Артур Конан Дойль - Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона
– Мы преследовали вместе с ним одну дичь, – сказал Грегсон, – и она привела нас к вам, – при этом его большие круглые глаза остановились на нашем посетителе.
– Вы – мистер Джон Скотт Эклс из Потем Гуаза Ли?
– Да, это я.
– Мы ищем вас все это утро.
– Вероятно, вы напали на след этого господина благодаря его телеграмме? – спросил Холмс.
– Совершенно верно. Сведения о нем мы получили в почтовом отделении Чаринг-Кросса и сейчас же поехали к вам.
– Но почему вы искали меня, и что вам угодно от меня?
– Вы единственный человек, мистер Скотт Эклс, который может сообщить нам подробности относительно смерти мистера Гарсиа из Вистариа-Лоджа, близ Эшера.
Наш клиент смертельно побледнел и удивленными глазами взглянул на полицейского.
– Какой смерти? Разве он умер?
– Да, он умер.
– Так, значит, с ним случилось какое-нибудь несчастие?
– Его убили. В том, что это убийство, не может быть никаких сомнений.
– Боже мой! Это ужасно!.. Но ведь не хотите же вы этим сказать, что считаете меня убийцей!..
– В одном из карманов убитого найдено ваше письмо, из которого мы узнали, что вы имели намерение провести эту ночь у него.
– Так и было на самом деле, я остался у него на ночь.
– Да? Вы действительно ночевали там?!
И, говоря это, Грегсон вынул свою записную книжку.
– Не торопитесь, Грегсон, если не ошибаюсь, вы хотите узнать от мистера Скотта только, как было дело?
– Да, но я должен предупредить мистера Скотта, что его слова могут впоследствии служить против него уликой.
– Мистер Эклс собирался сам рассказать нам все перед тем, как вы вошли в комнату. Как вы думаете, Ватсон, было бы хорошо дать нашему клиенту стакан содовой воды. А теперь, сударь, постарайтесь забыть, что здесь есть еще свидетели вашего рассказа и продолжайте его так, как будто вас никто не прерывал.
Наш гость отпил немного воды, и краска снова вернулась к нему. Он бросил подозрительный взгляд на записную книжку сыщика и затем приступил к своему рассказу.
– Я холост, – начал он, – сильно люблю общество и имею очень много друзей и знакомых. В числе их есть семья Мельвиль, которая живет в Кенсингтоне. Несколько недель тому назад, обедая у них, я познакомился с одним молодым человеком по фамилии Гарсиа, испанцем по происхождению, имевшим какое-то отношение к испанскому посольству. Он был очень красив собой, обладал прекрасными манерами и отлично говорил по-английски.
Вышло как-то так, что мы очень скоро подружились друг с другом. По-видимому, он с первого раза почувствовал ко мне какое-то особенное влечение, и дня через два после нашей встречи навестил меня в моем доме в Ли. Затем он пригласил меня на несколько дней к себе, в Вистариа-Лодж, где-то между Этером и Окзоттом. Я дал слово и вчера вечером отправился к нему. Раньше он говорил мне, как живет, и я знал, что у него есть слуга, говорящий по-английски, и вполне ему преданный. Он ведет все хозяйство и заботится о всех его удобствах. Кроме того, в доме есть повар, вывезенный им из тропических стран, что, однако, не мешает ему превосходно готовить. Я помню еще, как сам Гарсиа при этом рассмеялся и заметил, что странно видеть подобных слуг в самом сердце Сюррея. Тогда я вполне согласился с ним, но, увидев вблизи, нашел их еще более странными, чем думал. Гарсиа жил в двух милях от Эшера, в довольно большом доме, который стоял немного в стороне от дороги. Широкая аллея, обсаженная высоким кустарником, вела к старому зданию, давно уже нуждавшемуся в ремонте. Когда мой экипаж подъехал по заросшей травой дороге к грязной старой двери, я невольно подумал, удобно ли с моей стороны ехать в гости к человеку, которого я почти совсем не знаю. Но он сам встретил меня в дверях и, видимо, очень обрадовался моему приезду. Он сдал меня на руки своему слуге, смуглому, мрачному человеку, и тот проводил меня в мою комнату. Все кругом производило удручающее впечатление. Мы обедали вдвоем, и хотя хозяин дома всячески старался занимать меня, было ясно видно, что мысли его витают где-то далеко; он говорил так отрывисто и рассеянно, что понимать его можно было с большим трудом. Он поминутно барабанил пальцами по столу, кусал себе ногти и вообще казался очень озабоченным. Обед был сервирован очень плохо и еще хуже приготовлен, а присутствие молчаливого, угрюмого слуги действовало на меня прямо угнетающим образом. Уверяю вас, что я несколько раз поднимался под каким-нибудь предлогом распроститься с хозяином и в тот же вечер вернуться к себе домой. Теперь я припоминаю еще одно обстоятельство, которое, быть может, прольет свет на темное дело, которое вам предстоит разобрать, господа. К концу обеда слуга подал своему господину какую-то записку, и я заметил, что, прочитав ее, Гарсиа сделался еще более рассеянным и странным, чем прежде. Он перестал вовсе занимать меня и весь ушел в свои мысли, выкуривая папироску за папироской. Я был рад, когда, наконец, в одиннадцать часов мог уйти к себе в комнату. Несколько времени спустя, когда в комнате у меня было темно, Гарсиа заглянул ко мне и спросил, не я ли звонил? Я сказал, что нет, и он извинился, что беспокоит меня так поздно, так как уже час ночи. Вскоре после этого я заснул и крепко проспал всю ночь. Теперь я перехожу к самой странной части своего рассказа. Я проснулся, когда было уже совсем светло и, взглянув на часы, увидел, что уже девять часов. Накануне я просил разбудить меня непременно в восемь часов и очень удивился подобной небрежности. Вскочив, я позвонил слугу, но ответа не было. Я позвонил еще раз и, так как никто не являлся, решил, что звонок испорчен. Я поспешно оделся и в самом скверном настроении духа спустился вниз, чтобы приказать подать мне горячей воды. Представьте мое удивление, когда внизу я никого не нашел. Я вышел в переднюю и стал кричать, но опять безуспешно. Тогда я принялся осматривать комнату за комнатой. Дом был пуст. Гарсиа накануне указал мне свою спальню и, думая, что он там, я направился к нему. Я постучал в дверь, но ответа не было. Я открыл дверь и вошел в комнату. В ней никого не было, и постель была не смята. По-видимому, он исчез вместе со всеми остальными: сам хозяин, его слуга и его повар пропали бесследно за ночь. Так окончился мой визит в Вистариа-Лодж.
Шерлок Холмс в волнении потирал руки и радостно улыбался, слушая этот странный рассказ, который должен был увеличить число его удивительных приключений.
– Действительно, очень странный случай, – сказал он. – Однако, что же вы предприняли дальше?
– Я был вне себя. Мне казалось, что надо мной просто зло посмеялись. Я собрал вещи, захлопнул за собою двери, и, с чемоданом в руке, отправился пешком в Эшер. В местной домовой конторе на мой вопрос мне сообщили, что вилла, в которой жил Гарсиа, принадлежала именно ему. Тогда я подумал, что едва ли Гарсиа хотел пошутить надо мной; вернее было предположить, что он просто удрал совсем, чтобы не заплатить за наем виллы. Был уже март, и срок платежа за вторую треть приближался. Но, оказалось, что я ошибся. Агент заявил мне, что плата за виллу получена вперед за целую треть. Оттуда я поехал в Лондон и зашел в испанское посольство, но там даже не подозревали о существовании Гарсиа и не могли сообщить о нем никаких сведений. Тогда я направился к Мельвилю, в доме которого мне представляли Гарсиа, но оказалось, что он знал о нем еще меньше, чем я. Наконец, получив от вас ответ на свою телеграмму, я поспешил к вам, зная от других, что вы всегда сумеете подать совет в трудную минуту жизни. Но, как оказывается, эти господа знают более меня, и им известно продолжение истории, которую я только что рассказал вам, и которая закончилась драмой. Это все, что я знаю; но я готов всеми силами помогать вам в раскрытии этого таинственного дела.
– Я не сомневаюсь в этом, мистер Скотт, – любезно заявил Грегсон. – Я должен вам сказать, что ваш рассказ почти во всем отвечает тем фактам, которые нам пока удалось установить. Так, например, вы сказали правду относительно этой записки. Но не знаете ли вы, какая участь постигла ее?
– Знаю, мистер Гарсиа скомкал ее и бросил в огонь,
– Что вам известно по этому поводу, мистер Байнес?
Местный агент сыскной полиции, – полный, краснощекий господин с обыкновенным лицом и большими проницательными глазами, почти скрытыми заплывшими жиром щеками, – слегка улыбнулся и достал из кармана измятый, обуглившийся клочок бумаги
– Он бросил записку так неловко, что она упала не в огонь, а за каминную решетку, мистер Холмс, – сказал он как бы в объяснение.
– Я вижу, что вы тщательно осмотрели весь дом, Байнес. От вашего внимания не ускользнул даже этот клочок бумаги.
– Это мое правило, мистер Холмс. Прикажете прочесть, мистер Грегсон?
Инспектор кивнул головой.
– Записка написана на четвертушке белой почтовой бумаги без всяких водяных знаков и украшений и с двух сторон обрезана маленькими ножницами. Она была сложена три раза и наскоро запечатана красным воском, который сверху прижали каким-то плоским, овальным предметом. Она адресована мистеру Гарсиа, в Вистариа-Лодж, и заключает в себе следующее: «Наши собственные цвета: зеленый и белый. Зеленый открыт, белый скрыт. Главная лестница, первый коридор, седьмая налево, зеленая байка. Бог в помощь. Д.» Почерк женский, писано заостренным на конце пером, но адрес написан другим пером или другой рукой. Это видно из того, что почерк на нем тверже и смелее.
