Оноре Бальзак - Утраченные иллюзии
Лавока открыл свою книжную лавку, всего только несколько дней назад, в углу внутреннего пассажа Деревянных галерей, напротив лавки Дориа, молодого человека, ныне забытого, но в свое время отважно расчистившего тот путь, где позже блистал его соперник. Лавка Дориа находилась в рядах, обращенных к саду, лавка Лавока выходила во двор. Лавка Дориа была разделена на две части: в одной помещался обширный книжный магазин, другая служила хозяину кабинетом. Люсьен, впервые появившийся здесь вечером, был поражен зрелищем, неотразимым для провинциалов и юнцов. Вскоре он потерял своего вожатого.
- Будь ты хорош собою, как этот мальчик, я бы тебя полюбила,- сказала какому-то старику одна из девиц, указывая на Люсьена.
Люсьен растерялся, точно собака слепого; он отдался людскому потоку в неописуемом состоянии растерянности и возбуждения. Преследуемый взглядами женщин, ослепленный белизной округлых плеч, дерзостных грудей, привлекавших его внимание, он шел медленно, крепко держа в руках рукопись, опасаясь, как бы ее у него не украли, о наивный!
- Что вам угодно, сударь? - вскричал он, когда его кто-то схватил за руку; он решил, что на его поэзию покушается какой-нибудь автор. Но то был его друг Лусто. Он сказал Люсьену:
- Я знал, что вы не минуете этих мест.
Поэт стоял у дверей лавки, и Лусто ввел его внутрь помещения. Там толпились люди, ожидавшие момента, чтобы поговорить с султаном книжного дела. Типографы, поставщики бумаги и рисовальщики теснились вокруг продавцов, расспрашивали их о текущих и задуманных делах.
- Посмотрите-ка, вот Фино, редактор моей газеты! А тот, с кем он беседует,- Фелисьен Верну, плут, опасный, как секретная болезнь, но не лишен таланта.
- Послушай, ведь у тебя нынче первое представление, старина,- сказал Фино, подходя вместе с Верну к Лусто.- Я пристроил ложу.
- Ты ее продал Бролару?
- Ну и что ж? Для тебя-то место найдется. А на что тебе нужен Дориа? Ах, к слову сказать, мы решили пустить Поль де Кока. Дориа купил двести экземпляров. Виктор Дюканж отказал ему в романе, и Дориа хочет создать нового автора этого жанра. Ты объявишь Поль де Кока выше Дюканжа.
- Но у нас с Дюканжем идет пьеса в театре Гетэ,- сказал Лусто.
- Пустое! Скажи, что статью писал я, что статья была чересчур резкая, что ты ее смягчил, и он тебе будет еще благодарен.
- Не можешь ли ты пособить мне учесть у кассира Дориа вот этот вексель в сто франков? -сказал Этьен.- Не забудь, что мы нынче ужинаем на новоселье у Флорины.
- Ах, да! Ведь ты нас угощаешь,- сказал Фино, сделав вид, что припоминает с трудом.- Послушайте, Габюссон,- сказал Фино, взяв вексель Барбе и передавая его
кассиру,- выдайте этому молодому человеку за мой счет девяносто франков. Поставь передаточную надпись, мой друг!
Лусто взял перо и, покамест кассир отсчитывал деньги, подписал вексель. Люсьен, весь обратись в слух и зрение, не проронил ни одного слова из этого разговора.
- Но это еще не все, дорогой мой,- заметил Этьен.- Я не благодарю тебя, мы связаны с тобою до гробовой доски, но я должен представить Дориа вот этого юношу, и ты обязан склонить его выслушать нас.
- В чем дело? - спросил Фино.
- Сборник стихов,- отвечал Люсьен.
- A-al -сказал Фино, отскочив.
- Сударь!-сказал Верну, глядя на Люсьена.- Вы неопытны в издательском деле, иначе вы забросили бы рукопись в самый дальний угол своей квартиры.
В это время вошел красивый молодой человек, Эмиль Блонде, начинавший карьеру в "Журналь де Деба" блестящими статьями; он подал руку Фино, Лусто и небрежно поклонился Верну.
- В двенадцать ужин у Флорины,- сказал ему Лусто.
- Приду! - сказал молодой человек.- А кто там будет?
- О! Там будут...- сказал Лусто,- Флорина и москательщик Матифа; дю Брюель, в пьесе которого выступает Флорина; старикашка Кардо и его зять Камюзо; затем Фино...
- Москательщик прилично угощает?
- Не преподнес бы он нам какую-нибудь пилюлю! ' - сказал Люсьен.
- Юноша не лишен остроумия,- серьезно промолвил Блонде, поглядев на Люсьена.- Скажи, Лусто, мсье приглашен на ужин?
- Само собою!
- Стало быть, посмеемся... Люсьен покраснел до ушей.
- Долго ты там будешь возиться, Дориа? - сказал Блонде, стукнув в окошечко кабинета Дориа.
- Сию минуту, и я к твоим услугам, голубчик!
- Отлично,- сказал Лусто своему спутнику.- Этот
1 Слово droguiste (фр.) означает москательщик, но также - торговец аптекарскими товарами.
молодой человек, почти ваш сверстник, пишет в "Деба". Он один из владык критики, человек опасный. Дориа выйдет к нему на поклон, и тогда мы доложим о нашем деле этому паше заставок и книгопечатания. Иначе нам пришлось бы ждать до одиннадцати часов вечера. Аудиенция принимает все более широкие размеры.
Люсьен и Лусто присоединились к Блонде, Фино, Верну, стоявшим в глубине лавки.
- Чем он занят?-спросил Блонде у главного кассира Габюссона, подошедшего с ним поздороваться.
- Покупает еженедельник. Хочет его восстановить, чтобы противодействовать влиянию "Минервы", всецело обслуживающей Эмери, и влиянию "Консерватора", пропитанного слепым романтизмом.
- Платить будут хорошо?
- Как всегда... Чересчур хорошо! -сказал кассир.
В эту минуту вошел молодой человек, недавно выпустивший превосходный роман, который скоро был распродан и пользовался чрезвычайным успехом; роман выходил вторым изданием у Дориа. Этот молодой человек, одаренный внешностью редкостной и примечательной, изобличающей артистическую натуру, произвел сильное впечатление на Люсьена.
- Вот и Натан! - сказал Лусто на ухо провинциальному поэту.
Натан, в ту пору в цвете молодости, подошел к журналистам, снял шляпу и, вопреки своему явному высокомерию, низко им поклонился; в присутствии Блонде, которого Натан знал лишь по внешности, он держался почти подобострастно. Блонде и Фино не потрудились снять шляп.
- Сударь, я счастлив, что мне случайно представился
случай...
- От волнения он допустил плеоназм,- сказал Фелисьен Этьену Лусто.
- ...выразить благодарность за вашу прекрасную статью в "Журналь де Деба", посвященную мне. Успехом книги я наполовину обязан вам.
- Полно, дорогой мой, полно,- сказал Блонде, пряча под личиной добродушия покровительственное отношение к Натану.- У вас талант, черт возьми! Очень рад с вами познакомиться.
- Ваша статья уже опубликована, и меня не сочтут за льстеца; теперь мы можем чувствовать себя непринужденно. Надеюсь, вы окажете мне честь и удовольствие отобедать со мною завтра? Будет Фино. Лусто, ты не откажешься, старина? - прибавил Натан, пожимая руку Этьену.- О, вы на отличной дороге, сударь,- сказал он Блонде.- Вы преемник Дюссо, Фьеве Жоффруа. Гофман говорил о вас Клоду Виньону, своему ученику и другу; он сказал, что может умереть спокойно, ибо "Журналь де Деба" увековечен. Вам, наверно, платят огромные деньги?
- Сто франков за столбец,- отвечал Блонде.- Не бог весть какая оплата, когда приходится прочитывать столько книг. Из сотни едва ли отыщется одна, которой стоит заняться, как, например, вашей. Ваша книга, честное слово, доставила мне удовольствие.
- И принесла полторы тысячи франков,- сказал Лусто Люсьену.
- Но вы пишете и политические статьи? - спросил Натан.
- Да, время от времени,- отвечал Блонде.
Люсьен представлял собою в их среде нечто вроде зародыша; он был восхищен книгой Натана, он почитал его как некоего бога, и подобное низкопоклонство перед критиком, имя и влияние которого были ему неизвестны, ошеломили его. "Ужели я дойду до подобного унижения? Ужели настолько поступлюсь своим достоинством?-говорил он самому себе.- Надень шляпу, Натан! Ты написал прекрасную книгу, а критик всего лишь статью". Кровь в нем закипела при этой мысли. Он видел, как в переполненной народом лавке добивались приема у Дориа робкие молодые люди, начинающие авторы, и как, потеряв надежду получить аудиенцию, они уходили, приговаривая: "Я зайду в другой раз". В центре группы состоявшей из знаменитостей политического мира, два или три политических деятеля беседовали о созыве палат, о злободневных событиях. Еженедельный журнал, о котором вел переговоры Дориа, имел право писать о политике. В ту пору патенты на общественные трибуны становились редкостью. Газета была преимуществом, столь же желанным, как и театр. Один из самых влиятельных пайщиков газеты "Конститюсьонель" стоял в кругу политических деятелей. Лусто оказался удивительным чичероне. С каждой его фразой Дориа вырастал в воображении Люсьена, постигшего, что политика и литература сосредоточены в этой лавке. Наблюдая, как поэт проституирует музу, раболепствуя перед журналистом, унижает искусство, уподобляя его падшей женщине, униженной проституцией под сводами этих омерзительных галерей, провинциальный гений постиг страшные истины. Деньги - вот разгадка всего. Люсьен чувствовал себя здесь чужим, ничтожным человеком,, связанным с успехом и богатством лишь нитью сомнительной дружбы. Он обвинял своих нежных, своих истинных друзей из Содружества в том, что они изображали свет ложными красками и мешали ему броситься в бой с пером в руке. "Я соревновался бы с Блонде!" - мысленно вскричал он.
