч с другими знакомыми, не желая выслушивать от них таких же ничего не значащих слов. Однако следующий, кого он встретил, вообще не узнал его, а мимо третьего, который сделал было попытку остановиться, Греслер прошел с быстрым, почти невежливым поклоном.
Пообедав в старом, хорошо ему знакомом ресторане, отделанном теперь с безвкусной, бьющей в глаза пышностью, доктор отправился к Белингеру, который уже знал о его приезде, встретил дружески радушно и после нескольких соболезнующих слов стал расспрашивать о подробностях смерти Фридерики. Греслер, потупившись, почти шепотом рассказал другу юности о печальном событии, и когда снова поднял глаза, то был несколько удивлен, увидев перед собой пожилого, полного господина с обрюзгшим безбородым лицом, а ведь это лицо Греслер, по старой памяти, все еще представлял себе юношески свежим. Белингер сначала не на шутку разволновался и долго молчал, но, наконец, пожал плечами и сел за письменный стол, как бы желая этим показать, что даже после такого трагического события оставшимся в живых не остается ничего иного, как обратиться к будничным делам. Он открыл ящик стола, извлек оттуда папку, вынул из нее завещание и другие важные бумаги и начал подробнейшим образом излагать порядок введения в наследование. Покойница оставила гораздо более значительные сбережения, чем думал Греслер, а поскольку он был единственным наследником, то дело складывалось так, что он мог теперь, как ему разъяснил адвокат в заключение своей подробной речи, даже оставить свою практику и жить, хотя и скромно, но вполне прилично, на одни проценты. Но именно после этого открытия доктор понял, что до ухода на покой ему еще далеко и что, напротив, он испытывает сейчас особенно сильную жажду деятельности. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, он рассказал старому другу о санатории, насчет покупки которого он вел серьезные переговоры незадолго до отъезда из курортного городка. Адвокат выслушал его внимательно и подробно расспросил о целом ряде мелочей; сначала он, казалось, отнесся к намерениям доктора сочувственно, но под конец стал уговаривать своего друга воздержаться от подобного шага: ведь, кроме медицинских талантов и умения обращаться с больными, - с этим он, разумеется, прекрасно справится, - это дело требует известных хозяйственных и коммерческих способностей, а вот их-то Греслер до сих пор никак не проявил. Доктор, сочтя это замечание не лишенным оснований, думал, не рассказать ли ему еще и о фрейлейн Шлегейм, которая, быть может, помогла бы ему справиться с этой частью предстоящей задачи. Но старый холостяк, сидевший напротив него, вряд ли бы что-нибудь понял в его своеобразной любовной истории. Греслер слишком хорошо знал привычку Белингера при каждом удобном случае отзываться о женщинах в презрительной, даже циничной манере, а он сам вряд ли спокойно стерпел бы какое-либо легкомысленное замечание по поводу Сабины.
В свое время Белингер не пожелал скрывать от друга юности событие, которое сделало его таким женоненавистником.
На одном из костюмированных балов, где высшее общество города раз в год соприкасалось с театральным миром, а также с еще более сомнительными в нравственном отношении кругами, Белингер мимоходом снискал полную благосклонность некой дамы, которой даже самое буйное воображение никогда не решилось бы приписать подобной отваги и смелости. Сама же она, не сбросив маски даже в минуту последнего упоения, осталась и тогда и позднее неузнанной. Однако благодаря одному странному случаю Белингеру удалось узнать, кто же была женщина, принадлежавшая ему в ту ночь. Он, конечно, рассказал другу об этом приключении, но скрыл имя возлюбленной, и в городе долгое время не было ни одной женщины или девушки, на которую Греслер не взирал бы с подозрением, становившимся тем сильнее, чем безупречнее были репутация и образ жизни данной особы. Это-то происшествие и удержало в дальнейшем Белингера от более близкого знакомства с женщинами и, уж подавно, от женитьбы. Поэтому он, будучи уважаемым адвокатом в не очень крупном городе, где придавалось большое значение приличиям и чистоте нравов, был вынужден во время своих весьма частых коротких и таинственных отлучек приобретать все новый опыт, который еще более укрепил в нем враждебность к прекрасному полу. Таким образом, со стороны Греслера было бы весьма неблагоразумно упоминать в разговоре с другом имя Сабины; это было бы вдвойне неблагоразумно еще и потому, что он потерял это милое, чистое существо, в известном смысле бросившееся ему на шею, и потерял, быть может, навсегда. Из этих соображений Греслер и в дальнейших беседах предпочел не касаться планов на будущее, мягко пояснив, что в любом случае он должен дождаться известий от архитектора, и лишь попросил своего друга, - правда, не так горячо, как собирался, - навестить его в ближайшее время, причем только теперь вспомнил, что обязан расплатиться с ним за его труды по наблюдению за ремонтом дома. От всякого вознаграждения Белингер скромно отказался, но очень обрадовался тому, что сможет еще раз посетить дом, который так напоминает ему о юности, к сожалению, уже бесконечно далекой. Они обменялись рукопожатием и посмотрели друг другу в глаза. У адвоката они казались влажными, Греслер же и сейчас не ощущал того волнения, которого напрасно ждал целый день и которое могло бы рассеять неприятный осадок, оставшийся от встречи с другом.
