Уильям Теккерей - История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим
Все это время прекрасная фрейлина пыталась втянуть в беседу мистера Эсмонда и, без сомнения, должна была заключить, что он прескучный малый. Но, по несчастной случайности, в тот самый миг, когда он готовился занять пустующее место с ней рядом, его усадили на другое, в значительном отдалении от Беатрисы, которая получила в соседи герцога и милорда Эшбернхэма и, поведя своими белыми плечами, бросила на кузена взгляд, как бы говорящий: "Пожалейте меня". Сейчас, впрочем, милорд герцог и его дама были увлечены весьма оживленной беседой. Госпожа Беатриса не могла не играть глазами, подобно тому, как солнце не может не сиять и не обжигать тех, на кого упадут его лучи. Уже ко второму блюду обед показался Эсмонду чересчур длинным; когда подали суп, он готов был поклясться, что просидел за столом часов десять; что же до сластей и варений, то им и вовсе не видно было конца.
Но вот дамы поднялись; Беатриса метнула в своего герцога последний взгляд, подобный парфянской стреле; на столе появились новые бутылки и бокалы, и тосты потянулись чередой. Мистер Сент-Джон пригласил его светлость герцога Гамильтона и все общество выпить за здоровье его светлости герцога Брэндона. Другой лорд провозгласил тост за генерала Уэбба и за достижение им "того высокого поста, который по праву принадлежит храбрейшему воину в мире". Мистер Уэбб поблагодарил присутствующих, похвалил своего адъютанта и вновь с начала до конца провел прославившее его сражение.
- Il est fatiguant avec sa trompette de Wynendaell {Он утомителен со своими винендальскими фанфарами (франц.).}, - прошептал мистер Сент-Джон.
Капитан Стиль, верный интересам другого лагеря, предложил тост за герцога Мальборо, величайшего полководца нашего времени.
- За величайшего полководца я всей душой рад выпить, - сказал мистер Уэбб. - В этом искусстве ему нельзя отказать. Но я пью за генерала, а не за герцога, мистер Стиль. - И бравый джентльмен опрокинул полный кубок, в ответ на что Дик налил и осушил сразу два: один за генерала, а другой за герцога.
Тут его светлость Гамильтон поднялся и с горящими глазами (мы все пили, не стесняясь) предложил выпить за прелестную, за несравненную госпожу Беатрису Эсмонд; и все мы охотно подхватили этот тост, особенно же милорд Эшбернхэм, который даже закричал от восторга.
- Какая жалость, что на свете есть уже герцогиня Гамильтон, - шепнул мистер Сент-Джон, который выпил больше и, однако, держался лучше многих других; и тут мы все перешли в гостиную, где дамы сидели за чаем. Что же до бедного Дика, то его нам пришлось покинуть в одиночестве за обеденным столом, изрыгающего строки "Похода", в которых величайший поэт увековечил величайшего полководца мира; а когда Гарри Эсмонд заглянул туда полчаса спустя, он уже достиг следующей ступени и горькими слезами оплакивал вероломство Тома Боксера.
Невзирая на яркое освещение, гостиная показалась темна бедному Гарри. Беатриса едва говорила с ним. После отъезда милорда герцога она взялась за следующего по рангу и сосредоточила весь огонь своих взглядов и чары своего остроумия на молодом лорде Эшбернхэме. Большинство гостей уселось за карты, а мистер Сент-Джон зевнул прямо в лицо миссис Стиль, которая перестала его забавлять, затем с присущей ему живостью и блеском побеседовал с леди Каслвуд, красоту которой он во всеуслышание объявил более утонченною, нежели красота ее дочери, и, наконец, распростился со всем обществом и отбыл. За ним вскоре последовали и остальные, причем милорд Эшбернхэм задержался дольше всех и все метал пламенные взгляды в сторону улыбающейся молодой соблазнительницы, которая не его первого сумела обратить в рабство.
Разумеется, мистер Эсмонд, на правах родственника, оставался после всех; уже одна за другой отъехали кареты, уже портшез его тетки, окруженный факелами, свернул к Челси и скрылся в темноте, уже разошлись горожане, высыпавшие на площадь поглазеть на непривычное скопление карет и возков, факельщиков и лакеев, а он все медлил уходить. Бедняга еще ждал, - быть может, красавица удостоит его улыбки или доброго слова на прощание. Но ее утренние восторги испарились или же она соизволила изменить свое расположение духа. Она пустилась насмешничать над непривлекательной наружностью леди Бетти и передразнивать вульгарные манеры миссис Стиль; потом зевнула, прикрыв рот ладошкой, зажгла свечу, повела плечами и, задорно присев перед мистером Эсмондом, отправилась спать.
- День так хорошо начался, Генри, что я надеялась, он закончится лучше. - Вот все, чем могла утешить бедного Эсмонда его любящая госпожа; и, одиноко бредя в потемках домой, он размышлял с горечью в сердце и едва ли не с ожесточением о жертве, которую принес. "Она бы меня захотела, - думал он, будь у меня громкое имя, которое я мог бы предложить ей. Если б не слово, данное ее отцу, и титул и возлюбленная - все было бы моим".
Должно быть, тщеславие сильнее всех прочих страстей в человеке, ибо я краснею даже ныне, вспоминая унижения этих давно минувших дней, память о которых все еще причиняет боль, хоть жар обманутых желаний угас много лет назад. Потомок автора этих записок, которому когда-нибудь они попадут в руки, знавал ли когда-либо подобное поражение и позор? Доводилось ли ему стоять на коленях перед женщиной, которая слушала его, и играла им, и смеялась над ним, которая ласковым воркованием и взглядом, говорившим "да", заставила его пасть к ее ногам, а потом повернулась спиной и бросила его. Мистеру Эсмонду пришлось пройти через все это; и он покорялся, и восставал, и, понурив голову, возвращался для новых унижений.
После этого дня карета молодого лорда Эшбернхэма то и дело стала появляться на Кенсингтон-сквер; мать его нанесла визит госпоже Эсмонд, и на любом собрании в городе, которое молодая фрейлина украшала своим присутствием, можно было наверняка встретить этого джентльмена, всякую неделю щеголявшего в новом платье и разубранного всем, что только могли доставить ему его портной и вышивальщик. Милорд постоянно осыпал любезностями Эсмонда, приглашал его к обеду, предлагал своих верховых лошадей и тысячею других способов довольно неуклюже выражал ему свое почтение и расположение. Наконец однажды вечером, явившись в кофейню уже достаточно разгоряченным и раскрасневшимся от вина, милорд бросился к Эсмонду и вскричал:
- Порадуйтесь за меня, дорогой полковник, я - счастливейший из людей!
- Счастливейшему из людей не требуется, чтобы за него радовались другие, - возразил Эсмонд. - Какова же причина столь неизъяснимого блаженства?
- Как, вы еще не слыхали? - сказал тот. - Вы ничего не знаете? Я думал, вам, как члену семьи, сказали уже: очаровательная Беатриса обещала быть моей.
- Что! - крикнул мистер Эсмонд, который в это самое утро провел с Беатрисой несколько счастливых часов, - писал ей стихи, а она пела их под аккомпанемент клавикорд.
- Да, - сказал милорд. - Я был у нее нынче. Я видел вас из окна кареты: вы шли, направляясь к Найтсбриджу. Я был у нее, и она была так прекрасна, так ласково говорила со мной, что я просто не мог удержаться и бросился перед ней на колени и... и... нет, решительно на всем свете нет человека счастливее меня; я только очень молод, но это ничего, она говорит, я стану старше; через четыре месяца мое совершеннолетие, и разница в годах не так уж велика - и я так счастлив. Мне хочется чем-нибудь угостить все общество. Бутылку вина сюда, десять бутылок - мы выпьем за самую прекрасную женщину в Англии.
Эсмонд оставил молодого лорда, который опрокидывал бокал за бокалом, и поспешил в Кенсингтон узнать, верно ли то, что он слышал. Увы, сомнения не было; во взгляде своей госпожи, исполненном печали и сострадания, он прочел всю правду; а потом она рассказала ему те подробности, какие знала, молодой лорд сделал предложение сегодня утром, через полчаса после ухода Эсмонда, в той самой комнате, где на клавикордах еще лежала песня, сложенная Эсмондом, и которую они пели вместе.
Книга третья,
повествующая об исходе приключений мистера Эсмонда в Англии
Глава I
Мои битвы и беды приходят к концу
Лихорадочное стремление добиться хотя бы скромной славы, ранее владевшее Эсмондом, теперь миновало, быть может, оттого, что желание его отчасти исполнилось, а еще оттого, что не существовало более цели, питавшей эти честолюбивые замыслы. Он стремился к военным почестям в надежде, что они возвысят его в глазах Беатрисы. После знатности и богатства это было единственное, что она ценила. И это была ставка, при которой быстрее всего можно было выиграть или проиграть, ибо изучение законов - долгая игра и надо потратить целую жизнь, чтобы преуспеть в ней; успехи же на поприще литературном или клерикальном ничуть не приблизили бы бедного Эсмонда к заветной цели. Итак, красный мундир был его единственным шансом, и на него он поставил; и тут-то, строго говоря, и кроется секрет его быстрого повышения в чинах, ибо он охотнее подвергал себя опасности, нежели многие джентльмены, и рисковал больше - в надежде больше выиграть. Да и он ли один ставил на карту жизнь ради выигрыша, "который не стоил ставки? Иной рискует жизнью (а подчас и честью) ради пачки кредитных билетов, или ярда голубой ленты, или места на парламентской скамье; другие - из азарта и ради удовольствия, получаемого от самой игры; так сотня охотников с гиканьем взапуски мчится по следу дрянной лисицы, которая должна стать наградой счастливому победителю в этом состязании.
