Джон Пассос - 42-я параллель
Они сняли комнату неподалеку от мола за три доллара в неделю. Сдавала комнату желтолицая метиска из Панамы, и на их балконе стояла большая клетка с попугаями, и солнце припекало им плечи, когда они шли по улицам. Грасси был в восторге. "Совсем, как в Италии", - то и дело повторял он. Они толкнулись кое-куда в поисках работы, но везде только и было разговору что о предстоящем карнавале. Они прошлись вдоль по Кэнел-стрит, полной негров, китайцев, красивых девушек в ярких платьях, щегольски одетых молодых людей и стройных стариков в полотняных костюмах. Они остановились выпить пива у стойки бара, выходившей прямо на тротуар, сплошь заставленный столиками, за которыми сидел самый разношерстный народ, куря сигары и потягивая пиво. Грасси купил вечернюю газету. Вдруг он побледнел и показал Чарли на заголовок; ВОЙНА С ГЕРМАНИЕЙ НЕИЗБЕЖНА.
- Понимаешь, когда Америка будет воевать с Германией, полиция переловит всех итальянцев и пошлет их воевать в Италию. Это мне приятель сказал, он служит в консульстве, понимаешь? Ну а я не пойду воевать за капиталистов.
Чарли пробовал развеселить его, но Грасси казался очень расстроенным, и, как только стемнело, он сказал Чарли, что пойдет домой и ляжет спать.
Чарли продолжал бродить один. В воздухе стоял теплый запах патоки с сахарных заводов, аромат садов и чад жирной чесночной перченной стряпни. Всюду были женщины, они толпились в барах, стояли на перекрестках, зазывающе выглядывали из-за приоткрытых ставен и дверей, но с ним было двадцать долларов, и он боялся, что его оберут, поэтому он просто прогуливался, пока не устал, и тогда побрел домой. Грасси уже спал, натянув одеяло на голову.
Проснулся Чарли поздно. За окном на балконе стрекотали попугаи, комната была залита горячим солнечным светом. Грасси не было.
Чарли уже оделся и приглаживал волосы, когда в страшном возбуждении в комнату влетел Грасси. Он нанялся лебедочником на грузовой пароход, отходивший в Южную Америку.
- Только мы приедем в Буэнос-Айрес, сейчас же до свидания, и никакой войны, - сказал он. - А если Аргентина объявит войну, до свидания - и дальше.
Он расцеловал Чарли и насильно сунул ему в руки свою гармонику, и, когда к полудню он ушел на пароход, на глазах у него были слезы.
В поисках работы Чарли обегал весь город, толкался во все гаражи и ремонтные мастерские. Вдоль широких пыльных улиц тянулись низенькие дома с прикрытыми ставнями, и расстояния были огромные. Он устал, взмок и весь пропылился. Всюду встречали его приветливо, но, по-видимому, никто не знал, где можно достать работу. Тогда он решил, что надо пробыть тут карнавал, а потом снова двинуться на север. Ему советовали отправиться либо во Флориду, либо в Бирмингем, штат Алабама, либо еще севернее - в Мемфис или Литл-Рок, и все сходились на том, что в городе он не найдет работы, разве что запишется матросом на пароход. Дни стояли длинные, и теплые, и солнечные, и пахнущие патокой с сахарных заводов. Он подолгу сидел за книгами в публичной библиотеке или валялся на берегу, наблюдая, как негры разгружают пароходы. У него было слишком много свободного времени, и он с тревогой думал, что же ему, собственно, делать с собой. Ночью он не мог спать, потому что целыми днями бездельничал и устать было не от чего.
Однажды вечером, проходя по улице, он услышал звуки гитары в ресторанчике на Шартр-стрит под вывеской "Триполи". Он зашел, сел за столик и спросил пива. Прислуживал китаец. В темном конце залы, тесно прижимаясь друг к другу, танцевали пары. Чарли решил, что он возьмет девочку, если удастся найти не дороже чем за пять долларов. Вскоре с ним за столиком уже сидела девица, которую звали Лиз, и он угощал ее. Она сказала, что весь день ничего не ела. Он стал расспрашивать ее о карнавале, но она сказала, что это самое дрянное время, потому что во время карнавала полиция свирепствует, как никогда.
- Вот вчера в ночь сделали облаву по набережной и всех гуляющих до единой отправили на пароходе вверх по реке.
- А там что с ними сделают?
- Ничего. Довезут до Мемфиса и выпустят... да чтобы посадить под замок всех шлюх нашего города, на ото во всем штате тюрем не хватит.
Они рассмеялись и выпили, а потом пошли танцевать. Чарли крепко прижимал ее к себе. Она была худенькая, с маленькими острыми грудями и широкими бедрами,
- Ну, крошка, ты из проворных, - сказал он, потанцевав с нею.
- А то как же. Мое дело - развлекать вашего брата.
Ему нравилось, как она на него смотрит.
- Скажи, крошка, ты сколько берешь?
- Пять.
- Ну, знаешь ли, я не миллионер... и потом, я ведь тебя угостил.
- Ладно, дружок, пусть будет три.
Они еще выпили. Чарли заметил, что она пьет только лимонад.
- А ты разве другого ничего не пьешь, Лиз?
- В нашем деле пить не приходится, дружок: мигом заметят и сцапают.
В это время по комнате, пошатываясь, пробирался здоровенный пьяный детина в грязной сорочке, по виду судовой кочегар. Он подхватил Лиз под руку и потащил ее танцевать. Его огромные лапищи с красной и синей татуировкой охватили ее талию. Чарли видел, что, танцуя, он мял и сдергивал ее платье.
- Прочь лапы, сволочь паршивая! - вдруг взвизгнула она.
Тут Чарли не выдержал, бросился к ним и оттащил пьяного парня. Тот круто повернул и накинулся на него. Чарли присел и, выставив кулаки, прыгнул на середину комнаты. Парень был вдрызг пьян, и, когда он снова размахнулся, Чарли дал подножку, тот зацепился и шлепнулся носом об пол, опрокинув столик и свалив со стула сидевшего за ним маленького черноусого южанина. В ту же секунду черноусый был на ногах, и в руке его блеснул мачете. Лакеи-китайцы засуетились, пища, словно стая вспугнутых чаек. Хозяин, толстый испанец в фартуке, вылез из-за стойки и заорал:
- Выметайтесь вон, сейчас же, все до единого! - Черноусый с мачете кинулся на Чарли. Лиз толкнула его в бок, и, прежде чем Чарли сообразил, в чем дело, она уже тащила его мимо уборных по зловонному коридору к задней двери, выходившей в переулок.
- Охота была ввязываться в драку, да еще из-за такой девки, как я, шепнула она ему на ухо.
Очутившись на улице, Чарли хотел вернуться за шляпой и пиджаком. Лиз не пустила его.
- Утром я тебе все достану, - сказала она. Они вместе пошли по улице.
- Ты славная девушка, честное слово, ты мне нравишься, - сказал Чарли.
- Наберешь десять долларов, оставайся на всю ночь.
- Нет, крошка, не по карману.
- Ну что ж, тогда придется тебя выпроводить и еще малость подработать... Только одному это ничего не стоит, но это не ты.
Им было хорошо вместе. Сидя на краю постели, они долго болтали. Она разрумянилась и в своей розовой сорочке казалась хорошенькой и хрупкой. Она достала фотографию своего милого, который служил вторым механиком на нефтеналивном судне.
- Красивый? Правда? Я не гуляю, когда он в городе. Он такой сильный... он может расколоть бицепсом орех.
Она нащупала на его руке бицепс, которым ее милый мог колоть орехи.
- А ты сама откуда? - спросил Чарли.
- А тебе зачем?
- Ты с Севера, это сразу слышно по говору.
- Ну да. Я из Айовы, но я туда никогда не вернусь... Паршивая там жизнь, дружок, а потом, сам видишь... теперь я гулящая. Дома считала себя порядочной, а потом в одно прекрасное утро проснулась просто гулящей девкой.
- А в Нью-Йорке была?
Она покачала головой.
- Как посмотришь, не такая уж плохая наша жизнь, если не пить и не попасть в лапы к сводням, - задумчиво сказала она.
- После карнавала я сейчас же уеду в Нью-Йорк. Здесь, видно, мне не найти работы.
- Да что толку в карнавале, если карман пустой.
- Ну, я приехал сюда посмотреть карнавал, так надо уж досидеть до него.
Уже светало, когда Чарли ушел от нее. Она пошла проводить его. Он поцеловал ее и сказал, что даст ей десять долларов, если она выручит шляпу и пиджак, и она сказала, чтобы он зашел к ней вечером часам к шести, по ни в коем случае не показывался в "Триполи", потому что тот черноусый известный мерзавец и будет подстерегать его.
Улицы, застроенные старыми оштукатуренными домами с кружевными чугунными балконами, были до краев налиты голубоватым туманом. Кое-где во дворах уже копошились мулатки в красных бандана. На рынке старые негры раскладывали по лоткам фрукты и ранние овощи. Когда он подошел к дому, на балконе своей комнаты он увидел хозяйку с бананом в руке. Она слабым пискливым голосом кричала: Ven Polly... Ven Polly... [Иди сюда Полли, иди (исп.)] Попугай сидел на краю черепичной кровли и, поглядывая на нее блестящим глазом, тихонько клохтал, как курица.
- Моя тут вся ночь, - сказала хозяйка с жалобной улыбкой. - Полли no quiere [не хочет (исп.)] идти.
Чарли по ставне забрался наверх и попробовал схватить попугая, но тот боком поскакал по краю крыши, а на голову Чарли упал кусок черепицы.
- No quiere идти, - печально сказала хозяйка. Чарли усмехнулся, прошел к себе в комнату, повалился на кровать и уснул.
Когда наступил карнавал, Чарли до изнеможения расхаживал по городу. Всюду были толпы народу, яркие огни, балаганы, шествия, оркестры и бездна девушек в маскарадных костюмах. Он заговаривал со многими, но, узнав, что у него нет денег, они сейчас же бросали его. Свои последние доллары он тратил как можно осмотрительнее. Когда его начинал мучить голод, он шел в бар, выпивал стакан пива и съедал как можно больше даровых закусок.
