Андре Моруа - Письма незнакомке
Третий автор избирает историческую тему, как правило, эпоху, отмеченную трагизмом и свободой нравов. (Темницы времен Французской революции – особенно подходящий фон для действия: любовные истории соседствуют здесь с гильотиной; войны наполеоновской империи также годятся – тут победы над врагами чередуются с победами над женщинами; неплохой материал представляют и другие эпохи: Реставрация в Англии сопровождалась распущенностью, царствование Людовика XV или времена регентства знамениты Оленьим парком и ужинами в узком кругу, Вторая империя прославилась куртизанками.) Определив время действия, автор поселяет в книге столь же циничную и жестокую, сколь и неотразимую героиню и через каждые тридцать страниц укладывает эту обольстительную особу в постель с очередным любовником. Тираж в сто тысяч экземпляров обеспечен! Меняйте век каждые три тома.
По этим рецептам создают состояния, но не шедевры. Источники красоты бьют из глубины, они окутаны тайной. Настоящий роман отвечает внутренней потребности его создателя. Стендалю, Бальзаку нравилось сочинять произведения, позволявшие им как бы прожить свою жизнь сызнова, под другой личиной. Фабрицио в «Пармской обители» – это Стендаль, будь он юным красавцем, итальянским аристократом; Люсьен Левен – это Стендаль – красавец лейтенант, отпрыск богатого банкира. «Писатель по мере возможности вознаграждает себя за несправедливость судьбы». Иногда бывает трудно заглянуть под маску. «Госпожа Бовари – это я», – говорил Флобер. Именно поэтому «Госпожа Бовари» – шедевр.
Как романист узнает, что нужный ему сюжет найден? А вот как: если, обдумывая его, он испытывает волнение. Если тема затрагивает чувствительные струны его души, вызывает мучительное или опьяняющее воспоминание, есть шанс, что будущая книга получится превосходной. И если будут соблюдены еще два непременных условия. Нужно немного отойти от событий, или, как говорил Бальзак, нужно, чтобы все хорошенько отстоялось. «Поэзия – это такое переживание, о котором вспоминают, уже успокоившись». Если вы только что потеряли возлюбленную, не садитесь сразу за роман. Рана еще кровоточит, ее нужно перевязать, а не бередить. Когда она затянется, вы испытаете горькое удовольствие, прикоснувшись к ней. Боль будет не настолько сильна, чтобы исторгнуть у вас стон, но рана будет еще достаточно ныть, чтобы побудить вас запеть. Слово «запеть» применимо не только к поэту, но и к романисту.
Второе условие: события романа должны иметь косвенное отношение к вашей собственной жизни. Если вам, прелестная незнакомка, захочется написать роман, не излагайте в нем историю вашей жизни без изменений. Известная степень стыдливости предостережет вас от этого, по крайней мере я уповаю на это. Поведайте о судьбе, близкой вашей, – это позволит вам высказать свои чувства и одновременно сохранить иллюзию, будто вас прикрывает маска. А если вы преуспеете, не присылайте мне свою рукопись. Я наверняка ее потеряю. Прощайте.
О минуте, определяющей судьбу
Неправда, прекрасная незнакомка, будто жизнь каждого из нас уже с самого нашего появления на свет или даже от века целиком и полностью предопределена силой, которую нельзя ни понять, ни сломить. В какой-то мере это, несомненно, так. Родись вы дурнушкой, жизнь ваша была бы иной, а ваша красота – результат сочетания хромосом ваших родителей, повлиять на который не в ваших силах. К этому надо добавить, что лицо в наши дни может изменить к лучшему хирург, что обаяние и ум красят людей и что душевный покой читается в чертах. Кому принадлежат слова о том, что после сорока лет всякий человек ответственен за свое лицо? Человеческая способность «подправлять судьбу» коренится прежде всего в том, как мы реагируем на события.
События эти идут своим чередом. Кто-то любит вас и вам в этом признается. Но война похищает его у вас; экономический кризис разоряет его; в его жизнь вторгается другая женщина. Таковы факты. Но не в этих голых фактах причина ваших невзгод или вашего счастья. Каково будет ваше поведение перед лицом этих событий? Вот вопрос вопросов. Во многих ситуациях бывает такая минута – единственная, – когда от принятого вами решения будет зависеть весь ход вашей жизни. Я именую ее минутой, определяющей судьбу. Почему речь идет всего лишь об одной минуте? Так уж устроен мир. Благоприятный случай редко представляется дважды.
На войне бывает именно так. Сражение на Марне было единственным шансом изменить ход войны, и реализовать его нужно было мгновенно. Фон Клук продвигался вперед слишком быстро. Жоффр и Гальени сумели этим воспользоваться. В тот день, хотя об этом еще никто не подозревал, Германия проиграла войну. То же самое происходит и в «войне» полов. Однажды наступает такой миг, когда мужчина, который уже давно ухаживает за женщиной, внезапно замечает в ее глазах что-то кроткое и беспомощное: это – предвестие его победы. Множество причин сыграли тут свою роль: благоприятный случай, отсутствие посторонних, тон беседы, предгрозье, прочитанная книга, какой-нибудь жест. Словом, она – в его власти.
Но если в этот единственный, благословенный вечер мы упустим случай, подумав, что он не раз еще повторится и при более благоприятных обстоятельствах, мы потеряем выпавший на нашу долю шанс, причем навсегда. Женщина или спохватится, или вспомнит о возможных опасностях, или начнет презирать нас за нерешительность. А главное – она выйдет из-под влияния необычайного стечения обстоятельств, склонившего ее к капитуляции. Сегодня победа не требовала усилий, не вызывала сомнений; завтра она будет недостижима.
Я размышлял о такой минуте, определяющей судьбу, перечитывая вчера превосходный роман Мередита «Трагические комедианты». Это – жизнеописание Фердинанда Лассаля, немецкого социалиста и трибуна, полюбившего юную девушку благородного происхождения и сумевшего покорить ее своею красотой и талантом, несмотря на то что она уже была невестой другого. Однажды она сказала ему: «В моей семье относятся к вам с неприязнью; убежим вместе!» Он медлил: «Зачем омрачать вашу жизнь скандалом? Потерпим несколько месяцев, и мы поженимся с согласия ваших родителей». Он так никогда и не получил ни согласия, ни жены; он был убит на дуэли женихом девушки. О, причудливая игра гордости и страсти! Злосчастный Лассаль погиб нелепо, защищая свою честь; возлюбленная оплакала его, но было уже слишком поздно, затем она вышла замуж за убийцу.
Слишком поздно. Остерегайтесь, сударыня, стать жертвой этих ужасных слов. Мне знаком и другой подобный случай: во время последней войны одна женщина получила от любившего ее офицера предложение выйти за него замуж. Она попросила всего одну ночь на размышление и на следующий день написала ему, что согласна. Однако в тот день, 10 мая 1940 года, началось немецкое наступление. Офицер был послан на фронт, ее письмо затерялось. Придя в отчаяние из-за двойного краха – своей страны и своего чувства, – он принялся ухаживать за Смертью. Эта податливая особа, как правило, не оставляет без внимания своих кавалеров… Горькие раскаяния, сожаления стали уделом той женщины. Ибо она всегда желала этого брака и попросила отсрочки лишь из чувства приличия и самолюбия. Не лучше ли было тотчас же ответить «да»?
Мораль: Ответьте мне без промедления. Прощайте.
Одеть тех, кто гол
Известный английский писатель Джордж Мур рассказал мне однажды, что, обнаружив в книге американского романиста Генри Джеймса фразу: «Я увидел на пляже совершенно раздетую женщину», он спросил: «Почему «раздетую», Генри? Здесь больше подходит слово «голую». От природы человек гол, одежда появляется потом». Высокопарный и важный Джеймс ненадолго задумался, а затем ответил: «Вы ошибаетесь, Мур. Для жителя цивилизованной страны естественное состояние – быть одетым. Нагота анормальна».
То же самое мнение встретил я и в одном, вероятно, уже позабытом эссе Ален-Фурнье. Привожу его рассуждение: «Ныне женское тело – уже не тот языческий кумир, не та нагая гетера, которую Пьер Луи откопал в далекой Древней Греции». Платье, юбка, корсаж сделались для христианского мальчугана, о котором говорится в эссе, сутью женского тела. «Мы не узна2ем лучше это тело, лишив его всех покровов; вот уже много веков под влиянием климатических условий нашей страны его укутывали в одежды; с раннего детства мы привыкли видеть женскую фигуру в одежде».
И даже нагое женское тело, по мнению Ален-Фурнье, не воспринимается отдельно от одежды со всеми ее атрибутами. «Целомудренные и строгие покровы на средневековых витражах придали женскому телу свою форму; оно выглядит в них скованным, утонченным, почти бесплотным».
Это было написано в начале века. С тех пор многое изменилось: пляжи усеялись голыми телами, киноэкран приоткрыл для многих тысяч зрителей кулисы конкурсов красоты, и скульптурная нагота греческих нимф перестала быть для нашего современника абстракцией. Впрочем, вольность – это понятие относительное. Один народ терпимо относится к обнаженному телу, а другой нет. Андре Бийи опубликовал небольшую книжку, озаглавленную «Стыдливость», в которой собрал различные высказывания, показывающие, как менялось это понятие. Естественна ли стыдливость? Нет, животным она не свойственна. Многие из них прячутся, предаваясь любви, как прячутся хищные птицы, утоляя жажду, но поступают так потому, что в это время уязвимы для врагов. Стыд за свое тело им чужд.
