Босиком по осколкам
Глянул мне за спину, мышцы лица его напряглись, скулы заострились. Взгляд стал недовольным и злым.
– Моя личная жизнь тебя не касается, но я не ты, так что говори, дослушаю.
Знала, что веду себя жестко и бездушно, но это единственное, что приносило мне облегчение. Но мне лишь казалось, ведь агония по венам продолжала течь, не переставая.
– Я был глуп, что спорил на тебя, – сказал, наконец, нарушая тишину. – Был слишком самонадеян, считал, что ты станешь для меня очередным развлечением, выигранным спором, но…
– Но? – усмехнулась, вздергивая бровь.
Подняла подбородок вверх, но не помогало. Всё равно казалось, что он влияет на меня сильнее, чем я считала.
– Но… Я сам влюбился. Сильно. Без памяти. Никогда такого не было, – выделял слова четко и раздельно.
Я было подумала, что он шутит или издевается, но Кирилл выглядел предельно серьезно. Молчала, ожидая дальнейших слов. Воцарившаяся тишина давила на нервы, но лучше бы она продолжалась, в этом я вскоре убедилась.
– В тот вечер, когда я привез тебя домой, вернулся в бар к друзьям и…
Застыла, чувствуя, что сейчас он скажет то, что изменит абсолютно всё. Сердце заколотилось с удвоенной силой, пульс ускорился так сильно, что эхом отдавался в ушах.
– На утро я проснулся не один, – сглотнул и признался, а мое тело обдало испариной.
– С кем? – сама не узнала этот глухой безжизненный голос, а после мой мир разбился на тысячи осколков.
– С Кариной, – выдохнул, словно признался в самом страшном деянии.
У меня закружилась голова, а к горлу подкатила тошнота. Казалось, что теперь я ступаю босыми ногами по стеклам, раня себя и снаружи, и внутри.
– Ты… – сделала шаг назад, качая головой из стороны в сторону. – Говоришь, что любишь, а сам изменил. Разве это лучше спора? Твой гнилой самонадеянный поступок был куда благороднее измены. Лучше бы ты молчал, Кирилл…
В моих словах отчетливо слышалась горечь и тоска: по несбывшимся мечтам, разрушенным надеждам и разбитому некогда любящему сердце.
– Я не хотел, – сказал он с агонией, сделал шаг ко мне, сокращая нужную мне дистанцию. – Правда… Ничего не помню, ты… Значишь для меня всё! Я не понимал этого, но… Прошу тебя, дай мне шанс. Ты никогда не пожалеешь, если доверишься мне снова.
– Снова? – усмехнулась ему в лицо, не скрывая горечи. – Я корю себя за то, что вообще поверила тебе, а ты просишь шанс? Серьезно? После сказанного?
– Я не хотел лжи между нами, – стиснул он челюсти, сжал руки в кулаки от злости. – Карина для меня ничего не значит, я даже не помню ночь, я…
– Не хочу тебя видеть и знать! Убирайся, слышишь! И никогда не смей ко мне подходить! – крикнула, а после закрыла уши, когда он снова открыл рот.
– Ты услышал ее, Соловьев, – донесся до меня словно через вату голос Марата, который подошел ближе и встал передо мной, закрывая от глаз Кирилла. – Уходи.
– Мы не закончили, отойди с дороги, – послышался голос Соловьева.
– Давай уйдем, Марат, пожалуйста, – простонала, опираясь лбом о его лопатки.
– Идем, – тут же отреагировал мужчина и повел меня к машине.
– Аида! – казалось, простонал сзади Кирилл, но кидаться снова не стал.
Мы с Маратом сели в машину, а после тронулись, выезжая на дорогу. И всё это время я видела в зеркале, как нам вслед больным взглядом смотрел Соловьев. Как только мы повернули, и лицо его скрылось из виду, я прикрыла глаза, а затем почувствовала, как по щекам покатились беззвучные слезы.
– Всё хорошо? – заботливо спросил Марат, но я была не в силах ему ответить, только покачала головой.
Отвернулась к окну, скрывая свою боль, наблюдала, как сменяются дома, улицы, как темнеет снаружи.
– Где мы? – спросила в какой-то момент гнусавым голосом.
Нос забился, изменив мой тон, выдавая тем самым, что я плакала.
– Просто по городу, – мягко ответил Марат. – Куда хочешь? Проголодалась?
Мне нравилось, что он задает лишних вопросов и не касается темы Кирилла Соловьева. Я бы не смогла сейчас обсуждать его, впрочем, не уверена, что буду способна на это хоть когда-нибудь.
– Отвези меня, пожалуйста, домой, – попросила, а сама прикрыла глаза, сгорая перед ним от стыда.
Я дала ему невольно надежду на нечто большее, но поняла, что им пыталась вытеснить из сердца Кирилла. Поступала не лучше Соловьева, поспорившего на мою любовь. Ведь и я теперь играю чужими чувствами, словно мячиком для пинг-понга.
– Нам надо поговорить, Марат, – всё же решилась и сказала вслух.
Он заехал во двор моего дома, заглушил мотор и повернулся ко мне. Взгляд у него был грустный. Он всё понял без слов. И это причинило мне еще больше боли, наполняя каждую клеточку моего тело стыдом.
– Ты еще найдешь свое счастье, – прохрипела, обхватила себя за горло.
Сильно хотела отвернуться, но продолжала смотреть упрямо Марату в глаза. Нужно брать на себя ответственность за свои поступки.
– Ох, Аида, поверь, таких цветков, как ты, мало, – выдохнул мужчина и погладил меня на прощание по щеке.
Я горько сглотнула, вспоминая, что Кирилл тоже сравнивал девушек с цветками.
– Не зарекайся, Марат, не зарекайся, – грустно улыбнулась ему и попрощалась, зная, что у него всё еще впереди.
А вот мне предстояла тяжелая ночь, полная боли, агонии и тоски. Ревела что есть сил, практически выдергивая волосы с головы, каталась по кровати, выплескивая слезами и истерикой горечь, но легче не становилось. И вряд ли когда-нибудь станет.
