Уильям Теккерей - Из Записок Желтоплюша
- Ах, мама, вы уж сами решайте.
- А вы что скажете, Элджернон? - Тут она кладет ему руку на плечо и заглядывает в лицо, этак завлекательно.
- Но я не знаю, как сэр Джордж распорядился деньгами, - говорит он. Для этого вам нужно показать мне его завещание. - О, с удовольствием!
Хозяин точно на пружинах подпрыгнул - даже схватился за стул.
- Вот смотрите: у меня здесь только копия, я ее сняла с бумаги, которую собственноручно написал сэр Джордж. Военные ведь редко обращаются к адвокатам; это он написал в ночь перед сражением. - И она прочла: "Я, Джордж Гриффон и т. д. и т. п. - ну, обычное начало - будучи в здравом уме м-м-м-м - назначаю своими душеприказчиками Томаса Абрахама Хикса, полковника на службе Ост-Индской компании, и Джона Монро Мак-Киркинкрофта (торговый дом "Халф, Мак-Киркипкрофт и Добс", в Калькутте), а все мое имущество завещаю моей жене Леоноре Эмилии Гриффон (урожденной Кикси) и моей единственной законной дочери Матильде Гриффон. Проценты с капитала завещаю им поровну. Самый капитал хранить неприкосновенным вплоть до смерти моей жены Леоноры Эмилии Гриффон, после чего он переходит к моей дочери Матильде Гриффон, ее наследникам, душеприказчикам или правопреемникам".
- Ну вот, - говорит миледи. - Дальше мы читать не будем - дальше пустяки. Теперь, когда вы все знаете, скажите нам, как поступить с этими деньгами.
- Они должны быть поделены между вами.
- Tant mieux {Тем лучше (франц.).}. А я думала, что они все Матильдины.
* * *
После чтения завещания наступила пауза. Хозяин встал из-за секлетера, где сидел с миледи, прошелся по комнате, потом подошел к мисс Матильде. Наконец он произнес тихим, дрожащим голосом:
- Я готов пожалеть, миледи Гриффон, зачем вы прочли мне завещание; теперь меня можно заподозрить в корысти, раз предмет моей любви столь щедро наделен земными благами. Мисс Гриффон!.. Матильда! Я знаю, что могу объясниться. Я читаю дозволение в ваших милых глазах. Незачем говорить вам или вам, милая мама, - как давно и пылко я люблю. Моя прекрасная, нежная Матильда! Не стану притворяться - я читал в вашем сердце в видел, что вы отдаете мне предпочтение перед другими. Скажите же "да", дорогая; из ваших милых уст, в присутствии любящей матери, я хочу слышать решение, которое осчастливит меня на всю жизнь. Матильда, милая Матильда, скажите, о, скажите, что вы меня любите!
Мисс М. задрожала, побледнела, закатила глаза, упала на грудь моему хозяину и очень явственно прошептала: "Да, люблю".
Миледи смотрела на них, скрипя зубами, сверкая глазами, тяжело дыша и побелев как мел, - ну прямо мадам Паста в опере "Медея" (помните, когда она убивает своих детей), а потом молча вышла из комнаты, по дороге опрокинула меня - я случайно оказался у самых дверей - и оставила моего хозяина наедине с кривобокой возлюбленной.
Его речь я привел в точности. Дело в том, что у меня побывал в руках черновик; сейчас всякий, кто пожелает, может видеть его у мистера Фрэзера. Но только в черновике вместо "Мисс Гриффон! Матильда!" написано "Леди Гриффон! Леонора!".
Хозяин считал, что рыбка наконец-то поймана, но на этом его злоключения не кончились.
ГЛАВА V
Когти Гриффона
Итак, хозяину удалось поймать рыбку, правда, малость кривобокую, да зато золотую, а для Дьюсэйса это было самым главным; он знал толк в драгоценных металлах; ему подавай новенький золотой; где уж тут побывавшей в руках медяшке вроде леди Гриффон!
И вот наперекор отцу (теперь Дьюсэйс мог плевать на старика), несмотря на долги (на них, по правде сказать, он плевал и раньше), несмотря на безденежье, безделье, мотовство, распутство и мошеннические проделки (которые обычно не помогают молодому человеку выйти в люди), он подцепил большое состояние и дуреху-жену. Что еще надо человеку? Теперь он небось воспарил в мечтах очень высоко. Замок в Шотландии, ложи в опере, деньги в банке, охота в Мелтоне, место в палате общин. Что еще - одному богу известно. Откуда знать бедному лакею? Он описывает только то, что видит, а в душу ведь не влезешь.
Треугольные записочки пошли к нам от Гриффонов целыми косяками. Мисс и прежде на них не скупилась, а сейчас слала их утром, днем и вечером, к завтраку, к обеду и к ужину, так что наша буфетная (хозяин их не читал и приказывал мне выносить) насквозь пропахла мускусом, амброй, бергамотом и другими духами, которыми она их поливала. Вот три образца, - я их двадцать лет храню у себя как скурьезы. Фу, и сейчас еще в нос шибает, пока списываю.
Билье Ду э 1
"Понедельник, два часа ночи.
Волшебная ночь! Селена заглядывает ко мне в окно, освещая мое бессонное ложе. При ее свете я пишу тебе эти строки, мой Элджернон. Мой прекрасный, мой отважный, властитель моей души! Когда же придет время и нас не разлучит ни долгая ночь, ни ясный день? Двенадцать! Час! Два! Я слушаю, как бьют часы, и не перестаю думать о своем супруге. Мой обожаемый Перси, поверю тебе девичью тайну: вот здесь я поцеловала письмо. Прикоснись губами к этому месту, которого касались губы твоей
Матильды".
Таково было первое; бедняга Фицкларенс принес нам его часов в шесть утра. Я подумал, что дело касается жизни и смерти, и решился разбудить хозяина в этот неурочный час. Никогда не забуду, как он скомкал письмо и осыпал и ту, что писала, и того, кто принес, и меня, который вручил письмо, такими эпитафиями, какие услышишь только на Биллингсгете. Надо сказать, что для первого письма мисс немного пересолила по части чувств. Но такая уж она была; вечно читала чувствительные романы: "Тадеуша Варшавского", "Страдания Мак-Виртера" и тому подобные.
После шести таких писем хозяин больше их не читал, а отдавал мне посмотреть, не требуется ли ответ, чтобы все-таки соблюсти приличия. Вот следующее письмо:
э 2
"Любимый! На какие только безумства не толкает людей страсть! После твоего вчерашнего объяснения леди Гриффон перестала разговаривать с твоей бедной Матильдой, объявила, что никого не принимает (даже тебя, мой Элджернон), и заперлась у себя в туалетной. Кажется, она ревнует и вообразила, что ты был влюблен в нее! Ха-ха! Я давно могла бы ее разубедить, n'est ce pas? Adieu, adieu, adieu! {Не правда ли? Прощай, прощай, прощай! (франц.).}
Тысяча, тысяча и миллион поцелуев.
М.Г. Понедельник, 2 часа дня".
К ночи еще одно; мы с хозяином побывали у Гриффонов с визитом, но нас не приняли. Мортимер и Фицкларенс подмигнули мне: мол, как, породнимся? А хозяин, кажется, не слишком огорчился, что не повидается с предметом своей любви.
Во вторник и в среду то же самое. Но тут - кто бы вы думали нам повстречался, когда мы явились? Папаша, лорд Крэбс. Он сделал ручкой мисс Кикси и обещал вернуться к семи обедать. А нас не приняли.
- Ну ничего, ничего, - сказал милорд, ласково взявши сына под руку. Признайся-ка, ведь ты их обеих обхаживал, а, Элджернон? Вдова ревнует, мисс тоскует. Но ничего, все обойдется. Миледи посердится и перестанет. Обещаю тебе, что завтра ты увидишься со своей милой.
Говоря это, милорд спускался по лестнице и уж так-то ласково глядел на сына, так ласково говорил. Хозяин не знал, что и думать. Он никогда не знал, что у отца на уме; но чуял что-то неладное, хотя в воскресенье одержал такую победу. Зато я сразу догадался, стоило мне увидеть взгляд старика и его усмешку - то ли ангельскую, то ли дьявольскую.
Однако на следующий день опасения хозяина развеялись; и все как будто обошлось. К завтраку пришло письмо с вложением. Привожу и то и другое:
э 9
"Четверг, утро.
Победа! Победа! Маменька наконец-то согласилась - не на наш брак, а на то, чтобы ты у нас бывал, как прежде, и обещала забыть прошлое. Глупая женщина! Как могла она видеть в тебе что-либо иное, кроме возлюбленного твоей Матильды? А я полна радости и нетерпения. Всю долгую ночь я не спала, думая о тебе, мой Элджернон, и призывая блаженный час свидания.
Приходи!
М. Г."
Сюда же была вложена записка от миледи:
"Не стану отрицать, что в воскресенье я почувствовала себя глубоко оскорбленной. Я имела глупость лелеять иные планы и не думала, что Ваше сердце (если оно у Вас есть) будет отдано той, которую Вы часто высмеивали вместе со мною и которая не может Вам нравиться, во всяком случае внешностью.
Полагаю, что моя падчерица хотя бы для формы будет просить моего согласия на брак; сейчас я еще не могу его дать. Я имею основания сомневаться, чтоб она нашла счастье, доверившись Вам. Но она - особа совершеннолетняя и может принимать у себя кого захочет, а тем более Вас, раз Вы помышляете о союзе с ней. Если я смогу убедиться, что Вы питаете к мисс Гриффон искреннюю любовь и через несколько месяцев не измените своего решения жениться на ней, я, конечно, не стану дольше этому препятствовать.
Итак, Вы можете снова посещать нас. Не обещаю принимать Вас, как прежде, - Вы сами стали бы презирать меня за это. Обещаю только забыть обо всем, что было между нами, и пожертвовать своим счастьем ради счастья дочери моего дорогого мужа.
