Босиком по осколкам

Дни проходили за днями, но в университет я возвращаться пока не хотела. Проявила слабость и попросила отца сделать мне справку о болезни, чтобы хоть как-то оправдаться за прогулы.

– Снова? – не преминул он хмыкнуть в трубку, а я замерла.

– Ты как всегда прав, отец, – произнесла слегка ядовито, обиженная на него за строгость.

Вот только вместо выговора он тяжело выдохнул и замолчал, будто собираясь с мыслями.

– Мы любим тебя, дочь, и не желаем зла, просто… – осекся, сглотнул. – Не хотим, чтобы ты страдала.

Я прикусила губу, понимая, что это своеобразные извинения в духе отца. Но мне было достаточно и этого – понимать, что всё обусловлено их родительской любовью и заботой.

– Позволь мне самой совершать ошибки и взрослеть, – сама разоткровенничалась, набравшись храбрости. – Это моя жизнь, мои шишки, я бы хотела сделать всё сама.

Отец на это ничего не ответил, промолчал и хмыкнул.

– Никто не запретит мне защищать собственную дочь.

Закатила глаза, всё же его не переделать, и даже пытаться не стоит.

– Что насчет Марата?

В этот момент напряжение меня, наконец, отпустило, и я смогла даже улыбнуться.

– Настолько не любишь его, что хочешь меня подсунуть? – фыркнула, чувствуя, как на душе даже как-то полегчало.

– Как знаешь, – чуть сурово ответил отец, а после добавил: – Он звонил сегодня, попросил, чтобы я на тебя не давил. Если бы не он…

Последнее прозвучало угрожающе, но я была благодарна Марату за то, что даже в этом вопросе он мне помог.

– Я пойду, пап, много учебы, – попыталась свернуть неприятный мне разговор.

– Ты же на больничном, – поворчал, но всё же трубку вскоре бросил.

А вот я легла на кровать, бездумно глядя в потолок. Слезы иссякли, оставляя после себя выжженную пустыню. Столько дней истерик, а теперь я выжала, как лимон, ничего не чувствую и не желаю.

А на следующее утро, пока я шла к универу, все на меня так странно смотрели, словно на душевнобольную. Всякие шепотки при этом прекратились, но взгляды стали гораздо пристальнее.

– Что происходит? – спросила у Милы, когда мы встретились во дворике, как договаривались. – Чего все так смотрят?

Та усмехнулась, глянула на других как-то испепеляюще.

– Да ни тебя, ни Соловьева неделю в универе не было. Вот все и гадали, что у вас там случилось. Карина сама не своя ходит, расстроенная, а дружок ее, с которым и был спор, с синяками на лице двигается.

– Хочешь сказать, все подумали, что мы с Кириллом снова вместе? – фыркнула, не понимая, как можно поверить в этот бред.

– Да каких только версий не строили. И что ты того, на тот свет решила отправиться, – покрутила пальцами вокруг своей шеи Милы, а я ужаснулась, даже в кошмарном сне не могла такого представить. – И что Соловьев похитил тебя, вымаливая прощение. В общем, сегодня к тебе будет пристальное внимание.

– Прощение и Соловьев? – дернула губой, выказывая так презрение. – не смеши.

Вместо ответа Мила вдруг застыла, глядя мне за спину. Глаза ее стали круглее от удивления, а затем я обернулась сама. К нам приближался Кирилл.

– Вы прямо два сапога пара, оба неделю не появлялись и оба пришли в один день, – подала голос подруга, но я особо не вслушивалась.

Всё тело охватило напряжение, я прикусила щеку с внутренней стороны и поджала губы. Соловьев выглядел едва ли не хуже меня. Покрасневшие глаза с лопнувшими капиллярами, отросшие небрежно лежащие волосы, уставший вид и темные круги под глазами. Впрочем, менее красивым и притягательным от этого он не стал.

– Аида, – прошептал, подходя ближе к нам.

Я дернулась, коря себя за то, что не ушла, а осталась стоять, словно в ожидании его слов.

– Кирилл, – всё же ответила, называя его по имени.

– Давай поговорим, – взъерошил шевелюру, глянул на меня с мукой. – Пожалуйста.

– Мы уже, разве нет? – вздернула бровь.

– Я отойду, меня Сема ждет, ты поговори, хорошо? – тронула меня за локоть Мила и быстро, не успела я отреагировать, ретировалась к стоявшему неподалеку парню.

– Что опять? Снова будешь бить кого-то? Не меня, надеюсь? – выплюнула, складывая на груди руки.

– Не говори так, – тихо попросил, удивляя меня своей покладистостью. – Я тебя никогда и пальцем не трону.

Я промолчала, стиснула челюсти, чтобы не расклеиться окончательно и не поддаться соблазну проявить слабость.

– Ты ведь любишь меня так же, как и я, дай нам шанс, прошу, – простонал парень, протягивая ко мне руки.

Может, кто-то другой на моем месте бы злорадно усмехнулся, наблюдая за чужим унижением, но не я. Всё, что я испытывала – это боль.

– Уходи, – прохрипела, делая шаг назад. – Твои слова ничего не изменят, особенно, прошлое.

Мои слова причиняли ему ощутимую муку, которая отражалась на лице. А затем морщинки на лбу вдруг разгладились.

– Я почти уверен, что ничего не было, дет… – снова осекся, увидев выражение моих глаза. – Аида, я… Я был так пьян, что… Обычно в таком состоянии я не…

– Ты даже сам не уверен, но пытаешься меня убедить, – усмехнулась, но не по-доброму, скорее, с чувством обиды, которая никак не могла найти выхода, комом оседая в груди.

В этот момент Соловьев нахмурился, словно сильно задумался, а после вдруг сделал шаг назад.

– Я докажу тебе, что… – начал он говорить, а затем внезапно осекся, глядя мне за спину.