Уильям Фолкнер - Деревушка
Они разом повернулись и опрометью бросились назад, вниз, туда, где остались лопаты и кирка. Армстид бежал впереди, они едва поспевали за ним.
- Только не давайте ему кирку, - прохрипел Букрайт. - А то он убьет кого-нибудь.
Но Армстид и не думал хватать кирку. Он бежал прямо туда, где оставил лопату, когда старик вынул свою рогатку и велел ему положить лопату, схватил ее и побежал обратно на холм. Когда подоспели Рэтлиф с Букрайтом, он уже копал. И они принялись копать все трое, яростно отшвыривая землю, мешая друг другу, лязгая и сталкиваясь лопатами, а старик стоял над ними в тускло поблескивавшем под звездами окладе седой бороды, с белыми бровями над темными глазницами, и если бы они даже бросили копать и взглянули на него, то все равно не могли бы сказать, глядят ли на них его глаза, задумчивые, безучастные, равнодушные к их треволнениям. Вдруг все трое на миг словно окаменели с лопатами в руках. Потом разом спрыгнули в яму; шесть рук в один и тот же миг коснулись его - тяжелого твердого мешочка из плотной материи, сквозь которую прощупывались рубчатые кругляши монет. Они дергали его, рвали друг у друга из рук, тянули, хватали, задыхались.
- Стойте! - выдохнул наконец Рэтлиф. - Стойте! Мы же уговорились все делить поровну. - Но Армстид вцепился в мешочек, ругаясь, тянул его к себе. - Пустите, Одэм, - сказал Рэтлиф.- Отдайте ему. - Они выпустили мешочек. Армстид прижал его к себе и скрючился, сверкая на них глазами, пока они не вылезли из ямы. - Пускай берет, - сказал Рэтлиф. - Вы же понимаете, что это не все. - Он отвернулся. - Пойдемте, дядюшка Дик, - сказал он. - Берите свою...- Он осекся. Старик стоял неподвижно и как будто прислушивался, повернув голову в сторону лощины, через которую они пришли. - Ну что? прошептал Рэтлиф. - Все трое не шевелились, застыли, пригнувшись, в тех же позах, в каких попятились от Армстида. - Вы что-нибудь слышите? - прошептал Рэтлиф. - Есть там кто?
- Чую четыре алчных души, - сказал старик. - Четыре души алчут праха.
Они припали к земле. Но все было тихо.
- Да ведь нас же и есть четверо, - прошептал Букрайт.
- Дядюшке Дику на деньги плевать, прошептал Рэтлиф. - Если там кто-нибудь прячется...
И они побежали. Впереди бежал Армстид, не выпуская из рук лопаты. И снопа они едва поспевали за ним, спускаясь с холма.
- Убью его, - сказал Армстид. - Обшарю кусты и убью.
- Ну нет, - сказал Рэтлиф. - Просто надо его поймать.
Когда он и Букрайт добрались до лощины, они услышали, что Армстид прет напролом по ее краю, нисколько не смущаясь шумом, и рубит темные кусты лопатой, как топором, с такой же яростью, с какой только что копал. Но они не нашли никого и ничего.
- Может, дядюшке Дику просто почудилось, - сказал Букрайт.
- Словом, теперь здесь никого нет. Может, это...- Рэтлиф замолчал. Они с Букрайтом взглянули друг на друга; сквозь свое шумное дыхание они услышали стук копыт. Он доносился со старой дороги из-за кедров; лошадь словно свалилась туда с неба на всем скаку. Они прислушивались до тех пор, пока стук копыт не заглох на песчаном ложе ручья. Через мгновение они снова услышали, как копыта стучат по твердой дороге, теперь уже слабее. Потом стук их замер совсем. Они глядели друг на друга в темноте, сдерживая дыхание. Наконец Рэтлиф перевел дух. - Значит, у нас есть время до рассвета, - сказал он. - Пошли.
Еще дважды рогатка старика сгибалась и падала, и дважды они находили маленькие, туго набитые парусиновые мешочки, и даже в темноте невозможно было ошибиться насчет их содержимого.
- Теперь, - сказал Рэтлиф, - у нас по яме на каждого, и времени до утра. Копайте, ребята.
Когда восток начал сереть, они все еще ничего не нашли. Но так как копали они порознь в трех местах, никто не успел вырыть достаточно глубокую яму. А главный клад был наверняка зарыт очень глубоко; иначе, как сказал Рэтлиф, за последние тридцать лет его бы уже десять раз нашли, потому что из десятка акров приусадебной земли немного нашлось бы квадратных футов, где кто-нибудь не копал бы по ночам, от зари до зари, без фонаря, проворно и в то же время стараясь не делать шума. Наконец они с Букрайтом кое-как убедили Армстида образумиться, бросили копать, засинили ямы и разровняли землю. А потом, в серых предрассветных сумерках они открыли мешочки. У Рэтлифа и Букрайта оказалось по двадцати пяти серебряных долларов. Армстид не захотел сказать, сколько у него, и никому не дал заглянуть в свой мешочек. Он скрючился, прикрывая его своим телом, и с руганью повернулся к ним спиной.
- Ну, ладно, - сказал Рэтлиф. Потом его вдруг встревожила новая мысль. Он взглянул на Армстида. - Надеюсь, у каждого из нас хватит ума не тратить эти доллары до поры до времени.
- Что мое, то мое, - сказал Армстид. - Я нашел эти деньги, я добыл их своими руками. И провалиться мне на этом месте, ежели я не сделаю с ними все, что захочу.
- Ладно, - сказал Рэтлиф. - А как вы объясните, откуда они?
- Как я... - Армстид запнулся. Сидя на корточках, он поднял голову и поглядел на Рэтлифа. Теперь они уже могли видеть лица друг друга. Все трое были взвинчены, измучены бессонницей и усталостью.
- Да, - сказал Рэтлиф. - Как вы объясните людям, откуда они у вас? Откуда эти двадцать пять долларов, все как один чеканки до шестьдесят первого года? - Он отвернулся от Армстида. Они с Букрайтом спокойно взглянули друг на друга, а вокруг между тем становилось все светлее. Кто-то следил за нами из лощины, - сказал он. - Придется купить усадьбу.
- И поскорей, - сказал Букрайт. - Завтра же.
- Вы хотите сказать - сегодня, - поправил его Рэтлиф.
Букрайт огляделся. Он словно пришел в себя после наркоза, словно впервые увидел зарю, мир.
- Вы правы, - сказал он. - Завтра уже наступило.
Старик спал, приоткрыв рот, растянувшись навзничь под деревом на краю лощины, и при свете занимавшейся зари видно было, какая у него грязная, замаранная борода; они ни разу и не вспомнили о нем с тех самых пор, как начали копать. Они разбудили старика и снова усадили его в фургончик. Будка, в которой Рэтлиф возил швейные машины, запиралась на висячий замок. Он вынул оттуда несколько кукурузных початков, потом положил туда свой мешочек с деньгами и мешочек Букрайта и снова запер дверку.
- Положили бы и вы свой мешок сюда, Генри, - сказал он. Нам нужно забыть, что у нас есть эти деньги, покуда мы не откопаем все остальное.
Но Армстид не согласился. Он неловко залез на лошадь и сел позади Букрайта, самостоятельно, заранее отвергая помощь, которую ему еще даже не предложили, спрятав мешочек на груди, под заплатанным вылинявшим комбинезоном, и они уехали. Рэтлиф задал корму своим лошадям и напоил их у ручья; прежде чем взошло солнце, он был уже на дороге. Часов в девять он уплатил старику доллар за труды, высадил его там, где начиналась тропа, шедшая к его хижине, до которой было еще пять миль, и повернул своих крепких неутомимых лошадок назад к Французовой Балке. "Да, кто-то прятался там, в лощине, - думал он. - Надо поскорее купить эту усадьбу".
Потом ему казалось, что он по-настоящему понял, что значит это "поскорей", только когда подъехал к лавке. Подъезжая к ней, он почти сразу приметил на галерее среди привычных лиц одно новое и узнал его - это был Юстас Грим, молодой арендатор из соседнего округа, живший в десяти или двенадцати милях отсюда с женой, которую он взял к себе в дом год назад, и Рэтлиф рассчитывал продать ей швейную машину, как только они расплатятся с долгами, которые наделали за два месяца, с тех пор как у них родился ребенок; привязав лошадей к одному из столбов галереи и поднимаясь по истоптанным ступеням, он подумал: "Может, сон - хороший отдых, но как не поспишь две-три ночи, да помучишься, напугаешься до смерти, голова и заработает как следует". Потому что, как только он узнал Грима, что-то шевельнулось у него внутри, хотя ему тогда невдомек было, что это значит, и только через два, а то и три дня он понял, в чем дело. Он не раздевался почти трое суток; он не завтракал в то утро, и вообще за последние два дня ему едва удавалось наскоро перехватить что-нибудь, и все это отразилось на его лице. Но не отразилось ни в голосе, ни в чем другом, и ничем, кроме следов усталости на лице, он себя не выдал.
- Доброе утро, джентльмены, - сказал он.
- Ей-богу, В. К., у вас такой вид, словно вы неделю спать не ложились, - сказал Фримен. - Что это вы затеяли? Лон Квик говорит, что его мальчишка третьего дня видел ваших лошадей с фургончиком, спрятанных в овраге возле дома Армстида, а я ему говорю, мол, лошади-то ничего такого не сделали, чтобы прятаться. Значит, это вы прячетесь.
- Вряд ли, - сказал Рэтлиф. - Иначе я бы тоже попался вместе с ними. Знаете, мне всегда казалось, что я слишком ловок, чтобы попасться здесь, в наших краях. Но теперь я, право, не знаю. - Он поглядел на Грима, и его лицо, истомленное бессонницей, было ласковым, насмешливым и непроницаемым, как всегда. - Юстас, - сказал он, - вы куда-то не туда заехали.
- Да, пожалуй, - сказал Грим. - Я приехал повидать...
