Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд
По большому секрету необходимо добавить, что Алла Борисовна была недурна собой и некогда состояла в предельно теплых отношениях с самим выступающим. Но со временем их отношения постепенно охладели, по всей вероятности, из-за отсутствия достаточного внимания со стороны мужской половины. Но, все еще живя воспоминаниями об утраченном и лелея в душе надежду на их чудесное возрождение, преданная женщина попыталась одернуть несознательного партийца:
— Товарищ, нельзя ли потише! Вы мешаете окружающим слушать выступление руководителя. Что, по крайней мере, уже нетактично…
Тогда котообразный, повернув свою наглую рожу с чудно торчащими в стороны усами как ни в чем не бывало заявил:
— Пардон! А разве здесь пахнет дельными мыслями? Хватит, наслушались этой брехни! — и он резанул пальцем по коротенькой шее. А затем, обращаясь к окружающим, совершенно возмутительным тоном заявил: — Да он и сам-то этим словам не верит, потому что лично ничего не писал. А так, считывает по бумажке чужое, нацарапанное ему референтом… Так что напрасно, дамочка, вы его защищаете. Разве что уж только по старой дружбе?.. — и, ухмыльнувшись, многозначительно подмигнул.
Алла Борисовнала вся так и вспыхнула от подобного неприкрытого цинизма, но, усмирив болезненное самолюбие, в свою очередь сдержанно заявила:
— Напрасно вы, товарищ, такими словами бросаетесь, пытаясь опорочить честное имя директора. — И ее изящные золотые сережки гневно блеснули неподдельными бриллиантами. — Это вам не к лицу. Критиковать каждый дурак может… Таких руководителей, как Лев Петрович, надо еще поискать!
Тогда этот наглый тип, нацепивший на шею безвкусный, неприлично пестрый галстук, словно приплелся на отдых в балаган, а не на серьезное мероприятие, поддержанный к тому же ехидной улыбочкой своего соседа, заявил:
— Да? А что, может, прикажете его еще и наградить за такую работу?
На что Алла Борисовна запальчиво ответила:
— Вполне! Не вижу никаких возражений. Такие люди, как Лев Петрович, достойны самой высокой оценки Родины! Так что…
И тут Орлов прервал свое выступление, а сидевшие рядом зашикали на полемизирующих, призывая их к порядку и тишине.
Естественно, что дисциплинированная Алла Борисовна тут же должным образом отреагировала на замечания и прекратила столь неприятную дискуссию. А котообразный оппонент, пошептавшись о чем-то со своими соседями, демонстративно позевал, а через некоторое время повернулся и иронично заявил:
— Ладно, кто бы спорил. Раз достоин, значит, получит! Рано или поздно, но награды всегда должны находить своих героев.
На этом все и успокоилось.
Собрание подходило к концу. Томившее Шумилова ожидание все более нарастало. Но ничего чрезвычайного так пока и не произошло. Смолкин, заручившись поддержкой утомленного зала о прекращении прений, предоставил слово последнему из выступающих. Дежурная девушка, регулярно приносившая записки в президиум, передала очередную их порцию ведущему, при этом что-то шепнув ему на ухо.
Выслушав девушку, Смолкин первым делом развернул какую-то бумагу, пробежал ее глазами и, тут же вскочив, подошел к Шумилову:
— Валерий Иванович, — с жаром зашептал он на ухо, — тут из Москвы, из министерства только что прибыл представитель… — он заглянул в бумагу, — какой-то Петр Петрович Воландин, с ответственным поручением. Просит предоставить ему слово для важного сообщения, — и он подал Шумилову названный документ, похожий на обыкновенную двойную открытку или свадебное приглашение.
«Ну вот и началось!» — подумал секретарь, рассматривая толстую мелованную бумагу, а сам незаметно взглянул на балкон. Но гостя со свитой на прежнем месте уже не обнаружил!..
Сухой документ на красивой бумаге, адресованный руководителю предприятия, секретарю парткома и профсоюзному лидеру, полностью подтверждал слова Смолкина. Внизу стояла размашистая подпись заместителя министра, скрепленная знакомой печатью. На обеих сторонах бланка, точно посередине, подобно таинственным водяным знакам, слабо просматривались крупные английские буквы даблъю, значение которых лично у Валерия Ивановича сомнений не вызывало. Он тут же припомнил строки из «Мастера и Маргариты» насчет начальной буквы фамилии — двойной «В», напечатанной на визитной карточке иностранными буквами и поданной Воландом при знакомстве Берлиозу и Бездомному, и услышал хрипловатый голос Орлова:
— Валерий Иванович, в чем дело? Что случилось? Какая-нибудь заковыристая записка от гегемонов?
Шумилов передал послание в руки директора, а тот, мгновенно прочитав, только озадаченно пожал плечами:
— Черт его знает! Вот еще новости! Может, какое-нибудь закрытое письмо из ЦК? Так могли бы все же заранее позвонить и предупредить… Что за спешка? Но в любом случае надо давать слово…
Решили поручить это ведущему по окончании собрания.
Шумилов, и так сидевший как на иголках, к этому времени уже совершенно извелся от мучивших его разных догадок и лишь большим усилием воли сохранял хладнокровие. Изнутри его распирала какая-то неудержимая детская веселость, как во время вчерашней прогулки по набережной, готовая в любой момент прорваться наружу. Он увидел, как глава могущественного ведомства вместе с Тарантулом, уже оказавшийся в первом ряду зрительного зала, обменялся красноречивым жестом с ведущим, давая понять, что готов к выступлению.
Закрывая официальное мероприятие, порозовевший Смолкин таинственным тоном объявил о прибытии столичного гостя с ответственным поручением и, попросив уже притомившихся заводчан еще немного набраться терпения, предоставил ему слово.
На «Воландине» была великолепная черная тройка из какого-то необыкновенного материала в мелкую искорку, белая рубашка с темно-фиолетовым галстуком и черные замшевые туфли. Слегка поредевшие спереди черные волосы были зачесаны назад.
Даже при самом легком движении ткань костюма, волшебно переливаясь, играла, и казалось, что на темном ночном небосклоне таинственно светятся и мигают далекие звезды.
Завидев разодетого гостя, Орлов тут же дернул Шумилова за рукав и попытался выяснить, не знает ли он его. Но, получив отрицательный ответ, озадаченно сказал, что и сам видит прибывшего впервые.
Люди, сидевшие в зрительном зале, увидели, как приехавший из Москвы щеголевато одетый порученец, поднявшись с помощником на сцену, занял место за трибуной, как его помощник извлек из солидного портфеля с золотистыми застежками и передал начальнику красную папку с небольшой удлиненной коробкой, похожей на футляр от флейты.
Зал тут же попритих, и сотни любопытных глаз с интересом устремились к трибуне, ожидая услышать от гостя какие-нибудь чрезвычайные вести из столицы. Благо, что всяких новшеств и неожиданных решений на самом высоком уровне в последнее время хватало с избытком. Одним словом, перестройка!
Гость обвел взглядом притихший зал и уверенно заговорил. Его удивительно низкий голос, отдающий временами в хрип, погасил последние шепоты и звуки и, как эхо вечевого колокола, заполнил собой все помещение. Содержание же речи и вовсе удивило присутствующих, а в особенности Орлова, потому что непосредственно касалось его личной персоны.
Срывавшиеся с уст гостя слова вползали в ушную раковину директора, но его мозг отказывался верить в правдоподобность произносимого. Этого просто быть не могло! Но это (черт знает что такое!) все-таки происходило! Конечно же, не потому, что в принципе не могло случиться. А даже наоборот, это событие было более чем желанно. Он жаждал, спал и видел его наступление, честно признаться, уже давно. Но вот сегодня, здесь, на партийном собрании, этого быть не могло. Не та обстановка! Да и если бы в самом деле… уж он-то бы точно знал все заранее… Не первый день «замужем». Таков порядок и логика подобных мероприятий. Но вопреки всякой логике и установленному порядку мощный бас гостя возвестил о том, что за многолетний доблестный труд, выдающиеся заслуги перед отечеством, в связи с шестидесятилетием со дня рождения и прочее и прочее указом Президиума Верховного Совета СССР Орлов Лев Петрович награжден орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» Героя Социалистического Труда!!!
После этих слов все живое вместе с ошарашенным президиумом собрания просто умерло. В зале повисла гробовая тишина, словно все разом куда-то испарились.
Орлову даже показалось, что он ослышался. В следующее же мгновение он вопросительно глянул на секретаря парткома — уж он-то должен был непременно быть в курсе. Но тот, похоже, и сам был не менее его озадачен. Затем дернул головой в сторону выступающего, но тот, криво улыбаясь и выжидающе посматривая на него, уже открывал руками коробку, в которой, очевидно, и находились награды…
У Орлова от неожиданности и напряжения даже закружилась голова и кровь обильно бросилась в лицо. Он не мог поверить в случившееся. Это было похоже на какой-то фантастический сон. Но тут с места подпрыгнул уже совершенно багровый Павел Васильевич Бородкин и изо всех сил начал ударять ладонями друг о друга. За ним как цепная реакция подхватили и все остальные. Подобно внезапной грозе громыхнул и обрушился шум аплодисментов. Все дружно повскакивали с мест и изо всех сил начали хлопать и что-то кричать.
