Элизабет Мид-Смит - Дедушка и внучка
– Я очень беспокоюсь о ней. Представить не могу, куда она убежала, – попыталась оправдаться Доротея.
– Ну, довольно, довольно, – перебил ее отец. – Ты беспокоишься? Да мне до этого дела нет. Садись и ешь ленч. Мне неприятно, что ты стоишь, сам я стоять не могу, устал. Я все утро бродил по усадьбе.
Старик съел хлеба с сыром и выпил стакан очень жидкого пива. Доротея есть не могла. Завтракая, сэр Роджер обсуждал недостатки своих слуг, жаловался, что садовники плохо ухаживают за фруктовым садом, который теперь дает только половину прежнего дохода.
– В это время года, – ворчал он, – мы должны были бы жить на доходы от продажи плодов и ягод. Деньги, собранные за них, могли бы покрывать все наши издержки и еще давать нам возможность откладывать кое-что. Мне тяжело видеть, как все у нас растрачивается без пользы.
– Дедуля, я вернулась! – прозвучал веселый голос, и через открытое окно в комнату вскочила маленькая Дороти.
На белом платье виднелись пятна, черные волосы растрепались, и на щеке красовалась глубокая царапина.
– Здравствуй, милая тетя, – поздоровалась она, удостаивая взглядом свою немолодую родственницу, и с разбега прыгнула, по обыкновению, на колени к деду.
– Ого, – только и вымолвил он, – вы довольно-таки бесцеремонны, маленькая мисс.
– Ну, конечно, ведь я же тебя не боюсь, дедуля, нисколечко не боюсь. Пожалуйста, не воображай, что ты можешь меня испугать.
– Да уж я вижу, маленькая мисс.
– Не называй меня «маленькая мисс», мне это не нравится.
– Ну, хорошо, Дороти.
– Вот это другое дело, – удовлетворенно кивнула девочка. – Обними меня так, чтобы мне было хорошо и удобно. Я чуточку устала.
– Лучше сядь-ка на свой собственный стул, маленькая мисс.
– Опять «маленькая мисс»? – Дороти погрозила маленьким пальчиком.
Темные глаза деда смотрели в очень темные глаза ребенка. Старое лицо нахмурилось. Пальчик Дороти двинулся вверх и разгладил морщину на лбу сэра Роджера.
– Вот так-то лучше. Теперь ты хорошенький. Поцелуй меня. Хочешь?
– Совсем не хочу.
– Отлично. Я никогда не целую людей, которым не нужно моих поцелуев. Тетя Доротея, ты хочешь поцелуй?
– Я хочу, чтобы ты села спокойно, – сказала мисс Доротея, – и не беспокоила дедушку.
– Она не мешает мне, Доротея, – отозвался сэр Роджер. – Пожалуйста, будь так добра, встань и позвони.
Мисс Сезиджер исполнила просьбу отца. На звонок пришел Карбури.
– Сейчас же подайте прибор для мисс Дороти, – приказал старик.
– Прибор – это значит тарелка, нож, вилка и стакан для воды? – спросила Дороти. – Да? Потому что если «да», то мне этого не нужно, Карбури, так как я сыта.
– Что ты хочешь сказать? – оторопел старик.
– Меня накормили у мистера Персела. Он очень милый человек, жена угостила меня отличным завтраком, там было всякое мясо и… и лук. Я очень люблю лук! А ты, дедуля?
– Нет, это простонародное кушанье.
Карбури постоял немного и решил, что лучше тихонько выйти.
– Дороти, – обратился к девочке сэр Роджер, – как ты посмела напрашиваться на обед у одного из моих арендаторов?
– Меня пригласили, – невозмутимо ответила Дороти. – Видишь ли, славный-преславный кролик Бенни сломал лапку. Тут пришел мистер Персел и вынул его из ужасной западни. Теперь он лечит кролику лапку, а потом отдаст маленького Бенни мне. Это будет мой кролик, мой собственный. Я позволю ему спать в моей постельке и буду целовать его. Он-то уж будет рад, что я его целую, как были рады папа и мама. И жена Персела, которая меня покормила и угостила луком…
В эту минуту тетя Доротея быстро встала и тоже вышла из столовой.
– Хорошо, что она ушла, – облегченно вздохнула маленькая Дороти.
– Почему ты это говоришь? – спросил сэр Роджер, который сам был доволен, что дочь ушла, и сильнее прижал внучку к себе.
Она подняла головку, черные глаза девочки смеялись:
– Потому что при тете ты боишься говорить то, что по-настоящему думаешь.
– Я ничего не боюсь.
– Ну, значит, ты такой же, как я: меня нельзя испугать. Мне не нравится страх, и я не знаю, что это такое. Только все-таки, дедуля, ты говоришь не совсем правду. Не совсем, потому что ты боишься тети Доротеи.
– Не говори глупостей, маленькая Дороти. Уж конечно, я нисколько не боюсь ее. С какой стати я должен бояться собственной дочери? Неужели это похоже на меня?
– А все-таки боишься, – поддразнивала Дороти.
– Не боюсь! И перестань спорить со мной, это невежливо. Маленькая девочка должна многому научиться, и я попросил твою тетю учить тебя. Прежде всего, она выучит тебя слушаться.
– О! – в ответ Дороти весело засмеялась, а глаза у нее так и заблестели.
– И она будет тебе давать различные уроки.
– Ну и хорошо, – согласилась Дороти. – Учите, чему хотите. Я проглочу все, все посажу к себе в голову и буду беседовать с тобой об уроках. Мамочка учила меня разным чудесным вещам, а также мой дорогой папа. Учиться я хочу, но слушаться… Нигде в Библии не сказано, что нужно слушаться теток: там говорится, что нужно слушаться мать и отца, о тетках же ничего не написано. Лучше учи меня сам, дедуля. Тебя я, пожалуй, буду слушаться, самую чуточку.
– Ну, пойдем гулять, – старик старался спрятать от внучки улыбку.
Он взял маленькую ручку и провел Дороти до беседки, в которой на свежем капустном листе лежала земляника. Едва они вошли в полуразрушенный, покривившийся домик, Дороти стала усиленно принюхиваться.
– Что за чудесный запах? Не понимаю, чем это пахнет?
Старик волновался, щеки его покраснели, глаза заблестели.
– Ах, знаю, знаю! – закричала девочка, заметив лист, а в нем крупные сочные ягоды. – Дедуля, ты положил их здесь для меня?
– Гм, да. Положил-то для тебя, только вот такая непослушная девочка их не получит…
– Я буду сидеть у тебя на коленях и лакомиться, – перебила Дороти. – Знаешь, дедушка, я чуточку устала, потому что ходила очень далеко. И мне ужасно хочется пить. Посмотрим… Нужно сосчитать: одна, две, три, четыре, пять… Целых одиннадцать! Что за прелесть! Какие крупные! Дедуля, скушай вот эту.
– Нет, я никогда не ем ни плодов, ни ягод.
– Ты должен, должен, и ты скушаешь. Ну, пожалуйста, дедушка, миленький, пожалуйста.
Но старые губы не разжимались, а молодому ротику хотелось ягод. Кончилось тем, что Дороти сама уничтожила всю землянику. После этого она откинулась, с удовольствием прижалась к деду, поглаживая его костлявую руку.
– Я люблю тебя больше всего на свете, – проворковала она.
Много лет прошло с тех пор, как старый сэр Роджер Сезиджер слышал такие слова. В первое время после свадьбы его жена говорила, что горячо любит его. Сын два или три раза старался доказать свою любовь. Но в общем старика было трудно полюбить. Даже любовь леди Сезиджер скоро угасла, потому что муж был так же скуп на ласку, как и на деньги. И вдруг теперь искрящееся энергией, бесстрашное дитя ворвалось в его жизнь, и маленькая курчавая внучка говорила, что любит его. После этих слов старик точно посвежел и помолодел. Неужели он убьет и ее любовь? Глядя на чернокудрую девочку, он удивлялся и никак не мог понять, почему она его совсем не боялась, почему, в то время как все старались отшатнуться, она радовалась его приближению и звала к себе.
После завтрака он нередко ложился поспать, а в это утро много ходил и двигался, что утомительно для старого человека. Но сегодня ему спать не хотелось. Он невольно крепче обвил руками маленькое существо. Детские губы, еще красные от сока земляники, прижались к морщинистой щеке, и будто что-то горячее, сладостное и волшебное коснулось старого сердца.
– Тебе очень приятно, когда я тебя целую, правда, дедуля?
– Мы не будем об этом говорить.
– Вот и отлично. Я люблю секреты, – заметила Дороти. – И ведь, правда, ты сам будешь учить меня, дедушка? Лучше учи меня ты, а не тетя Доротея, хотя ее я тоже очень люблю.
Несколько минут Дороти сидела молча, обдумывая пришедшую в голову мысль.
– Я хочу, чтобы тетя Доротея стала счастливой, – наконец высказалась девочка. – Мы с тобой могли бы ей в этом помочь. Как ты думаешь? Правда, могли бы?
– Твоя тетя Доротея вполне довольна и совершенно счастлива, – сухо ответил сэр Роджер, которому был неприятен такой поворот беседы. Ему нравилось тайком баловать маленькую Дороти, но совсем не хотелось, чтобы Доротея принимала в этом участие.
– Ей нужно много новых вещей, – продолжала Дороти, не обратив ни малейшего внимания на его последнее замечание. – Ей нужны платья, такие, как были у моей мамы. Мамочка была такая хорошенькая! Как жаль, что ты не видел ее. Ты бы ее полюбил. А вот папа… Но он был совсем ты, только молодой; ты – только не сгорбленный и без морщин на лбу; ты – только с веселым лицом; ты – если бы ты говорил быстро, весело и так, чтобы всех насмешить. Вот какой был мой папа. А теперь он и моя мамочка живут на небесах. У меня остался ты один, дедушка, и, конечно, тетя Доротея тоже. Но я люблю тебя больше, гораздо больше, чем ее. А потому я тебя еще раз поцелую, и, пожалуйста, позволь мне пойти во фруктовый сад и есть столько земляники, сколько мне захочется. Знаешь, прямо с грядки!
