Современная комедия - Джон Голсуорси
– Деньги? – подсказал собеседник.
– Не так уж много. А Майкл так в нее влюблен, что даже поглупел. Впрочем, и парламент на него действует. Вы слышали их разговоры об этом фоггартизме? Продукты питания, дети, будущее – невероятная скука!
– Новизна, – промурлыкал глуповатый человек, – вот мания нашего века.
– Досадно, когда такое ничтожество старается выдвинуться и пускает в ход такую чепуху, как этот фоггартизм. Вы читали книгу Фоггарта?
– Нет. А вы?
– Конечно, нет! Мне жаль Майкла. Эта маленькая выскочка его эксплуатирует.
Сомс, очутившись словно в западне, не выдержал и засопел. Почувствовав, быть может, ветерок, молодая женщина оглянулась и увидела такие холодные серые глаза и такое хмурое лицо, что поспешила отойти.
– Кто этот мрачный старик? – спросила она своего собеседника. – Я даже испугалась.
Глуповатый джентльмен предположил, что это бедный родственник: видимо, он здесь ни с кем не знаком.
А Сомс направился прямо к Майклу.
– Кто эта молодая женщина с рыжими волосами?
– Марджори Феррар.
– Она предательница. Выгоните ее!
Майкл опешил.
– Но мы ее очень хорошо знаем. Она дочь лорда Чарлза Феррара и…
– Выгоните ее! – повторил Сомс.
– Откуда вы знаете, сэр, что она предательница?
– Я только что слышал, как она повторила то, что было в заметке, и прибавила еще кое-что похуже.
– Но она у нас в гостях…
– Недурна гостья! – сквозь зубы проворчал Сомс.
– Нельзя выгонять гостей. А кроме того, она внучка маркиза. Скандал будет грандиозный.
– Ну так устройте скандал!
– Приглашать мы ее больше не будем, но, право же, это все, что можно сделать.
– Вот как? – сказал Сомс и, отойдя от зятя, направился к той, на которую только что донес.
Майкл, взволнованный, последовал за ним. Ему еще не приходилось видеть тестя приготовившимся к прыжку. Подойдя, он услышал, как Сомс сказал негромко, но очень внятно:
– Сударыня, вы были так любезны, что назвали мою дочь выскочкой, причем в ее же доме.
Майкл видел, как молодая женщина оглянулась и с видом обиженным и наглым широко раскрыла свои холодные голубые глаза, потом засмеялась. Сомс сказал:
– Вы предательница. Будьте добры удалиться.
Вокруг стояло человек шесть, и все они слышали! Проклятье! А он – Майкл – хозяин дома! Выступив вперед, он взял под руку Сомса и спокойно сказал:
– Довольно, сэр! Ведь мы не на мирной конференции.
Все притихли, никто не шелохнулся, и только глуповатый джентльмен потирал свои белые руки.
Марджори Феррар сделала шаг по направлению к двери и заявила:
– Я не знаю, кто этот человек, но он лжец!
– Неправда!
Бросил это слово смуглый молодой человек, смотревший на Марджори Феррар. Их взгляды встретились.
И вдруг Майкл увидел Флер. Очень бледная, она стояла за его спиной. Конечно, слышала все! Она улыбнулась, подняла руку и сказала:
– Сейчас будет играть мадам Карелли.
Марджори Феррар направилась к двери; глуповатый джентльмен следовал за ней, все еще потирая руки, словно снимая с себя ответственность за инцидент. Сомс, как собака, для верности шел за ними, а за Сом-сом шагал Майкл. Донеслись слова: «Как забавно!» Послышался заглушенный смех. Парадная дверь захлопнулась. Инцидент был исчерпан.
Майкл вытер пот со лба. Он восхищался своим тестем и в то же время досадовал: «Заварил старик кашу!» Он вернулся в гостиную. Флер стояла у клавикордов с таким видом, словно ничего не случилось. Но Майкл заметил, что ее пальцы вцепились в платье, и сердце у него заныло. Волнуясь, он ждал последней ноты.
Сомс поднялся наверх и там, в кабинете Майкла, перед «Белой обезьяной», проанализировал свой поступок. Он ни о чем не жалел. Рыжая кошка! «Прирожденная выскочка»! «Деньги?» – «Не так уж много». Ха! «Это ничтожество»! Так она внучка маркиза? Ну что ж, он указал нахалке на дверь. Все, что было в нем сильного и смелого, все, что восставало против покровительства и привилегий – дух, унаследованный от предков, – все возмутилось в нем. Кто они, эти аристократы? Какое право имеют напускать на себя важность? Нахалы! Многие из них – потомки тех, кто поднялся на высоту только благодаря грабежам и маклерству! И кто-то осмелился назвать его дочь – его дочь – выскочкой! Да он пальцем не шевельнет, шагу лишнего не ступит, хоть бы ему предстояло встретиться с самим королем! Если Флер нравится окружать себя этими людьми, то почему бы ей этого не делать? Неожиданно у него замерло сердце. А вдруг она скажет, что он погубил ее «салон»? Ну что ж! Ничего не поделаешь. Лучше было сразу покончить с этой мерзавкой и уяснить себе положение. «Я не буду ждать Флер, – подумал он. – Буря в стакане воды!»
Когда он поднимался по лестнице в свою комнату, до него донеслись звуки клавикордов. Он подумал, не просыпается ли от этой музыки его внук. Вдруг послышалось ворчание, и Сомс подскочил. Ах, эта собака лежит у двери, ведущей в комнату беби! Жаль, что Дэнди не было внизу, уж он бы прокусил чулки этой рыжей кошке! Сомс поднялся выше и посмотрел на дверь комнаты Фрэнсиса Уилмота, находившейся как раз против его комнаты.
Очевидно, молодой американец тоже кое-что подслушал, но с ним говорить об этом нельзя – ронять достоинство! И, захлопнув свою дверь, чтобы звуки клавикордов не долетали до него, Сомс крепко закрыл глаза.
VII
Звуки в ночи
Майкл никогда не видел Флер плачущей, и сейчас, когда она лежала ничком на кровати и, уткнувшись в одеяло, старалась заглушить рыдания, почувствовал чуть ли не панический страх. Когда он коснулся ее волос, она затихла.
– Не падай духом, любимая, – сказал он ласково. – Не все ли равно, что говорят, если это неправда.
Она приподнялась и села, скрестив ноги. Волосы у нее были растрепаны, заплаканное лицо раскраснелось.
– Кому какое дело – правда это или неправда! Важно то, что меня заклеймили.
– Ну что же, и мы ее заклеймили, назвав «предательницей».
– Как будто этим поможешь делу! За спиной все мы говорим друг о друге. На это никто не обращает внимания. Но как я покажусь теперь в обществе, когда все хихикают и считают меня выскочкой? В отместку она оповестит весь Лондон. Разве я могу теперь устраивать вечера?
Оплакивает ли она свою карьеру или его? Майкл подошел к ней сзади и обнял.
– Мало ли что думают люди, моя детка. Рано или поздно это нужно понять.
– Ты сам не желаешь этого понять. Если обо мне думают плохо, я не могу быть хорошей.
– Считаться надо только с теми, кто тебя действительно знает.
– Никто никого не знает, – упрямо сказала Флер. – Чем лучше люди относятся, тем меньше знают, и никакого значения не имеет, что они, в сущности, думают.
Майкл опустил руки. Флер молчала так долго, что он опять обошел кровать и
