Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)
— И мне кажется, я исполнила свой долг перед мужем, хотя, признаюсь, ради него я оставила моего отца, — тихонько добавила миссис Ламберт.
— Умница! Провалиться мне на этом месте, я тебя очень люблю, Молли, сказал добряк-полковник. — Но вспомни-ка, зато твой отец меня очень не любил, и если я когда-нибудь обзаведусь зятьями...
— Если! Нет, вы подумайте! Конечно, мои девочки непременно выйдут замуж, мистер Ламберт! — вскричала маменька.
— Ну, так когда они явятся, сударыня, я возненавижу их, как ваш батюшка возненавидел меня — и по заслугам! — за то, что я отнял у него его сокровище.
— Мартин Ламберт, перестаньте кощунствовать и говорить противоестественные вещи! Да, противоестественные, сударь! — возразила его супруга.
— Нет, душа моя! Вот тут слева у меня больной зуб, и лишиться его, конечно — вещь самая естественная. Однако когда зубодер начнет его выдирать, мне естественно будет почувствовать боль. А неужто вы думаете, сударыня, что Этти мне не дороже всех моих зубов? — спросил мистер Ламберт.
Однако еще не бывало женщины, которой не хотелось бы выдать замуж свою дочь, как бы ни бунтовали отцы против вторжения зятя в их семью. А матери и бабушки на свадьбах дочерей и внучек вновь переживают собственное замужество — их души облекаются в муслин и кружева двадцатилетней или сорокалетней давности, вновь белые ленты украшают кучера, и это не новобрачные, а они сами вновь впархивают в карету и уносятся прочь. У какой женщины, даже самых преклонных лет, не хранится в потаенных шкафчиках сердца ее пересыпанный лавандой свадебный наряд?
— Так грустно будет расставаться с ней, — со вздохом продолжала миссис Ламберт.
— Ты уже все решила, Молли, — со смехом сказал полковник. — Не пойти ли мне заказать изюм и коринку для свадебного пирога?
— И мне придется оставить дом на тебя, когда я поеду к ней в Виргинию. А сколько миль до Виргинии, Мартин? Наверное, много тысяч.
— Сто семьдесят три тысячи триста девяносто две мили с тремя четвертями, душа моя, если ехать кратчайшей дорогой, — невозмутимо сообщил Ламберт. — Той, которая ведет через владения пресвитера Иоанна. Другой же дорогой, через Персию...
— Выбери, пожалуйста, такую дорогу, чтобы было поменьше моря и этих мерзких кораблей, которых я терпеть не могу! — вскричала полковница. Надеюсь, мы с Рэйчел Эсмонд сойдемся ближе, чем прежде. Когда мы учились в пансионе, она была очень властной.
— А не подумать ли нам и о пеленках, миссис Мартин Ламберт? — с усмешкой перебил ее супруг.
Впрочем, я полагаю, миссис Ламберт не видела тут ничего смешного и уже успела присмотреть очень миленькие кружевные чепчики и слюнявчики в лавке миссис Боббинит. И в это воскресенье, когда секрет малютки Этти был разгадан и она с закрытыми глазами и пылающими от жара щеками лежала в постели, ее мать смотрела на грустное личико с полным душевным спокойствием и, казалось, даже радовалась мукам девочки.
Этти же не только мучилась, но и была полна ярости на себя за то, что выдала всем свою заветную тайну. Возможно, она и сама ни о чем не подозревала, пока внезапная вспышка не открыла ей состояния ее собственных чувств, и теперь бедная девочка терзалась стыдом так, словно совершила какой-то дурной поступок и была застигнута на месте преступления. Она негодовала на собственную слабость и гневно себя бранила. Она клялась, что никогда не простит себе этого унижения. Так юная пантера, раненная дротиком охотника, мечется в бешенстве по лесу, злобно грызет впившееся в ее бок жалящее железо, рычит, кусает своих сестер и свою пятнистую мать.
Малютка Этти рвала когтями, грызла и рычала так, что мне не хотелось бы оказаться на месте ее брата и сестры или ее пятнистых родителей.
— Как может девушка позволять себе подобные глупости? — восклицала она. — Маменька, меня следовало бы высечь и отослать в кровать. Я прекрасно знаю, что мистер Уорингтон ни чуточки обо мне не думает. Наверное, французские актрисы и самые простые белошвейки нравятся ему больше, чем я. И правильно! Ведь они куда лучше меня! Какая я дурочка! Расплакаться без всякой причины только потому, что мистер Вулф сказал, что Гарри играет в карты по воскресеньям! Я знаю, что он не так умен, как1 папенька. Я думаю, что он глуп, — я уверена, что он глуп, но я еще глупее. Я ведь не могу выйти за него замуж. Как я вдруг уеду в Америку и расстанусь с вами и с Тео? Конечно, ему нравится другая — в Америке, в Танбридже, на Луне или еще где-нибудь. У себя на родине он — принц, и ему даже в голову не придет взять в жены дочь бедного офицера в отставке, у которой нет никакого приданого. Вы ведь рассказывали мне, что я, когда была совсем маленькой, плакала и требовала, чтобы мне дали Луну. Я и теперь такой же младенец — глупый и капризный младенец... не спорьте, миссис Ламберт, так оно и есть. Хорошо хоть, что он ничего не знает, а я скорее себе язык отрежу, чем признаюсь ему.
Страшны были кары, которыми Этти грозила Тео в случае, если сестра ее выдаст. Что до юного Чарли, то он был всецело поглощен сырными пирогами и остался равнодушен к чувствам Этти, даже не заметив ее вспышки, родители же и добросердечная сестра, разумеется, обещали свято хранить тайну девочки.
— Я уж думаю, не лучше ли нам было бы остаться дома! — со вздохом сказала мужу миссис Ламберт.
— Нет, душа моя, — ответил полковник. — Человеческая природа берет свое, и разве маменька Этти сама не открыла мне, что уже чувствовала склонность к одному молодому священнику, когда вдруг по уши влюбилась в некоего молодого офицера полка Кингсли? Ну, а мое сердце получило с десяток ран, прежде чем им всецело завладела мисс Молли Бенсон, Наши сыновья и дочери должны, я полагаю, пройти тем же путем, которым некогда прошли их родители. Да ведь не далее как вчера ты бранила меня за то, что я был недоволен слишком ранними фантазиями; мисс Этти. Надо отдать девочке справедливость: она умеет скрывать свои чувства, и ручаюсь чем угодно, мистер Уорингтон не догадается по ее поведению о том, что она к нему неравнодушна.
— Наша с тобой дочь, Мартин, — вскричала с величавым достоинством любящая мать, — никогда не бросится на шею молодому человеку.
— И не бросит в него чайной чашкой! — ответил полковник. — Малютка Этти обращается с мистером Уорингтоном, как сущая ведьма. Стоит им встретиться, как она обязательно найдет способ уколоть его. Право — она почти невежлива с ним, но, зная, что творится в душе этой маленькой лицемерки, я не сержусь на нее за такую грубость.
— Но ей вовсе не следует быть грубой, Мартин. Наша девочка достаточно хороша для любого английского или американского джентльмена. Раз по годам они подходят друг другу, то почему бы им и не пожениться?
— Почему он не просит ее руки, если хочет на ней жениться, душа моя? Я жалею, что мы приехали сюда. Давай-ка прикажем заложить карету и повернем лошадей домой.
Но маменька с уверенностью возразила:
— Поверь, милый, что все решено за нас высшей мудростью. Поверь, Мартин, Гарри Уорингтон не случайно попал в наш дом таким образом, и не случайно он вот так встретился вновь с нашими детьми. Суженого конем не объедешь.
— Хотел бы я знать, Молли, в каких летах женщины становятся свахами и в каких летах оставляют это занятие? Если наша девочка влюбится, а потом разлюбит, она будет не первой и не последней, миссис Ламберт. Я от всего сердца хотел бы вернуться домой, и будь моя воля, мы уехали бы сегодня же.
— Он обещал прийти сегодня к нам пить чай, Мартин. Неужели ты захочешь лишить девочку этой радости? — вкрадчиво спросила маменька.
Отец на свой лад был не менее мягкосердечен.
— Ты ведь знаешь, душа моя, — ответил полковник, — что, приди им фантазия отведать наших ушей, мы тотчас бы их отрезали и состряпали бы из них фрикасе.
Мэри Ламберт рассмеялась при мысли о том, во что превратились бы тогда ее хорошенькие ушки. У ее супруга была привычка прятать нежность под самыми экстравагантными шутками. И когда он легонько дернул хорошенькое маленькое ушко, за которое были зачесаны прекрасные волосы, кое-где тронутые серебром, то, наверное, не причинил ей особенной боли. Полагаю, она вспоминала дорогое сердцу незабвенное время ее собственной тихой юности и сладостную пору перед свадьбой. Осиянные воспоминания священных минут! Зрелище юной любви приятно, но насколько больше чарует привязанность, которую не угасили ни ушедшие годы, ни горести, ни, быть может, увядшая красота, ни все жизненные заботы, неурядицы и беды!
Дав себе слово скрывать свои чувства от мистера Уорингтона, мисс Этти сдержала его даже с лихвой. Гарри не только пил чай со своими друзьями, но и пригласил их на бал, который он намеревался дать в их честь на следующий день в курзале.
— Бал! И в нашу честь! — восклицает Тео. — Ах, Гарри, как это мило! Я так люблю танцевать!
