Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
— Чего на свете не бывает! — отозвался Руперт, и мы вышли с ним на Сент-Джеймс-стрит.
Он молчал всю дорогу, а когда мы вернулись в наш кабинет, он спросил меня, записал ли я разговор. Я утвердительно кивнул.
— Хотя зачем? Рандольф замкнул вокруг нас кольцо. Дальше идти нам некуда.
Часть вторая
Глава двадцатаяМы понимали, что отказ Бендиго означает крах нашего замысла. Глупо было обольщаться: русская нефть не попадет в Англию, условия, поставленные русскими, не могут быть выполнены, судов у нас они не купят, и мы бессильны что-либо тут изменить.
Но мы слишком размахнулись и уже не могли остановиться: события обладают своей инерцией. Главные же события в жизни Руперта только приближались. Нина Водопьянова вернулась после посещения делегацией Бирмингема, позвонила Руперту в его отсутствие и попросила ему передать, чтобы он на следующий день в 10 часов утра непременно зашел в торгпредство.
— Ее просьба может означать и хорошее и плохое, — сказал он. — Зря она меня звать не будет.
— Может, она хочет нам что-то посоветовать?
— Нет, не думаю, — сумрачно произнес он.
Руперт оказался прав. Когда на другое утро он вернулся от Нины, вид у него был совсем больной. Он рассказал, что Нина дожидалась его у подъезда торгпредства в Хайгейте и, хотя на улице моросило, повела его гулять по мокрому парку, где зябли под зимним дождем буки и араукарии.
— У меня, Руперт, неприятности, — сказала она. — Я не хотела вам говорить, но приходится.
— Не укрыться ли нам где-нибудь от дождя? — спросил он. Нина промочила ноги и забрызгала грязью чулки. — Вы же совсем промокнете.
— Неважно, — бросила она нетерпеливо, — я не хочу, чтобы нас видели вместе и слышали наш разговор. Кто-то из англичан…
— Вот до чего дошло! — пошутил он. — Кто же из англичан проявляет к вам такой интерес?
Но она даже не улыбнулась.
— Меня хотят выкрасть, — сказала она, с трудом выговаривая слова.
— Что?
— Понимаете, против меня что-то замышляют… — произнесла она с запинкой. — Мне сообщил об этом один человек.
— Англичанин?
— Да. Он все время пытается ко мне подойти, когда рядом никого нет. В Бирмингеме он меня совсем замучил. Раз даже по телефону…
— Но что он вам сказал? Почему вы решили, что он хочет вас выкрасть?
— Он говорит про вас, Руперт.
Их окатило водой с голых веток вяза; Нина прикрыла голову шарфом, а Руперт отер мокрое лицо носовым платком. И так холоден и бесприютен был зимний парк, и так мрачно у них на душе, что они даже не заметили потока воды, промочившего их насквозь.
— Два раза, когда я ходила покупать чулки и яблоки в Бирмингеме, — рассказывала Нина, — он шел за мной и старался оттереть меня от других прохожих. Он сказал мне по-русски: «Мне надо с вами поговорить, Нина Сергеевна». Знает даже мое отчество. Но это — англичанин. Он сказал, что у вас неприятности с английским МВД и что вам нужна моя помощь. Это правда, Руперт?
— Конечно, это неправда!
— Он мне говорит, что тут все знают про нас с вами и что, когда я уеду в Москву, вас, наверно, арестуют.
— Какая чепуха! — воскликнул Руперт. — Неужели вы ему поверили? Не верьте ни одному его слову, слышите, Нина?
— Да, но это-то он все-таки знает. Знает! — воскликнула она. — Он говорит, что я вам испортила жизнь, что я причиняю вам только неприятности, но могу вам помочь, если объясню каким-то его друзьям, что меня с вами связывает.
— Да не слушайте вы его и не обращайте на него внимания!
— Я и не слушаю его, — возмутилась она, — но он меня преследует.
— В следующий раз позовите полицейского.
— Подумайте, что вы говорите! — воскликнула она по-русски. — Как же я могу это сделать? Ведь он сам вроде полицейского!
— Ну и что? Если он к вам пристанет, позовите самого обыкновенного постового. Будьте спокойны: этот тип сразу смоется.
— Да, но если я обращусь к постовому, мне придется давать объяснения… Выйдет еще хуже. Нет, это невозможно.
— Послушайте, — заговорил он горячо, взяв ее под руку. — Это просто шантаж, за ним ничего нет. Они ничего о нас не знают. Они вас пугают, надеясь, что вы начнете оправдываться или защищать меня. Вы ему что-нибудь говорили?
— Нет. Но, Руперт, какое это безобразие! — гневно воскликнула она. — Он приводит меня в такую ярость, что я готова его убить! — От волнения она закрыла глаза. — Нет, все-таки меня это тревожит. Ведь он, наверно, действует не по собственной инициативе. А что, если они выследят, когда я буду одна, и схватят меня? Что мне тогда делать? Нет, я себе этого никогда не простила бы… Я не хочу причинять неприятности своим. Вот что мне не дает покоя. О нас с вами я уже даже не думаю.
— Да, да, конечно, — ласково успокаивал он ее, крепко прижимая к себе ее руку. — Погодите, дайте-ка сообразить…
Они молча шагали по дорожке, посыпанной гравием.
— Вашим вы об этом ничего не говорили? — спросил он.
— Ну, что бы! Разве я могу им пожаловаться, не втянув их в эту историю? Повторяю вам, Руперт, я не хочу причинять неприятности своим. Сейчас это единственная моя забота. Он упоминал и про Джо…
— Про Джо? — Руперт почувствовал боль, словно его ударили. — А при чем тут Джо?
— Он говорил, что рано или поздно кто-нибудь откроет ей правду. Он произносит эти гадости таким приветливым, дружелюбным тоном. — Нину передернуло. — Я его ненавижу. Его приятный голос, его вежливость!
— Не волнуйтесь! — проговорил он твердо. — Ради бога, не волнуйтесь. Они метят в меня, а не в вас.
— Я сама так думала, — сдержанно заметила она. — Но что им от вас нужно?
— Тут замешано слишком много такого, о чем я не могу вам рассказать, — огорченно признался он. — Сам виноват. Но мне обидно, что вас втягивают в эту гнусную историю. И я даже не представляю себе, как вам помочь. Во всяком случае сейчас.
— Тогда я должна вам помочь.
— Каким образом? Вы решили поговорить с ними?
— Нет! Нет! Нет! — закричала она в испуге. — Поговорить? Ни за что! Если они попытаются меня увезти или задержать здесь, я им не дамся!
— Они не будут вас задерживать, — заверил он ее. — Так далеко они не пойдут.
— Почем вы знаете, что не пойдут? Но, клянусь, я им не позволю до меня дотронуться! — горячо воскликнула она:
— Надо же, чтобы случилась такая беда…
Она молча сделала еще несколько шагов, вдруг Руперт переплел ее пальцы со своими.
— Вы мне скажете правду, если я вас кое о чем спрошу, Нина?.. — негромко обратился он к ней.
— Конечно.
— Зачем вы приехали в Англию?
Она ответила не колеблясь.
— Чтобы увидеть вас, Руперт. Понять, что я не ошиблась. Мне было так плохо, когда вы уехали. Я столько о вас думала, а когда мне стало совсем тяжело, я поняла, что лишусь покоя на всю жизнь, если опять вас не увижу и не проверю, ошиблась я или нет. Ведь я вам так верила…
— А почему вы во мне начали сомневаться? Вот я всегда знал, что вы такая, какая есть.
— Да, да, конечно. Но вы ведь не верите в то, во что верю я…
— Зачем вы так говорите?
— Нет, не верите. И я боялась, что совершаю предательство не только по отношению к себе… Вот от чего мне было так тяжело.
— Вы ничего не предали! — сердито закричал он. — Не смейте так думать!
— Я старалась не думать. Но вот поэтому мне и надо было вас увидеть.
— Но вы мне ничего не сказали. Ни о чем не спросили!
— Я хотела спросить в тот день, когда была у вас. Но почувствовала, как я виновата перед Джо и как вы перед ней виноваты.
— Но хоть что-то вы могли мне сказать?
Теперь они забыли обо всем на свете, кроме этого ощущения близости, которое их соединяло.
— А зачем? Мне это было не нужно. Я всегда знала, что вы — человек честный и не можете фальшивить. И сейчас я это знаю наверняка. Мне только надо было в этом утвердиться. Вот и все.
— Но вы же ничего обо мне не знаете! Ничего не знаете даже теперь.
— Знаю. Знаю все, что мне нужно знать…
— А вы хоть раз подумали, что вы со мной сделали?
Она крепко сжала его руку. И только покачала головой.
— Вы перевернули всю мою жизнь, — сказал он ей.
— Я этого не хотела.
— Но я не жалею об этом.
— Тогда я рада, хотя мы поступили нехорошо.
Он рассмеялся.
— Вы замечательная женщина! И самый строгий моралист, каких я встречал…
— Я буду любить вас всю жизнь, Руперт. Вероятно, я не должна этого говорить. Но я ведь понимаю под этим совсем не то, что понимают обычно. Другое. Более высокое. Только вы и я знаем, что я хочу этим сказать.
— Я знаю…
По-моему, Лилл совершил большую оплошность, преследуя Нину, потому что Руперт теперь любил ее больше, чем когда бы то ни было. И больше, чем когда бы то ни было, думал о ней и о том, как уберечь ее от опасности. Вот почему он позвонил Лиллу и сказал, что хочет к нему зайти.