Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)
Из нескольких коротких писем, прибывших к нам одно за другим, мы узнали, что после смерти прославленного полководца наш дорогой Гарри был оставлен адъютантом ври новом командующем — генерале Амхерсте. В середине октября поступило известие о капитуляции Монреаля, а затем и всей Канады, и в коротенькой приписке к тому же письму Гаррн сообщал, что теперь он думает попроситься в отпуск и поехать домой проведать матушку, которая — сообщал капитан Уорингтон, — судя по ее письмам, стала "злющая, как медведица".
Что послужило причиной этой злобы, мне нетрудно догадаться, хотя ее когти и не могли дотянуться до меня. Я "писал брату очень подробно все, что произошло со мной в Англии.
А затем 25 октября прилетела весть о том, что его величество скончался в Кенсингтоне от удара и нами теперь правит Георг III. Боюсь, что мы не слишком огорчились. Какое дело до Атридов тем, чьи сердца полны erota mounon? {Лишь любовью (греч.).} Молодой принц был скромен, красив, отважен, мы с открытой душой верили молве, которая приписывала ему все эти добродетели, и кричали "ура" вместе с толпой других верноподданных, приветствовавших его восшествие на престол. Нам, обыкновенной молодой влюбленной парочке, нашептывающей друг другу нежности в укромном уголке, и в голову не проходило, что это событие может как-то повлиять на нашу судьбу.
Не кому дано знать, как великие события могут отразиться на его жизни? Наш малыш Чарли в своем Чартер-Хаусе возымел неистовое желание немедленно увидеть нового короля, так как по случаю его восшествия на престол доктор Крусиус устроил своим ученикам каникулы. И вот когда я, Чарли, Этти и Тео (мисс Тео уже настолько к этому времени окрепла, что могла пройти довольно много миль пешком) слушала перед Сэвил-Хаусом на Леетер-Филдс, как герольды возвещают начало нового царствования, какой-то карманный воришка стянул часы с цепочкой у стоявшего рядом с нами джентльмена, был пойман и отправлен в тюрьму, и произошло все это единственно по причине восшествия его величества на престол. Не умри старый король, джентльмен с часами и цепочкой не оказался бы в толпе, часы не были бы похищены, и воришка не был бы поймал и не получил бы нарядную порку. Точно так же и же судьбе многих прямо или косвенно отразилось это великое событие и даже — на судьбе таких незаметных людей, как мы.
А произошло это следующим образом. Лорд Ротем был близким другом августейшей семьи из Сэвил-Хауса, знавшей и ценившей но заслугам его многочисленные достоинства. Сам же он, в свою очередь, больше всех людей на свете любил своего соседа и старого соратника Мартина Ламберта и всегда утверждал, что благороднее его нет джентльмена на земле. И лорд Бьют, пользовавшийся первое время неограниченным влиянием при дворе нового короля и исполненный — в начале своего недолгого и не слишком для него счастливого пребывания у власти — благородного стремления: оказывать покровительство везде, где он видел подлинные заслуги, составил себе чрезвычайно высокое мнение о мистере Ламберте на основании отзывов его старого и верного друга.
В это время мой (и Гарри) старинный друг, священник Сэмпсон, бессчетное количество раз побывавший за этот год в тюрьме и хранивший в душе неистребимую ненависть к каслвудским Эсмондам и столь же стойкую привязанность ко мне и к моему брату, занимал пустующую кровать моего дорогого Гарри (в собственной квартире он не появлялся во избежание встречи с бейлифом). Я любил общество Сэмпсона, ибо более забавного шутника в священническом облачении свет еще не родил, и к тому же он разделял все мои восторги, расточаемые в адрес мисс Тео, и никогда не уставал (и клялся мне в этом) выслушивать их; он восхищался, и, право, мне кажется, вполне искренне, и "Кариезаном", и "Покахонтас" и мог читать наизусть целые монологи из этих трагедий, и с не меньшим чувством и выразительностью, чем сам Барри или кузен Хэган. Сэмпсон был постоянным посредником между леди Марией и теми из ее родственников, которые не отрекались от нее, и, будучи сам вечно в долгах, никогда не отказывал в сочувствии и другим беднякам, всегда готов был распить с ними кружку пива и пролить слезу над их судьбой. Его знакомство с миром ростовщиков было поистине фантасмагорическим. Он хвастливо утверждал, что никакому другому священнику не дадут столько денег под залог, как ему. Разумеется, он никогда не платил своих долгов, но и должникам своим прощал легко. Вечно пребывая в бедности, он все же ухитрялся постоянно помогать своей нуждающейся младшей сестре, и едва ли когда-нибудь более щедрый, добрый и беспечный плут скалил зубы из-за решетки долговой тюрьмы. Говорят, что я люблю окружать себя паразитами. Признаюсь, я испытывал глубокую симпатию к Сэмпсону и уважал его, пожалуй, больше, чем многих людей, более достойных уважения.
Узнав, что лорд Бьют вошел в состав кабинета, Сэмпсон принялся клятвенно заверять меня, что его милость — большой поклонник моего драматического искусства, что он был в театре, видел моего "Карпезана" и пришел в восторг, что он — клялся Сэмпсон — и сам мог бы не хуже сыграть роль короля, и, несомненно, найдет для меня должность, соответствующую моей знатности и талантам. Он требовал, чтобы я посетил приемную его милости. Я не желаю? Да, все мы, Эсмонды, горды, как сам Люцифер, а уж если на то пошло, наш род не ниже любого самого знатного рода в Европе. Да, черт побери! Кем были предки его милости, когда мы, Эсмонды, уже были владетелями больших графств, воинами и крестоносцами? А те кто были? Жалкие, оборванные шотландцы, черт побери, промышлявшие рыбой на своих островах. А теперь времена переменились. Теперь шотландцы в фаворе. Но об этом лучше помалкивать.
— Я не против его возвышения, — сказал Сэмпсон, — но он должен позаботиться и о вас, и о нашем драгоценном, благородном, храбром капитане, и он это сделает, черт побери! — зарычал достойный пастор. А когда месяц спустя после своего восшествия на престол его величество приказал поставить "Ричарда III" в "Друри-Лейн", мой капеллан бесился, клялся и божился, что он еще увидит его величество в "Ковент-Гарден" на представлении "Карпезана". И вот однажды утром он ворвался ко мне в спальню, где я еще нежился в постели, и, размахивая газетой, заорал во всю глотку: "Ура!"
— Что случилось, Сэмпсон? — спрашиваю я. — Моего брата повысили в чине?
— Нет, правду сказать, нет, но кого-то другого повысили. Ура! Ура! Его величество назначил генерала Ламберта губернатором и главнокомандующим острова Ямайки.
Я вскочил с постели. Вот так новость! Мистер Ламберт отправится в свое губернаторство и кто-то еще уедет вместе с ним? Накануне вечером я ужинал в "Кокосовой Пальме" в компании нескольких светских щеголей, а этот негодяй Гамбо забыл передать мне записку от моей бесценной возлюбленной, содержавшую ту же самую новость. Тео просила меня непременно встретиться с ней на следующий день в полдень в обычном месте {Во всей рукописи мистера Уорингтона не содержится ни единого указания на то, что подразумевает автор под "обычным местом".}.
Сильно встревоженные, сошлись мы на наше маленькое совещание в условленном месте. Папенька уже объявил дома о том, что он принял назначение и в скором времени отбывает. Ему будет предоставлен фрегат, и он возьмет всю семью с собой. Силы небесные! Значит, мы должны расстаться! Моя дорогая Тео снова была бледна как смерть. Тетушка Ламберт боялась, что она лишится чувств; у одной из работниц миссис Гудисон был пузырек с нюхательной солью, и она побежала за ним в мастерскую.
— Вы уезжаете, тетушка Ламберт? Уплываете на фрегате? Вы хотите разлучить ее со мной? О, боже милостивый, тетушка Ламберт, я этого не переживу!
Маменька принесла из мастерской пузырек с нюхательной солью, и Тео немного оправилась. Зная хрупкое здоровье Тео, разве могли ее мать и сестра не сочувствовать ей, и у нас, как видите, уже вошло в обычай встречаться здесь. Но генерал был так занят приемами при дворе и у министров и подготовкой к отъезду и устройством домашних дел, что дамы как-то не удосужились сказать ему об этих встречах, и когда уже были заказаны туалеты для дам, миссис Гудисон, обшивавшая мисс Молли Бенсон, еще когда та была школьницей (она отлично помнит и мисс Эсмонд из Виргинии, сказала мне эта достойная дама, и даже платье, которое она сшила ей для придворного бала ее величества), лукаво заметила:
— Дорожные костюмы были заказаны для маменьки и для обеих барышень, и я подумала, что не будет большого греха, если заказ будет выполнен полностью.
Нужно ли говорить о том, в каком смятении чувств возвратился мистер Уорингтон в тот вечер домой? Итак, больше не будет совместных прогулок, а если они и будут, то скоро прекратятся! Прощай, милый сердцу Хемстед, прощай, бесценный Излингтон! Гамбо и Молли не будут больше бегать туда и обратно с записочками! Бедняга Гамбо так громко всхлипывал, что мистер Уорингтон, тронутый его преданностью, дал ему крону, дабы он мог поужинать с Молли, которая, как выяснилось, была его подружкой. Как! И ты тоже влюблен, бедный Гамбо, в тебя тоже разлучают с предметом твоей любви? Я готов был смешать свои слезы с его слезами.
