Севера (СИ) - Дмитрий Николаевич Матвеев
Андрей рассеянно кивнул и поднялся. Разговор был закончен, нужно было ехать дальше.
— А за табак спасибо, — прозвучало вслед.
Бородулин обернулся:
— Кончится — скажи, еще привезу.
Мотор негромко ворчал, гоня лодку вниз по течению. Смысла жечь бензин не было никакого, времени до темноты было в достатке, поэтому Бородулин лишь чуть-чуть выкручивал ручку газа, но и этого было вполне достаточно. Он сидел на кормовой банке у мотора, Изольда — на жестком пластиковом кресле за ветровым стеклом. Когда над крутым берегом показались зубцы стен, девушка прежде рассеяно глядевшая то на воду, то на почерневшие берега, резко повернулась направо и, не отрываясь, смотрела на стены и башни, пока они не скрылись за очередным поворотом. Андрею показалось, что она даже не заметила, как сошел на берег Молодой Юра. Когда замок исчез из виду, она опустила голову и некоторое время молчала, затем негромко спросила:
— Значит, ты его нашел?
— Да, — Андрей понял, о чем она спрашивала.
— И как это?..
— Как выглядит, ты наверняка видела. А как… Да никак. Я набираю список того, что мне нужно, мне это выдают. Или не выдают. Процесс переноса наблюдать нельзя.
Он и сам не знал, зачем рассказал ей все это. Может, потому, что все-таки ему было ее немного жаль. По его глубокому убеждению, тайга — не место для красивых изнеженных девушек, привыкших к городской жизни. А, может, потому, что она впервые при нем обнаружила что-то, что можно было принять за нормальные человеческие эмоции. Впрочем, он все равно никогда даже близко не подпустит ее к терминалу.
— Куда ты меня везешь?
— Туда, где ты будешь теперь жить. Захочешь — живи одна, в отдельном доме. Захочешь — там есть три фермы, можешь поселиться на любой, если договоришься с хозяевами. Доживешь до весны, а там хочешь — оставайся дальше, хочешь — иди куда глаза глядят.
— Волкам скормить хочешь?
— Я ж не зверь, как… — он сделал паузу, не став уточнять, кого имеет в виду.
— Это был не мой план!
— Возможно. Но я в последнее время стал недоверчив.
— Ничего, я переживу. Так что же ты от меня хочешь?
— Чтобы ты была вроде смотрителя маяка. Пока что это самая дальняя разведанная точка на реке. Для нас, разумеется. Если снизу кто-то придет — на лодке, или пешком, я хочу об этом узнать сразу.
— И что я за это получу?
— Если одна жить решишься, дробовик дам, патронов дам, рацию дам, из хозяйства что понадобится — в пределах разумного, конечно. Ну а если уйдешь на какую-нибудь ферму — там о тебе и будут заботиться. В обмен на сельскохозяйственный труд.
— Время подумать есть?
— Есть. Тут продуктовый склад, я буду его вывозить. Пока вожу, думай, можешь начать прямо сейчас. Решишься — часть склада оставлю тебе, чтоб впустую туда-сюда не таскать.
Изольда замолчала, и принялась глядеть на реку, которая сделала последний поворот, вынося катер к бывшему бандитскому логову. Скоро показался причал, дом на берегу и склад позади дома. Двери склада были открыты, и около них суетился Леслав. Заслышав катер, он подскочил и заторопился в сторону леса. За ним с нагруженной мешками тачкой как мог поспешал здоровенный детина.
— Ах ты ж сукин ты кот!
До дебаркадера, потом бегом за поляком — нет, не успеть, это не меньше десяти-пятнадцати минут. Тому же нужно всего лишь пару минут, чтобы скрыться в лесу. А потом бегай за ним по кустам, ищи. Конечно, был бы Старый Юра — нашел бы. А без него сложно будет. Неужели эти сволочи безнаказанно уйдут? А вот хрен! По левому берегу Бородулин заметил очень удачную пологую глинистую отмель. Он резко газанул, и катер, вздыбившись, полетел вперед. Сделав крутой разворот, катер буквально выпрыгнул на берег не меньше, чем на полкорпуса. С винтовкой в руках Андрей кинулся вдогонку. Вроде, и место ровное, и бежать было удобно, но все же он не успевал.
— Черт! — вырвалось у него.
Он упал на колено, вскинул винтовку к плечу. Выстрел! Пуля рванула землю под ногами Леслава. Тот, взвизгнув, смешно подпрыгнул и, потеряв равновесие, повалился на бок. Его помощник остановился, не зная, что делать: убегать с тачкой и грузом или спасать хозяина. Леслав поднялся, прохромал пару шагов и, с ужасом глядя на подбегающего с винтовкой наперевес Андрея, поднял руки вверх. Он запыхался и тяжело дышал. Раскрасневшееся от бега, почти пунцовое лицо его пошло белыми пятнами, и Леслав стал напоминать мухомор. До леса ему оставалось не более десяти метров.
Попавшийся на горячем поляк изобразил подобострастную улыбочку, угодливо поклонившись:
— Dzień dobry, pan Andrzej.
И замер, с ужасом ожидая решения своей судьбы. Зрелище было настолько гадливое, что у Бородулина возникло сильнейшее желание стереть с лица Леслава эту улыбку кулаком. А еще лучше — прикладом, причем вместе с зубами. Видимо, это желание настолько сильно отразилось на его лице, что Леслав, изогнувшись в поклоне, что-то жалостливо залопотал. Андрей взмахом ствола приказал толстяку идти к складу. Тот, явно преувеличивая свои страдания, заковылял в указанном направлении. Детина с тачкой поплелся следом.
Дверь склада была нараспашку, и Андрей заглянул внутрь. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что минимум треть содержимого уже отсутствует. Патроны толстяка не заинтересовали, а вот спиртное исчезло. Мешки с крупой и мукой сильно убавились в количестве. Пожалуй, еще день, и склад бы опустел, а там ищи-свищи, кто приходил, куда утащил. Такое наглое воровство Андрея просто взбесило. Он вынул из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и передернул затвор. При виде этого, Леслав упал на колени и жалостливо запричитал. Подошла Изольда.
— Что происходит? — живо поинтересовалась она.
— Вот он, — Бородулин стволом пистолета указал на Леслава, — нагло тырит твою еду.
Девушка нахмурилась. Подойдя к трясущемуся фермеру, она бросила несколько слов по-польски. В ответ получила нескончаемый поток плаксивых причитаний. Прекратила она их самым радикальным образом: ее правая нога врезалась наглому жулику в область промежности. Леслав выпучил глаза и с хрипением упал на бок, прижимая обе руки к пострадавшему месту.
— Вот сволочь! Говорит, что детей, мол, нечем кормить. А сам брюхо нажрал — скоро с жиру лопнет. Ничего, я постараюсь, чтобы больше плодиться не мог.
— Ты знаешь польский язык? — удивился Андрей.
— У меня мать полька.
