Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 1)
- Позорно то, как я вела себя раньше, милорд, - смиренно отвечала Этель, - и я еще раз прошу у вас за это прощения. А сегодня я лишь сказала вам правду и терзаюсь душой за ту ложь, вероломную ложь, которую открыла вам, так жестоко ранив тем ваше благородное сердце.
- Да, это настоящее вероломство!.. - завопил бедный юноша. - Вы преследуете человека, дурачите его, влюбляете его в себя до безумия, а потом бросаете! Да как вы можете еще смотреть мне в глаза после этакой дьявольской измены? Впрочем, вы ведь обошлись точно так же с двумя десятками мужчин, я знаю. Мне все это говорили, предупреждали меня. Вы завлекаете человека, влюбляете его в себя, а потом бросаете. Как же я теперь возвращусь в Лондон? Я же стану посмешищем всей столицы, это я-то - лучший жених Европы и цвет британской аристократии!
- Клянусь вам, если только вы мне поверите, будучи раз мной обмануты, прервала его Этель тем же смиренным тоном, - я никому никогда не скажу, что это я оставила вас, а не вы отказались от меня. Все произошедшее между нами сегодня дает вам на это полное право. Пусть решение о нашем разрыве принадлежит вам, милорд. Поверьте, я сделаю все возможное, чтобы избавить вас от лишних терзаний. Я уже достаточно причинила вам зла, лорд Фаринтош.
И тут маркиз разразился слезами, воплями, проклятьями, выражавшими гнев, любовь и досаду, и притом столь бессвязными и неистовыми, что особа, к которой они относились, не посмела повторить их своей наперснице. Она только великодушно просила Лору запомнить: если когда-нибудь эта история будет при ней обсуждаться в обществе, говорить, что помолвку расторгла семья Фаринтоша, сам же маркиз выказал при этом редкую доброту и благородство.
Он вернулся в Лондон таким взбешенным и так яростно клял своим знакомым всех Ньюкомов, что многие мужчины догадались об истинной тому причине. Дамы же в один голос объявили, что эта искусная интриганка, Этель Ньюком, достойная ученица своей ведьмы-бабки, получила хороший щелчок; чего она только не делала, чтобы поймать столь завидного жениха - лорда Фаринтоша, но тем временем она ему надоела, и он порвал с нею, не желая вступать в подобное родство. Теперь она удалилась от света и живет в Ньюкоме, под предлогом, будто ей надобно заботиться о детях несчастной леди Клары, а сама просто сохнет от любви к Фаринтошу, который, как всем известно, полгода спустя женился на другой.
^TГлава LX,^U
в которой мы пишем письмо полковнику
Полагая, что у ее брата Барнса и без того сейчас довольно забот, Этель не сочла нужным сообщить ему подробности своего свидания с лордом Фаринтошем; даже бедная леди Анна не была уведомлена о том, что лишилась титулованного зятя. И так скоро оба все узнают, думала Этель; и в самом деле, спустя короткое время новость достигла ушей сэра Барнса Ньюкома, причем самым неожиданным и досадным образом. Баронет был теперь вынужден ежедневно видеться со своим стряпчим; и вот на следующий же день после внезапного появления лорда Фаринтоша сэр Барнс, находясь в Нъюкоме по своим невеселым делам, узнал от стряпчего, мистера Спирса, что вчера здесь побывал маркиз Фаринтош, - он провел несколько часов в "Королевском Гербе" и с вечерним поездом воротился в Лондон. Добавим к этому, что маркиз снял тот самый номер, где перед тем жил лорд Хайгет; мистер Тэплоу и по сей день гордится кроватью, на которой оба они спали, и показывает ее как диковинку.
Немало встревоженный этим известием, сэр Барнс возвращался под вечер в свое печальное жилище, когда почти у ворот парка повстречал другого вестника. То был железнодорожный сторож, ежедневно доставлявший из Лондона деловые телеграммы от дядюшки Хобсона. Нынешняя гласила: "_Консоли идут по такой-то цене. Французская рента по такой-то. Хайгет и Фаринтош забрали вклады_". Несчастный привратник в ответ на подкрепленные божбой расспросы хозяина дрожащим голосом призвался, что джентльмен, назвавший себя маркизом Фаринтошем, давеча проезжал к дому и через час отбыл; а не сказал он про то барину потому, что оченно они плохо выглядели, как вернулись.
Теперь Этель, конечно, пришлось все открыть баронету, и между братом и сестрой произошел разговор, во время которого глава всех Ньюкомов изъяснялся со свойственной ему свободой выражений. Когда хозяин входил в дом, у крыльца ждал шарабан принцессы де Монконтур; моя жена как раз прощалась с Этель и ее подопечными, и тут в гостиной внезапно появился сэр Барнс Ньюком.
Бледное лицо баронета и злой взгляд, которым он приветствовал мою супругу, несколько удивили ее, но отнюдь не побудили продлить свой визит. Покидая комнату, Лора слышала, как сэр Барнс орал на нянек, приказывая убрать "всю эту мелюзгу", и разумно предположила, что какие-то новые неприятности возбудили гнев этого злополучного джентльмена.
На утро посыльный душечки Этель, а именно сынишка привратника, потрусил на ослике в Розбери к душечке Лоре с одним из тех посланий, какими ежедневно обменивались наши дамы. В письме говорилось:
"Barnes m'a fait une scene terrible hier {Вчера Барнс устроил мне ужасную сцену (франц.).}. Пришлось _поговорить с ним начистоту_ и все рассказать про лорда Ф. Сначала он запретил было принимать вас в доме. Он считает вас виновной в отставке Ф. и _самым несправедливым образом_ обвинял меня в том, будто я хочу возвратить бедного К. Н. Я отвечала ему, как _мне подобает_, и прямо сказала, что покину его дом, если меня будут так _гнусно оскорблять_ здесь и закроют двери перед моими друзьями. Оп бушевал, кричал, отпускал свои _обычные грубости_, - словом, был в ужасном состоянии. Потом утих и попросил прощения. Вечером он возвращается в Лондон с почтовым поездом. _Разумеется_, душечка Лора, приходите как обычно. Я без вас несчастна и, как вы понимаете, не могу оставить бедную маму. Малышка Клара шлет _тысячу поцелуев_ маленькому Арти. Остаюсь всегда любящим другом его маменьки
Э. Н.
Не хотят ли ваши мужчины пострелять у нас фазанов? Если да, то пусть его высочество своевременно уведомит об этом Уоррена. Я послала двух фазанов доброй старушке Мейсон и получила от нее такой милый ответ!"
- Кто эта старушка Мейсон? - спрашивает мистер Пенденнис, не вполне еще тогда усвоивший историю семьи Ньюкомов.
И Лора рассказала мне (возможно, я слышал это и раньше, но забыл), что миссис Мейсон - старая няня полковника, живущая на его пенсию; что он, помня прошлое, не раз навещал ее, и Этель тоже очень к ней привязана. Тут Лора принялась целовать своего сынишку и была весь вечер необычайно весела, бодра и жизнерадостна, несмотря на все невзгоды, претерпеваемые ее милыми друзьями в Ньюкоме.
Когда вы гостите в каком-нибудь поместье, поосмотрительней пользуйтесь промокательной бумагой. Лучше вообще привозить с собой свой бювар. Если кто из моих любезных читателей усвоит это нехитрое правило, скольких бед он, возможно, избегнет и, более того - сколько получит удовольствия, исследуя листы пропускной бумаги на столе в спальне, где накануне ночевал его приятель. Вот так однажды я вырезал из бювара кусочек промокашки с отпечатком надписи, сделанной хорошо мне знакомым и предельно разборчивым почерком Чарльза Слайбутса: "Мисс Эмили Харрингтон, Джеймс-стрит, Букингем-Гейт, Лондон", - ясно, как на конверте, врученном адресату. Показав этот листок многим знакомым, я вложил его в конверт вместе с запиской и отправил мистеру Слайбутсу, и спустя три месяца он женился на мисс Харрингтон. В другой раз я обнаружил в клубном бюваре страничку, Не менее отчетливую, чем та, что сейчас перед вами, благодаря которой любой соклубник его сиятельства графа Бейракрса мог узнать о плачевном состоянии его дел:
"Любезный Грин, боюсь, что никак не сумею оплатить вексель на восемьсот пятьдесят шесть фунтов стерлингов, срок которому истекает во втор..." Таким же образом, задумав однажды написать какую-то записку и взяв с этой целью бювар в гостиной принцессы де Монконтур в Розбери, я, к великому своему изумлению, обнаружил неоспоримое доказательство того, что жена моя находится в тайной переписке с неким джентльменом, обитающим за границей!
"Полковнику Ньюкому, кавалеру ордена Бани третьей степени, Montagne de la Cour, Брюссель", - прочел я слова, написанные рукой этой молодой женщины; как раз в ту самую минуту, когда я раскрыл ее преступление, Она вошла в комнату, и я, обернувшись к ней, спросил:
- О чем это вы писали полковнику Ньюкому, сударыня?
- Просила его прислать мне кружев, - ответила она.
- Для моих ночных колпаков, не так ли, дорогая? Ведь он такой знаток кружев! Жаль, ты не сказала мне, что пишешь ему, я бы тоже передал ему поручение. Мне кое-что нужно из Брюсселя. Письмо, что... уже ушло? (Этим хитрым маневром, как вы догадываетесь, я давал понять, что хотел бы заглянуть в него.)
- Да... ушло... - говорит Лора. - А что тебе нужно из Брюсселя, Пен?
- Брюссельской капусты, любовь моя. Она там особенно вкусна.
- Ну хочешь, я попрошу его, чтобы он прислал письмо обратно? - с тревогой вопрошает бедная Лора; она решила, что муж обижен - иначе, к чему этот иронический тон?
