Вольфганг Шрайер - Похищение свободы
— Ты — и вдруг в Западный Берлин! — фыркнул Жоржи.
Граса поставила на стол торт и фрукты:
— Кончайте опекать отца, он без вас знает, что ему делать. Между прочим, в вашей партии членов сейчас в десять раз больше, чем до 26 апреля. И у всех вдруг сердце стало болеть за народ.
— Возьми свои слова обратно!
Ее манера защищать его обычно огорчала Луиша.
— Все выступают за прогресс, — сказал он, чтобы примирить спорящих. — Вопрос только в том, каким путем к нему идти.
— Тебе его покажут в Германии, — съязвил Марью.
— А где это — Германия? — спросил Жоржи. — Есть ГДР, есть ФРГ, а Германии вообще нет.
С тех пор как он побывал в Советском Союзе, он любил поучать других. Примечательно, что из молодых коммунистов для поездки в пионерский лагерь выбрали именно его. Должно быть, обаяние открывало перед ним все двери.
— Кончайте спорить, Михаэль едет! — Граса привела в порядок волосы — она всегда первой слышала звук приближающегося мотоцикла. — И пожалуйста, оставьте его в покое с вашей революцией.
Луишу было немного досадно, что Граса с таким волнением ждала встречи с Михаэлем Шубертом, в прошлом приятелем Марью, который, похоже, стал для нее самым дорогим человеком. Изабел противилась их встречам, ссылаясь на возраст Грасы. Но в прошлом году ей было шестнадцать лет, а сейчас уже семнадцать. Луиш знал дочь лучше и давно заметил, как изменился у нее характер. Она стала более самостоятельной и похорошела, но это в какой-то степени было Луишу даже неприятно. Наверное, виной всему отцовская ревность, хотя он пытался быть справедливым по отношению к ее гостю… На взгляд Луиша, в Михаэле не было ничего выдающегося, кроме внешности. Он обожал скоростные мотоциклы, парусный спорт и водные лыжи, а больше о нем сказать было нечего. Разговаривать с ним было трудно: то и дело возникали мучительные паузы. Михаэль никогда не задавал вопросов, ведь то немногое, что его интересовало, он знал досконально. Что же, кроме банальных нежностей, говорил он Грасе? Они не ходили в театр и не читали книг. А жаль! Скучные люди всегда раздражали Луиша. Он мечтал о другой партии для дочери, но ничего не поделаешь…
* * *Михаэль привез хорошие вести: фирма выстояла, его отец нашел клиента по имени Пату, этакого жирного пашу из Алентежу с большой мошной. Клиент просил начать работы как можно скорее и обещал прибыть лично для выяснения некоторых технических вопросов.
— Еще гость?! — воскликнула Граса. — Так сколько же нас будет — шестеро или семеро?
— Спокойно! — Михаэль прошел к ней на кухню: — Пату кормить не обязательно.
— Значит, шесть. Видишь ли, приехал мой дядя из Анголы, так что у нас званый ужин.
— Бедная Граса! Мы своих гостей водим в индийский ресторан на авениде Мадрид. Кухня там отличная, на стенах фрески, а освещение такое, что счет можно разглядеть с трудом. Просто дух захватывает.
— А у меня дух захватывает еще раньше. И не важно, что подают — рыбу или мясо, все равно ощущаешь лишь вкус приправы.
— На десерт там подают блюдо с орехами и ментолом. Такое впечатление, будто целуешься с красоткой, только что побывавшей у зубного врача…
Вот такие вели они разговоры. Михаэль изображал из себя человека с большим жизненным опытом, словно ему не девятнадцать, а все тридцать. Луиша взяла досада, и как это Граса ничего не замечает? Тем не менее настроение у него заметно улучшилось: наконец-то есть работа!
Да, Шуберт умел выкручиваться. Во всяком случае, каким-то образом это ему удавалось. И сын его, должно быть, не такая уж плохая партия, тем более что Граса влюблена в него до беспамятства.
— О, Михаэль! — услышал Луиш голос дочери. — Я так боялась, что вы уедете!
— Да что ты! Мой старик ценит сладкую жизнь, а в Германии ему пришлось бы начинать с нуля. Лучше уж он здесь пройдется по безводным землям.
Михаэль принялся помогать Грасе, и надо признать, получалось у него довольно неплохо — парень он был приспособленный к жизни. И Грасу он уже научил управлять парусом и лихо ездить на мотоцикле. Луиш услышал, как Михаэль вежливо выговаривал дочери за неисправный тостер и мойку для посуды, за дверцу шкафа, которая открывалась, когда он закрывал холодильник.
— Не давайте хозяйству приходить в упадок, — поучал Михаэль.
— В упадок? Половина вещей нам досталась от неплатежеспособных клиентов. Вот этот рояль, например, на котором никто не играет, лодка, которую ты видел в саду, «фольксваген», у которого нет колес…
Луишу эта песня была знакома — так обычно жаловалась его бывшая жена.
— Граса, я пришел сюда не за тем, чтобы наводить справки о твоем приданом, — прервал девушку Михаэль.
— Опять ты заводишь эти разговоры о женитьбе! — Резким движением дочь отбросила назад длинные волосы.
— Вот поженимся, тогда и не буду заводить… А твоего отца мы как-нибудь уломаем.
— С ним никаких проблем, да? Он ведь глупец, ему можно и рухлядь подсунуть, а самим положить в карман эскудо.
— Это точно, мой старик такая лиса… В деловом отношении равных ему нет…
В кухню вошел Луиш, чтобы забрать закуски, и им пришлось переключиться на другую тему. То, что он услышал, было для него новостью. И хотя он не воспринял все всерьез, что-то его беспокоило. Наверное, уверенный тон Михаэля. Придется позднее с ним поговорить.
Марью снова принялся декламировать свой псалом, глядя, как Луиш ставит на стол фужеры:
— «Господь, когда я беру ручку газа на себя, я чувствую дыхание вечности… — Он намеренно читал так громко, чтобы его услышали в кухне: — И если другим приходится вдыхать выхлопные газы, то я испытываю только радость. Господь всемогущий, благодарю тебя за эту радость…» Для концовки чего-то не хватает. Па, у тебя нет никакой идеи?
Луиш решил, что псалом направлен против Михаэля, и поспешил помочь сыну:
— Может быть, так: и все же, господь, когда я утром выезжаю из дома, то не знаю, вернусь ли вечером.
Марью дописал строфу и зачитал ее вслух:
— «Храни же в пути меня и мою молодость, господь, а я, пока молод, буду возносить тебе молитвы, мчась навстречу свежему ветру. Аминь!»
— А, стенная газета! — догадался Михаэль. — Но ты попадешь впросак, ведь моторизован почти весь класс.
— Вот поэтому-то я и написал свой псалом. У вас в головах лишь секс да лошадиные силы, а до остального вам дела нет.
— А тебе не хватает идейной направленности. Или ты подкапываешься под учителя, или под ребят, но не под всех одновременно. Тот, кто ведет войну на два фронта, всегда плохо кончает.
В дверь постучали, и Луиш пошел открывать. На пороге стоял крепкий невысокий мужчина старше сорока. Его лысый череп, казалось, сидел прямо на мощном туловище.
— Пату. Я от сеньора Шуберта…
Неприятное неулыбчивое лицо, волевой подбородок, немного косящий взгляд, но у «Каптагуа» нет выбора.
* * *Проходя в кабинет, Пату наступил на таз Жоржи и забрызгался. Луиш попросил его не обращать внимания на беспорядок.
— Ничего страшного, — проворчал Пату. — Это ведь вода, ради которой я, собственно, и пришел к вам. — Он присел на стул, угрожающе под ним затрещавший. — Надеюсь, что воду для меня вам найти удастся.
— Мы всегда ее находим.
— В любом месте?
— Вода есть везде, только вот на какой глубине. Не менее важно получить разрешение на бурение скважины.
Посетитель молча вынул бумагу — лицензия была оформлена в Эворе по всем правилам. Луиш объяснил, что воду обнаруживают в нескольких водоносных слоях, расположенных достаточно глубоко, а стоимость одного метра 1700 эскудо.
Тот, кому в течение долгих лет приходилось объяснять это клиентам, заранее предвидит всевозможные вопросы и возражения, но Пату ни о чем не спросил — следовательно, был в курсе дела. Луиш тем временем успел разглядеть, что гость нисколько не косит, просто одно веко у него было приспущено до уровня зрачка, отчего взгляд казался странным и приводил собеседника в замешательство.
— Верхний водоносный слой лучше не трогать, чтобы в колодцах не понизился уровень воды, если таковые поблизости имеются.
— У меня есть неподалеку один колодец — в нем еще достаточно воды для промывки буров, а на остальное не стоит обращать внимания.
— Никаких соседей? Участок расположен на окраине?
— Как раз наоборот. Тот, что был на окраине, у меня отобрали. До аграрной реформы у меня было четыре тысячи гектаров — рощи пробкового дуба, пастбища… — рассказывал Пату скрипучим голосом. — Но им меня не сломить. Я добуду воду и построю птицеферму… Они еще ахнут.
Очевидно, не было смысла обходить острые углы, и Луиш решил говорить начистоту:
— В Алентежу нас с августа бойкотируют. Вам это известно? Нам не разрешают там бурить. Крестьяне опасаются, что старые колодцы иссякнут.
