Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд
Не понимая причины произошедшей перемены, Шутов растерянно перевел взгляд с одного посетителя на другого и попытался убедительно аргументировать:
— Понимаете ли, это средство очень непростого состава, получено путем длительных экспериментов и состоит из двадцати… трех различных компонентов…
— Врранье! — как выстрел, раздалось в комнате, и целитель опять увидел ту самую вредную черную птицу.
На побелевшем лице хозяина отразилось сильнейшее беспокойство. Он попытался было что-то сказать, но не успел.
— Вот и пернатые подтверждают, что вы, честнейший вы наш, очень мягко говоря, вводите нас в заблуждение. А если назвать вещи своими словами, то просто нагло врете, — спокойно проговорил высокий, рассматривая что-то на полу. — Я ничего не путаю, Бегемот?
— Ни тени сомнения, шеф! Чистейшая правда! — ответил знакомый голос. Но вместо куда-то подевавшегося толстяка целитель увидел немыслимых размеров громадного черного кота, который, развалившись на диване, продолжал говорить на человеческом языке. — В этом специальном составе, говоря его словами, — кивнул кот в сторону Шутова, — лишь три ингредиента: ягоды ирги и черной смородины, протертые с сахаром. А еще двадцатью там категорически и не пахнет. Так что Гарпия совершенно права — вранье беспросветное!
После этих убийственных слов у Бориса Алексеевича отвисла челюсть, а в глазах отразился сильнейший испуг. Он понял, что случилось что-то непоправимое. Прислонившись к шифоньеру, он начал глубоко дышать, как рыба, вынутая из воды, а кот, не обращая ни малейшего внимания, продолжал:
— И слова о диете — чистейшая брехня. Сырые яйца он и сам-то на дух не переносит, а других заставляет пить. Это просто какой-то диетический садизм. И правильно его жена говорит, что в этом деле он ничего не смыслит. В чистейшем виде налицо мошенничество, статья сто сорок семь Уголовного кодекса. — Потыкал он лапой в какую-то книгу, оказавшуюся вдруг у него. — Да к тому же еще получение взятки… в крупном размере… — вздохнул он преувеличенно тяжко.
— Позвольте, позвольте, — наконец обрел дар речи Шутов.
— Не позволю! — голосом, не терпящим возражений, отрезал начальственный гость, поправив вновь надетый берет. Отчего Борис Алексеевич неожиданно почувствовал предательскую слабость в ногах и очень неприятное состояние в животе.
Властный же незнакомец внезапно строго посмотрел на напуганного хозяина. Его черный холодный глаз больно уперся в самые зрачки целителя, отчего дикий ужас объял его душу, а по телу прокатился сильнейший озноб, и тут же совершенно сумасбродная мысль заметалась у него в голове, отчаянно просясь наружу.
Неизвестно почему, но ему вдруг захотелось чистосердечно признаться сердитому клиенту, что он вовсе никакой там не целитель, а так себе… В тот же самый момент другая мысль самолюбиво и категорично возразила: «С какой это стати?» Но в следующую секунду категоричность и самолюбие вышли в отставку, а Бориса Алексеевича с еще большим желанием потянуло начисто излить свою душу, и он неуверенно глянул на властного посетителя.
— Ну же, смелее, правдивый вы наш, не стесняйтесь и порасскажите, как вы дошли до жизни такой? — угадав намерения того, смягчился «Воландин».
Но хозяин почему-то все не решался.
Тогда неизвестно откуда в комнате оказался здоровенный парнина с длинными светлыми волосами в черной кепке и клетчатом пиджаке.
— Галактион, — обратился к нему загорелый, — господин целитель желает чистосердечно… поделиться накопленным опытом, но что-то ему все же мешает. Надо бы помочь жаждущему человеку. Будь добр, окажи услугу.
— Знамо дело, — как бы стесняясь и сопя, откликнулся верзила, — мы что, мы завсегда готовы…
И тут почти без размаха он своим увесистым кулачищем ткнул Бориса Алексеевича прямо в мягкий округлый живот, отчего тот, отлетев, упал как подкошенный на пол и какое-то время даже не мог вздохнуть. Лицо его ужасно побагровело, а из глаз брызнули крупные слезы.
Сделав, наконец, более или менее полноценный вздох и держась двумя руками за живот, он с усилием выдавил из себя:
— Нне надо, не бейте… Прошу вас… умоляю… Расскажу все, что хотите… Все, все, все…
И дальше уже бывший целитель поведал этой странной компании свою историю превращения заштатного механика со станции мелиорации в новоявленного знатока мужских шевелюр. По правде сказать, не такую уж интересную, но довольно поучительную.
Выслушав сбивчивый рассказ, властный клиент снова пристально посмотрел на хозяина:
— Ну, положим, здесь все ясно. А скажите, голубчик, вы хоть какое-то представление имеете, кто я такой?
Борис Алексеевич с каменным лицом уставился на «Воландина». Наступила пауза, которую внезапно нарушил развязный кот:
— Да откуда же ему знать-то, шеф! Он и понятия никакого не имеет, потому как с художественной литературой почти что совсем не знаком. Кроме журналов «Здоровье», «Садоводство» да разных там задрипанных газетенок практически ничего не читает. Скорее всего, он может принять нас за каких-нибудь обыкновенных грабителей или, хуже того, за квартирных воров…
— Да, а вот это печально, — поморщился Петр Петрович, вертя в руках свою необычную трость. — Рекомендую вам, назидательно рекомендую, — повысил он голос, — найти и познакомиться с книгой «Мастер и Маргарита», написанной Михаилом… Афанасьевичем… Булгаковым, — произнес он раздельно и громко. — Запомнили?
— Да, конечно, обязательно… сегодня же прочитаю, — поспешно подтвердил Шутов. — Я все запомнил: «Мастер и Маргарита», автор Булгаков Афанасий Михайлович…
— Михаил Афанасьевич, — поправил его высокий клиент. — А деньги, взятые за лечение, верните их хозяевам. Объясните все, как есть, и никогда больше не занимайтесь не своим делом! Вы меня хорошо поняли, любезный?
Хозяин с испуганными глазами согласно кивнул головой, а затем, хныкая, забормотал:
— Да как же я им все… расскажу-то, ведь это так… стыдно. Нет, я не смогу… Может быть, просто вернуть?..
— Что значит, дорогой мой, просто вернуть? — вскинул брови «Воландин». — Раскаяние требует жертв. А обманывать своих сограждан, пичкать в них эту диетическую белиберду вам ведь не было стыдно? А тут вдруг рассовестелись! Галактион, мне кажется, что наш новый знакомый не все еще осознал… Сделай милость, окажи услугу.
И не успел Борис Алексеевич ничего сообразить, как получил новый сильный удар, но уже прямо по лицу, отчего отлетел и открыл головой дверь в смежную комнату.
Галактион сделал еще шаг в его направлении, но хозяин квартиры живо поднялся на четвереньки и начал ползать, плаксиво причитая:
— Товарищи! Дорогие товарищи! Родные! Милосердные! Все сделаю как надо. Видит бог. Истинный бог! Только не бейте, прошу вас… Умоляю!
— Кот свинье не товарищ! — брезгливо сморщился Бегемот. — Мессир, это жалкое зрелище повергает меня в уныние. Вас тоже, надеюсь? Пора нам избавиться от него. Делать здесь больше нечего…
Борис Алексеевич поднял свое красное слезоточащее лицо с большой припухлостью под левым глазом, намереваясь еще что-то произнести, но… в комнате уже никого не было.
Вечером того же дня задержавшаяся в гостях у подруги жена теперь уже бывшего целителя, вернувшись домой, застала в квартире непривычный беспорядок. На полу валялись какие-то бумаги, некоторая мебель была сдвинута со своих мест, словно некоторое время назад здесь произошла какая-то борьба, а сам хозяин отсутствовал.
У Александры Ивановны тревожно защемило сердце, и она уже было решилась позвать милицию, но, услышав странные шорохи и бормотанье за дверью, выглянула на площадку. Боже мой! Внизу, на полу, она обнаружила совершенно пьяного и грязного супруга с большим синячищем под левым глазом.
— Боренька! Боря! Что случилось? Кто это тебя так? — от неожиданности всплеснула она руками.
На что дражайший супруг еле-еле внятно пояснил:
— Саша, ты была чертовски права… они меня разоблачили…
— Да, Боренька, кто они-то? — попыталась помочь подняться мужу Александра Ивановна. — Давай я тебе помогу.
— Они… — ткнул пальцем Борис Алексеевич куда-то вверх, — я больше не буду… спасибо, не надо… мне уже сегодня здорово помогли… — и он по-пластунски переполз через порог.
В этот вечер многим жильцам подъезда довелось услышать, как какой-то пьяный, еле выговаривая слова, пел неприличные частушки, непосредственно касающиеся одного интернационального меньшинства. Сначала где-то на уровне второго этажа обиженно прозвучало:
Я купил тушенки банку,Чуть от вони не упал…Эх, найти бы ту цыганку,У которой покупал!..
В районе между третьим и четвертым этажами пьяный голос уже зло обращался к мужской половине:
