Андре Моруа - Письма незнакомке
– Знаю, молодой человек! – воскликнул он. – Вы пожаловали, чтобы удостовериться в том, что я смешон… Ну как? Удостоверились?.. Да, я смешон… Но смешон-то я намеренно, ибо – запомните, молодой человек, – в этой завистливой стране казаться смешным – единственный безопасный способ прославиться.
Эти слова восхитили бы Стендаля. Но не обязательно казаться смешным, вы, наверное, и сами замечали, что некоторые причуды, оригинальная манера одеваться приносят мужчине или женщине больше славы, нежели талант. Тысячам людей, в жизни не читавшим Андре Жида, были знакомы его мексиканские фетровые шляпы и короткий плащ. Уинстон Черчилль – великий оратор, но он хорошо знал людей и весьма умело обыгрывал свою диковинную шляпу, непомерно толстые сигары, галстуки бабочкой и пальцы, раздвинутые буквой «V». Я знавал некоего французского посла в Лондоне, который не мог произнести ни слова по-английски, но зато носил галстук в горошек, завязанный пышным бантом, что необыкновенно умиляло англичан. И он долго сохранял свой пост.
Последите за людьми, обедающими в ресторане. Кого лучше всего обслужат, кого будут усердно обхаживать метрдотели? Человека положительного, всем довольного? Вовсе нет. Клиента с причудами. Быть требовательным – значит заинтересовать людей. Мораль: держите себя естественно и, если вам это присуще, чуть картинно. Вам будут за это признательны. Прощайте.
О сценах
Делаете ли вы сцены своему мужу и друзьям, сударыня? Хотя у вас вид Минервы, я крайне удивлюсь, если вы к ним не прибегаете. Сцена – излюбленное оружие женщины. Она позволяет им разом, путем короткой эмоциональной вспышки, полной негодования, добиться того, о чем бы они в спокойном состоянии тщетно просили целые месяцы и годы. Тем не менее они должны приноравливаться к мужчине, с которым имеют дело.
Встречаются такие легковозбудимые мужчины, которые получают от ссор удовольствие и могут своим поведением перещеголять даже женщину. Та же запальчивость сквозит в их ответах. Такие ссоры не обходятся без взаимных грубостей. После скандала накал слабеет, на душе у обоих становится легче и примирение бывает довольно нежным. Я знаю немало женщин, которые, устраивая сцены, не страшатся и побоев. Они даже втайне жаждут их, но ни за что в том не признаются. «Ну а если мне нравится, чтобы меня поколотили?» – вот ключ к этой непостижимой загадке. У женщин, ценящих в мужчине прежде всего силу – духовную и телесную, – оплеуха, которую им закатили, только подогревает чувство.
– Какая мерзость! – воскликнете вы. – Мужчина, поднявший на меня руку, перестал бы для меня существовать.
Вы искренне так думаете, но для полной уверенности вам нужно бы испытать себя. Если ваше омерзение подтвердится, это значит, что гордость в вас сильнее, чем чувственность.
Нормальный мужчина терпеть не может сцен. Они ставят его в унизительное положение, ибо он при этом, как правило, теряет инициативу. А и может ли уравновешенный супруг успешно противостоять разъяренной пифии, которая со своего треножника обрушивает на него поток брани? Многие мужчины, стоит только разразиться буре, предпочитают удалиться или, развернув газету, перестают обращать внимание на происходящее.
Следует помнить, что бездарно разыгранная сцена быстро надоедает.
Уже само слово сцена нам многое объясняет. Оно позаимствовано у актеров. Для того чтобы произвести эффект, она должна быть мастерски разыграна. Начавши с пустяков, только потому, что накопившееся раздражение требовало выхода, сцена должна постепенно набирать силу, питаясь всеми тягостными воспоминаниями, пополняясь давнишними обидами, наполняя все вокруг рыданиями. Затем – в подходящий момент – должен произойти перелом: стенания пошли на убыль, им на смену пришли задумчивость и тихая грусть, вот уже появилась первая улыбка, и венец всему – взрыв сладострастия.
– Но чтобы так разыграть сцену, женщина должна действовать по заранее обдуманному плану и все время владеть собой…
Вы правы, сударыня. Ничего не поделаешь – театр! Талантливая актриса постоянно отдает себе отчет в том, что говорит и делает. Лучшие сцены – те, которые устраивают намеренно и тонко разыгрывают. Не только женщины владеют этим искусством. Выдающиеся полководцы – Наполеон, Лиоте – редко впадали в гнев, лишь тогда, когда полагали это необходимым. Но уж тогда их ярость сокрушала все преграды! Лиоте в приступе гнева швырял наземь свое маршальское кепи и топтал его. В подобные дни он еще утром говорил своему ординарцу:
– Подай-ка мне мое старое кепи.
Берите с него пример. Берегите свое возмущение для важных обстоятельств: будьте пастырем ваших слез. Сцены только тогда эффективны, когда редки. В странах, где грозы гремят чуть ли не каждый день, на них никто не обращает внимания. Не стану приводить в пример самого себя. По натуре я малораздражителен, однако и я раз или два в год выхожу из себя, когда слишком уж возмутительная несправедливость или нелепость лишает меня обычного спокойствия. В такие дни мне все вокруг уступают. Неожиданность – один из залогов победы. Меньше сцен, сударыня, но с бо2льшим блеском! Прощайте.
О золотом гвозде
Наконец-то вы мне ответили! О, разумеется, не назвав себя. Незнакомка по-прежнему остается для меня незнакомкой. Но мне теперь знаком по крайней мере ваш почерк, и он мне нравится. Прямые, четкие, разборчивые буквы – почерк порядочного человека. И порядочной женщины? Возможно! Но в своем письме вы задаете мне необычный вопрос.
«Уже пять лет, – пишете вы, – у меня есть нежный и умный друг. Он бывает у меня почти каждый день, советует, какие книги читать, что смотреть в театре, словом, заполняет мой досуг самым приятным образом. Мы никогда не переходили границ дружбы; у меня нет желания стать его любовницей, однако он добивается этого, настаивает, просто терзает меня; он утверждает, что во мне больше гордыни, чем страсти, что он невыносимо страдает, что так дольше продолжаться не может и он в конце концов перестанет видеться со мною. Следует ли уступить этому шантажу? Слово гадкое, но точное, ибо он прекрасно знает, что его дружба мне необходима. Видимо, он недостаточно ценит мою дружбу, раз добивается чего-то другого?..»
Не знаю, сударыня, читали ли вы повесть «Золотой гвоздь» Сент-Бёва. Он написал ее, чтобы покорить женщину, по отношению к которой находился в том же положении, в каком находится ваш друг по отношению к вам. Прелестная молодая женщина, слегка походившая на Диану-охотницу, не имевшая детей, выглядевшая моложе своих лет, обрекала его на муку, отказывая в последнем даре любви; он искусными доводами стремился добиться столь вожделенной милости. «Обладать к тридцати пяти – сорока годам – пусть всего лишь раз – женщиной, которую ты давно знаешь и любишь, – это то, что я называю вбить вместе золотой гвоздь дружбы».
Сент-Бёв считал, что нежность, скрепленная этим «золотым гвоздем», сохраняется затем на протяжении всей жизни надежнее, чем чувство, основанное просто на признательности, дружеской привязанности или общности интересов. В подтверждение своего мнения он приводил слова одного превосходного писателя XVIII века: «После интимной близости, длившейся какие-нибудь четверть часа, между двумя людьми, питающими даже не любовь, а хотя бы тяготение друг к другу, возникает такое доверие, такая легкость общения, такое нежное внимание друг к другу, какие не появятся и после десятилетней прочной дружбы».
Эта проблема «золотого гвоздя» стоит теперь и перед вами, сударыня. Насколько я понимаю, ваш друг ставит вопрос так же, как ставил его Сент-Бёв во времена Софи Луаре д’Арбувиль; мужчина и впрямь испытывает танталовы муки, сталкиваясь с кокеткой (быть может, даже не отдающей себе в этом отчета), которая непрестанно сулит ему блаженство, но оставляет алчущим. И все же я не верю в «золотой гвоздь». Первый опыт редко бывает самым удачным. Так что потребуется целая доска, утыканная подобными гвоздями.
По правде сказать, если бы ваш друг страдал так сильно, как утверждает, он бы уже давным-давно преодолел бы ваше сопротивление. Женщины интуитивно угадывают чувствительных мужчин, с которыми можно остаться на дружеской ноге. И хотя это их самих несколько и удивляет (одна англичанка так объясняла суть платонической любви: «Она пытается понять, чего же он хочет, а он ничего не хочет»), все же они вполне довольны и даже злоупотребляют создавшимся положением. Стоит, однако, появиться настоящему любовнику – и прощайте «дружеские призраки». С того самого дня, когда Шатобриан добился своего, Жюльетта Рекамье принадлежала лишь ему одному. Долгое время она пыталась сохранить цветы любви нетронутыми, но позднее убедилась, что и плоды хороши. Если можете, извлеките из этого полезный урок. Самые лучшие оракулы изъяснялись загадками. Прощайте.