Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
- Что вы ему сказали на непонятном языке? - спросила мисс Бланш.
- Он гасконец, вырос вблизи испанской границы. Я ему сказал, что если он сейчас же не отойдет от вас, то потеряет место.
- Бедный мосье Мироболан!
- Вы видели, как он посмотрел на Пенденниса? - спросил Стронг, которого вся эта история чрезвычайно развеселила. - Не сомневаюсь, что он с удовольствием пронзил бы маленького Пена своим вертелом.
- Противный этот мистер Пен, - сказала Бланш. - Бог знает что о себе воображает, а ловок, как медведь,
- Слонки, кажется, тоже не прочь был его убить; и Пинсент тоже. Вам какого мороженого, сливочного или фруктового?
- Фруктового. Кто этот странный человек, почему он на меня так смотрит? И он тоже с орденом.
- Это мой знакомый, полковник Алтамонт, очень любопытная фигура, на службе у набоба Лакхнаусского... Э, что там стряслось? Я сейчас. - И шевалье опрометью бросился в бальную залу, откуда несся какой-то шум и крики.
Буфет, где находилась мисс Амори, представлял собой длинную комнату, в которой хозяин гостиницы мистер Ринсер намерен был предложить желающим ужин за плату по пяти шиллингов с человека. Здесь же было приготовлено изысканное угощение для богатых семейств, приехавших на бал; простую публику сюда не допускали; лакей, стоявший в дверях, всем объяснял, что эта комната отведена для леди Клеверинг и леди Рокминстер с их гостями, а для публики будет открыто только к ужину, после полуночи. Правда, Пинсент, танцевавший с дочками избирателей, приводил их сюда вместе с мамашами; и Стронг, без которого не обходился ни один праздник, имел, разумеется, сюда доступ.
Но сейчас единственным, кого он здесь застал, был господин в черном парике и с орденами в петлице - офицер на службе его высочества набоба Лакхнаусского.
Господин этот расположился в буфете еще в самом начале вечера, сообщил, что у него дьявольски пересохло в горле, и заказал бутылку шампанского. Лакей сразу смекнул, что это какая-то важная особа, и через минуту перед полковником появилось вино и ужин, который он и начал поглощать, любезно вступая в разговор со всеми, кто заходил в комнату.
Здесь его застали сэр Фрэнсис Клеверинг и мистер Уэг, когда покинули бальную залу: сэру Фрэнсису захотелось выкурить сигару и потолкаться среди публики на набережной - он сказал, что там куда веселее; а мистер Уэг рад был пройтись под ручку с баронетом - он во всяком обществе прилипал к высшему по званию. Когда они проходили через буфет, полковник Алтамонт так странно на них воззрился, что Клеверинг спросил у хозяина, кто он такой, и выразил уверенность, что офицер набоба пьян.
Мистер Пинсент тоже удостоился чести побеседовать со слугой индийского князя. Пинсент взял себе за правило разговаривать со всеми (что, к слову сказать, не всегда получалось у него ловко), и господина в черном парике он принял за избирателя, - может быть, капитана торгового корабля, а может, еще за какую местную достопримечательность. Итак, когда он вошел в буфет, ведя под руку жену какого-то избирателя, полковник предложил ему бокал шампанского. Пинсент поклонился с невозмутимо серьезным видом, отведал вина, признал его превосходным и, еще раз вежливо поклонившись, отошел к своей даме. Никакое иное поведение, вероятно, не поразило бы полковника Алтамонта больше, чем эта церемонная вежливость. Он тупо уставился Пинсенту в спину, а потом бросил через стойку хозяину: "Хорош гусь!" Тот смутился и не знал, что ответить. Мистер Пинсент - внук графа, метит в парламент. С другой стороны, полковник Алтамонт награжден орденами, обсыпан драгоценностями, в кармане у него позванивают золотые и платит он щедро. Не зная, что сказать, мистер Ринсер заторопился: "Так точно, полковник... так точно, сударыня, вам чаю?.. Чашку чая, миссис Ринсер!" - и, таким образом, увильнул от оценки достоинств мистера Пинсента, хотя офицер низама, как видно, был не прочь их обсудить.
Поскольку мистер Алтамонт провел в буфете весь вечер и не терял там времени, вино оказало на него действие, и он все еще продолжал пить, когда вошли мистер Стронг и мисс Амори.
Когда шевалье, привлеченный шумом в зале, выбежал за дверь, полковник поднялся с места, красные его глазки разгорелись как уголья, и он нетвердой походкой двинулся к Бланш. То ли она была поглощена мороженым, очень свежим и вкусным; то ли, в отличие от лакеев, бросившихся вслед за шевалье Стронгом, не спешила узнать, что творится в соседней комнате; но когда она наконец подняла голову, незнакомец стоял перед ней и сверлил ее своими красными глазками. Кто бы это мог быть? Как интересно!
- Так вы, значит, Бетси Амори? - спросил он. - Бетси Амори, ха-ха!
- Кто... кто вы такой? - спросила Бетси, она же Бланш.
Однако шум в зале так усилился, что нам следует поскорее воротиться туда и поглядеть, что же там происходит.
Глава XXVII
И батальная и чувствительная
У окна в углу залы, неподалеку от той двери, в которую вбежал шевалье Стронг, разгоралась междоусобица, звучала громкая брань, царила невообразимая толкотня и давка. Из толпы, собравшейся под открытым окном, неслись насмешливые выкрики: "Так его!", "Что смотрит полиция?" - и тому подобное; и в одной стороне кольцо гостей, среди которых выделялась мадам Фрибсби, окружило мосье Альсида Мироболана, в то время как в другой несколько мужчин и дам обступили нашего друга Артура Пенденниса. Стронг легко протиснулся в гущу битвы, задев по дороге мадам Фрибсби, которая страшно обрадовалась его появлению и закричала не своим голосом: "Спасите его, спасите!"
Виновником всей этой кутерьмы был разгневанный начальник кухни сэра Фрэнсиса Клеверинга. Когда Стронга уже не было в зале, а мистер Пен, донельзя обозленный своим падением, сделавшим его посмешищем всей Англии, и вдобавок холодностью мисс Амори, еще усугубившей его обиды, пытался охладить свой телесный и душевный пыл, глядя на мерцающее вдали спокойное море, когда он искренне старался овладеть собой и в глубине души, вероятно, уже понимал, что весь вечер вел себя очень глупо и некрасиво, - он вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку и, оглянувшись, с ужасом убедился, что это рука мосье Мироболана: бледный, с растрепанными кудрями, он сверлил Пена яростным взглядом. Чтобы тебя хлопал по плечу повар-француз - такой фамильярности потомок Пенденнисов не мог стерпеть. Кровь предков вскипела у него в жилах, он остолбенел от бешенства и еще больше - от изумления.
- Вы говорите по-французски? - спросил Мироболан на своем родном языке.
- А вам какое дело? - спросил Пен по-английски.
- Или хотя бы понимаете? - продолжал тот с поклоном.
- Да, сэр, - отвечал Пен, топнув ногой. - Отлично понимаю.
- Vous me comprendrez alors, Monsieur Pendennis, - заговорил Мироболан, по-гасконски раскатывая "р", - quand je vous dis que vous etes un lache. Monsieur Pendennis - un lache, entendez-vous? {Тогда вы меня поймете, мосье Пенденнис, если я вам скажу, что вы подлец. Мосье Пенденнис, вы - подлец, слышите? (франц.).}
- Что такое? - вскричал Пен, круто поворачиваясь к нему.
- Вы понимаете значение этого слова и как на него должен ответить благородный человек? - повторил артист, уперев руку в бок.
- Ответ будет тот, что я вышвырну вас в окно, наглый вы негодяй! заорал мистер Пен, бросаясь на француза; и очень возможно, что он привел бы свою угрозу в исполнение, ибо окно находилось рядом, а противник был явно слабее его, когда бы их не разняли капитан Слонки и другой офицер; когда бы не завизжали дамы, когда бы не смолкли скрипки; когда бы вся толпа танцующих не устремилась в их сторону; когда бы Лора, стараясь разглядеть что-нибудь поверх чужих голов, не стала в тревоге умолять, чтобы ей сказали, что произошло; когда бы Стронг вовремя не примчался из буфета и не увидел, что Альсид, скрежеща зубами, ругается по-гасконски, а у Пена глаза мечут молнии, хотя он, помня о присутствии дам, прикидывается совершенно спокойным.
- Что случилось? - спросил Стронг по-испански.
- Я кавалер Июльского ордена, - выкрикнул Мироболан, колотя себя в грудь, - а он меня оскорбил.
- Что он вам сказал?
- Il m'a appele cuisinier {Он назвал меня поваром (франц.).}, прошипел француз.
Стронг едва удержался от смеха.
- Пойдемте со мной, бедный мой шевалье, - сказал он. - Разве можно ссориться при дамах! Пойдемте, я лично передам ваш вызов мистеру Пенденнису... Бедняга не в своем уме, - шепотом объяснял он тем, кто стоял поближе; в то время как другие, и среди них встревоженная Лора, собрались вокруг Пена и допытывались у него о причине ссоры.
Пен уверял, что не знает.
- Этот тип предложил руку одной молодой леди, а я сказал, что он повар. Тогда он обозвал меня подлецом и вызвал на дуэль. Признаюсь, это меня возмутило и если бы вы, господа, не удержали меня, я бы вышвырнул его в окно.
- И поделом ему, черт возьми. Так им и надо, чертовым иностранцам! решили мужчины.
- Впрочем, я... я очень сожалею, если обидел его, - добавил Пен, и Лора порадовалась, услышав эти слова, а кто-то из молодых щеголей возразил:
