Современная комедия - Джон Голсуорси
– Все в порядке! Сын!
XV
Покой
Когда Майкл на следующее утро очнулся от глубокого сна, первой его мыслью было: «Флер снова со мной!» – потом вспомнил: на его «все хорошо?», шепотом сказанное у дверей, сиделка выразительно закивала.
Несмотря на лихорадочное ожидание, он все-таки сумел остаться современным и сказать себе: «Нечего распускаться! Ступай и спокойно позавтракай».
В столовой Сомс, презрительно щурившийся на надбитое яйцо, взглянул на вошедшего Майкла и уткнулся в свою чашку. Майкл прекрасно его понимал: ведь вчера они сидели, держась за руки! Он увидел, что у прибора Сомса лежит развернутая финансовая газета.
– Что-нибудь о собрании, сэр? Вашу речь, наверно, расписывают вовсю.
Сомс кашлянул и протянул газету. Заголовки гласили: «Бурное собрание», «Отставка двух директоров», «Вотум доверия». Майкл бегло просмотрел отчет, пока не дошел до слов: «Мистер Форсайт, замешанный в это дело директор, в своей довольно длинной речи сказал, что не намерен петь Лазаря. Он заявил, что возмущен поведением пайщиков, что не привык к подозрениям, и подал прошение об отставке».
Майкл опустил газету.
– Черт возьми! «Замешанный», «подозрения». Они этому придали такой оборот, точно…
– Газеты! – сказал Сомс и снова принялся за еду.
Майкл сел и начал очищать банан. «А ведь сумел красиво умереть, – подумал он. – Бедный старик».
– Знаете, сэр, – произнес он, – я там был, и вот что могу сказать: из всех только вы и мой отец возбудили во мне уважение.
– Гм! – промычал Сомс и положил ложку.
Майкл понял, что ему хочется побыть одному, и, проглотив банан, ушел к себе в кабинет. Пока его не позвали к Флер, он решил позвонить отцу.
– Как вы себя чувствуете после вчерашнего, Барт?
Голос сэра Лоренса, ясный, тонкий и высокий, ответил:
– Беднее и мудрее. Каков бюллетень?
– Лучше некуда.
– Поздравляем вас обоих. Мама спрашивает, есть ли у него волосы.
– Еще не видел. Сейчас пойду к нему.
И в самом деле, Аннет кивнула ему из приоткрытой двери.
– Она просит вас принести ей собачку, mon cher.
С Тинг-а-Лингом под мышкой, ступая на цыпочках, Майкл вошел. «Одиннадцатый баронет». Он еще ничего не видел, потому что голова Флер склонилась над ребенком, и определенно волосы у нее стали темнее. Майкл подошел к кровати и благоговейно коснулся ее лба.
Флер подняла голову и открыла его взгляду ребенка, бодро сосавшего ее мизинец.
– Чем не обезьянка? – послышался ее слабый голос.
Майкл кивнул. Конечно, обезьянка – но белая ли, вот вопрос!
– А ты как, дорогая?
– Теперь отлично, но что было… – Она перевела дыхание, и ее глаза потемнели. – Тинг, смотри!
Китайская собачка, деликатно наморщив ноздри, попятилась под рукой Майкла. Во всей ее повадке сквозило хитрое осуждение.
«Щенята, – казалось, говорила она. – У нас в Китае это тоже бывает. Мнение свое оставляю при себе».
– Что за глаза! – сказал Майкл. – Ему мы можем и не говорить, что ребенка принес доктор из Челси.
Флер еле слышно засмеялась.
– Пусти его, Майкл.
Майкл поставил собачку на пол, и она убежала в свой угол.
– Мне нельзя разговаривать, – сказала Флер, – но страшно хочется, как будто я несколько месяцев была немая.
«То же чувство, что и у меня, – подумал Майкл. – Она и вправду была где-то далеко-далеко, совсем не здесь».
– Как будто тебя что-то держит, Майкл. Совсем не свой становишься.
– Да, – мягко проговорил Майкл, – устарелая процедура. Есть у него волосы? Мама спрашивала.
Флер обнажила голову «одиннадцатого баронета», покрытую темным пушком.
– Как у моей бабушки, но они посветлеют. Глаза у него будут серые. Майкл, а как насчет крестных? Матерью, конечно, Элисон, а кто будет крестным отцом?
Майкл помолчал немного, прежде чем ответить:
– Я вчера получил письмо от Уилфрида. Хочешь, возьмем его? Он все еще там, но я могу держать за него губку в церкви.
– Он пришел в себя?
– По его словам – да.
Майкл не мог прочесть выражение ее глаз, но губы ее слегка надулись.
– Хорошо, – сказала она, – и, по-моему, совершенно достаточно одного крестного. Мои мне никогда ничего не дарили.
– А мне моя крестная дала Библию, а крестный – нагоняй. Значит, решено – Уилфрид.
И он наклонился к ней.
В ее глазах ему почудилось насмешливое и чуть виноватое выражение. Он поцеловал ее в голову и поспешил отойти.
У двери стоял Сомс, ожидая своей очереди.
– Только на одну минуту, сэр, – сказала сиделка.
Сомс подошел к кровати и остановился, глядя на дочь.
– Папочка, дорогой! – услышал Майкл.
Сомс погладил ей руку и, как бы выражая свое одобрение младенцу, кивнул и пошел к двери, но в зеркале Майкл увидел, что губы у него дрожат.
Когда Майкл опять спустился в нижний этаж, им овладело сильнейшее желание запеть, но нельзя было. И, войдя в китайскую комнату, он стал смотреть в окно на залитый солнцем сквер. Эх, хорошо жить на свете! Что ни говори, а этого не станешь отрицать. Пусть задирают носы перед жизнью и смотрят на нее сверху вниз. Пусть возятся с прошлым и с будущим; ему подавай настоящее!
«Повешу опять «Белую обезьяну», – подумал он. – Не так-то легко будет этому животному нагнать на меня тоску».
Он пошел в чулан под лестницей и из-под четырех пар пересыпанных нафталином и завернутых в бумагу занавесок достал картину, немного ее отставил, чтобы посмотреть в полусвете чулана. И глаза же у этой твари! Все дело в этих глазах.
– Ничего, старина. Едем наверх.
И он потащил картину в китайскую комнату.
Сомс оказался там.
– Я хочу повесить ее, сэр.
Сомс кивнул.
– Подержите, пожалуйста, пока я закручу проволоку.
Сойдя на медный пол, Майкл сказал:
– Вот и хорошо, сэр, – и отступил посмотреть.
Сомс подошел к нему. Стоя рядом, они глядели на «Белую обезьяну».
– Она не успокоится, пока не получит своего, – сказал наконец Майкл. – Но вот беда – она сама не знает, чего хочет.
1924 г.Интерлюдия. Идиллия
В феврале 1924 года Джон Форсайт, только что перенесший испанку, сидел в салоне гостиницы в Камдене, штат Южная Каролина, и его светлые волосы медленно вставали дыбом. Он читал о случае линчевания.
Голос у него за спиной сказал:
– Поедемте с нами сегодня на пикник, знаете – к этим древним курганам?
Он поднял голову и увидел своего знакомого, молодого южанина по имени Фрэнсис Уилмот.
– С удовольствием. А кто будет?
– Да только мистер и миссис Палмер Харисон, этот английский романист Гордон Минхо, девочки Блэр и их подруги, моя сестра Энн и я. Если хотите поразмяться, можете ехать верхом.
– Отлично! Сегодня утром сюда прислали новых лошадей из Колумбии.
– О, да это чудесно! Тогда и мы с сестрой поедем верхом и кто-нибудь из девочек Блэр. А остальных пусть забирают Харисоны.
– Про линчевание читали? – сказал Джон. – Какой ужас!
Молодой человек, с которым он говорил, сидел на окне. Джону очень нравилось его лицо цвета слоновой кости, темные волосы и глаза, тонкий нос, губы и изящная, свободная манера держаться.
– Все вы, англичане, с ума сходите, когда читаете о линчеваниях. У вас там, в Южных Соснах, нет негритянского вопроса. В Северной Каролине он вообще почти не возникает.
– Это
