Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
– Ей нанесли сильный удар, – проговорил он. – Скорее всего, тупым предметом. Вот сюда, за ухом. Но она удивительно крепкая женщина. Пульс медленный и хорошего наполнения. Хрипов при дыхании нет. Полагаю, что ее просто оглушили, и она вне опасности.
– Слава богу!
– Надо уложить ее в постель. Отнесем ее наверх, а потом я пришлю к ней девочек. Но кто же это сделал?
– Какой-то грабитель, – ответил Чарльз. – Видите – окно открыто. Она, скорее всего, услышала его и спустилась вниз, потому что никогда никого и ничего не боится. Как же жаль, что она меня не позвала.
– Но она одета…
– Иногда она засиживается допоздна.
– Да, я засиделась, – раздался голос. Вдова открыла глаза и посмотрела на них, часто моргая от света лампы. – Злодей проник через окно и ударил меня тяжелой дубинкой. Можете так и сказать полиции, когда она приедет. А еще он был низкорослый и толстый. Чарльз, подай мне руку, я пойду наверх.
Однако духом миссис Уэстмакотт была сильнее, чем телом, поскольку, с трудом поднявшись на ноги, она ощутила головокружение и непременно бы упала, не подхвати ее Чарльз. Ее отнесли наверх и уложили на кровать. Доктор остался понаблюдать за ней, Чарльз отправился в полицейский участок, а Денверы принялись охранять перепуганных служанок.
Глава 17. Наконец в порту
Новый день занялся задолго до того, как обитатели Заповедника разошлись по домам. Полиция закончила опрос свидетелей, и жизнь вновь вернулась в свою привычную колею. Миссис Уэстмакотт оставили спокойно спать после того, как ей дали небольшую дозу хлораля[18] для успокоения нервов, а голову обмотали смоченным в настое арники полотенцем. Поэтому адмирал немного удивился, когда примерно в десять утра получил от нее записку с просьбой сделать одолжение и зайти к ней. Он поспешил к соседке, опасаясь, как бы ей не стало хуже, но его страхи рассеялись, когда он увидел ее сидящей на кровати рядом c Кларой и Идой Уокер, которые ухаживали за ней. Она сняла платок и надела чепец с розовыми лентами и темно-бордовый халат с изящными складками на воротнике и рукавах.
– Мой дорогой друг, – обратилась она к адмиралу, когда тот вошел, – хочу напоследок сказать вам несколько слов. Нет, нет, – продолжила она, заметив смятение у него на лице, – я и не думаю умирать еще по крайней мере лет тридцать. Женщине не пристало умирать раньше семидесяти. Клара, пожалуйста, попросите отца пройти в комнату. А вы, Ида, передайте мне сигареты и откройте бутылку портера.
– Так вот, – продолжала она, когда адмирал расположился в комнате. – Сама не знаю, что вам и сказать, адмирал. С вами нужно разговаривать напрямик.
– Честное слово, мадам, я не знаю, о чем это вы.
– О вашей задумке в этакие-то годы отправиться в плавание и оставить дома такую милую и терпеливую жену, которая и так за всю жизнь слишком мало вас видела. Вам-то хорошо, у вас будет жизнь, полная перемен и новых впечатлений, однако вы и не думали, как она будет мучиться в унылом лондонском жилище. Вы, мужчины, все одинаковы.
– Что ж, мадам, поскольку вы так много знаете, то вам, вероятно, известно, что я продал свою пенсию. Как мне жить, если я не стану работать?
Миссис Уэстмакотт вынула из-под одеяла большой конверт со штампом «Заказное» и перебросила его старому моряку.
– Ваше оправдание никуда не годится. Там ваши пенсионные документы. Посмотрите, все ли на месте, и все ли в них верно.
Он сломал печать, и наружу вывалились те самые бумаги, которые он двумя днями раньше передал Макадаму.
– И что мне с ними теперь делать?! – в замешательстве воскликнул адмирал.
– Положите их в безопасное место или попросите сделать это кого-нибудь из друзей, и если вы человек долга, то отправляйтесь к жене и просите у нее прощения за то, что хоть на минуту задумывались покинуть ее.
Адмирал провел рукой по испещренному морщинами лбу.
– Очень великодушно с вашей стороны, мадам, – проговорил он. – Очень великодушно и любезно. Я знаю, что вы верный друг, но эти бумаги связаны с деньгами, и, хотя мы в последнее время оказались на мели, мы еще не в таком бедственном положении, чтобы обращаться к друзьям. Когда таковое случится, мадам, мы в первую очередь побеспокоим вас.
– Не будьте смешным! – сказала вдова. – Вы ничего не знаете об этом деле, однако пытаетесь диктовать законы. Я по-своему решу его, а вы возьмете бумаги, поскольку я не оказываю вам милость, а лишь восстанавливаю справедливость и возвращаю украденное.
– Это как, мадам?
– Я вам сейчас объясню, хотя вы могли бы поверить даме на слово, не задавая вопросов. Теперь скажу, что разговор останется сугубо между присутствующими, и он не должен выйти за пределы этих стен. У меня есть свои причины не открывать это дело полиции. Как по-вашему, кто меня ударил сегодня ночью?
– Какой-то негодяй, мадам. Не знаю, кто он такой.
– А вот я знаю. Это тот же субъект, который разорил или пытался разорить вашего сына. Мой единственный брат Джереми.
– Ага!
– Я вам о нем расскажу, расскажу совсем немного, поскольку он натворил столько, что мне не хочется об этом говорить, а вам не захочется слушать. Он всегда был негодяем, сладкоречивым и внушающим доверие, но все равно – опасным и изворотливым негодяем. Если я отрицательно отношусь к мужчинам, то истоки подобного отношения лежат в детстве, которое мы с ним провели вместе. Он мой единственный поныне здравствующий родственник, поскольку другой мой брат, отец Чарльза, был убит во время восстания сипаев.
Отец наш был богат и после смерти оставил нам с Джереми приличное состояние. Однако он прекрасно знал Джереми и не доверял ему, поэтому вместо того, чтобы отдать ему всю причитавшуюся долю, он часть ее передал мне, велев почти на самом смертном одре сохранить ее в доверительном управлении для моего брата и использовать эту часть в его интересах, если тот промотает свое состояние или каким-то образом лишится его. Это решение должно было оставаться втайне между мною и отцом, но, к сожалению, его слова подслушала сиделка, которая потом передала их Джереми. Вот так он узнал, что у меня в доверительном управлении находятся его деньги. Полагаю, табак не повредит моим умственным способностям, доктор? Спасибо. А вас, Ида, попрошу подать мне спички.
Она закурила сигарету, откинулась на подушку и принялась пускать синеватые кольца дыма.
– Не смогу точно сказать, сколько раз он пытался выцарапать у меня эти деньги. Он на меня давил, льстил, угрожал и уговаривал – делал все, на что способны мужчины. Я же не отдавала эту сумму, предчувствуя, что она в свое время ему понадобится. Когда я услышала об этом омерзительном деле, о его
