Болеслав Прус - Кукла
"И огонь бывает приятен, особенно зимою, - думала она, - но на известном расстоянии!"
Между тем Вокульского в Лазенках не было.
"Как, он не дождался? - говорила себе панна Изабелла. - Наверное, заболел..."
Она не допускала мысли, что у Вокульского могло быть более срочное дело, чем встреча с нею, и решила, когда он наконец явится, не только обойтись с ним свысока, но и высказать ему свое неудовольствие.
"Если аккуратность, - продолжала она мысленно, - это вежливость королей, то для купцов - это уж прямая обязанность..."
Прошло полчаса, час, два - следовало возвращаться, а Вокульского все не было. Наконец дамы сели в карету; графиня, как всегда, была холодна, председательша несколько рассеянна, а панна Изабелла разгневанна. Возмущение ее не уменьшилось, когда вечером отец сообщил ей, что он с часу дня был на заседании у князя, где Вокульский представил проект грандиозного торгового общества и вызвал буквально восторг у пресыщенных магнатов.
- Я давно предчувствовал, - закончил Ленцкий, - что с помощью этого человека освобожусь от заботливой опеки моей родни и снова стану тем, чем мне надлежит быть.
- Но ведь для торгового общества нужны деньги, папа, - возразила панна Изабелла, чуть заметно пожимая плечами.
- Поэтому-то я позволяю продать дом; правда, на уплату долгов пойдет тысяч шестьдесят, но все-таки мне останется не менее сорока тысяч.
- Тетка говорила, что за дом никто не даст больше шестидесяти тысяч.
- Ах, тетка!.. - возмутился пан Томаш. - Она всегда говорит то, что может огорчить или унизить. Шестьдесят тысяч дает Кшешовская, а эта мещанка готова утопить нас в ложке воды... Тетя ей, конечно, поддакивает, потому что дело идет о моем доме, о моем положении...
Он раскраснелся и засопел, но, не желая сердиться при дочери, поцеловал ее в голову и пошел к себе в кабинет.
"А может быть, отец прав? - думала панна Изабелла. - Может быть, он в самом деле практичнее, чем это кажется тем, кто его так строго осуждает? Ведь он первый распознал этого... Вокульского... Однако что за грубиян? Не приехал в Лазенки, хотя председательша, наверное, известила его. Впрочем, может быть, оно и к лучшему: хорошо бы мы выглядели, если б кто-нибудь нас встретил на прогулке с галантерейным купцом!"
Несколько дней подряд панна Изабелла поминутно слышала о Вокульском. В гостиных его имя не сходило с уст. Предводитель клялся, что Вокульский, наверное, происходит из старинного рода, а барон, великий знаток мужской красоты (он полдня проводил перед зеркалом), твердил, что Вокульский "весьма... весьма"... Граф Саноцкий держал пари, что он единственный разумный человек в стране, граф Литинский провозглашал, что этот коммерсант принадлежит к типу английских промышленников, а князь потирал руки и с улыбкою восклицал: "Ага!"
Даже Охоцкий, навестив однажды панну Изабеллу, рассказал ей, что гулял с Вокульским в Лазенках.
- О чем же вы говорили? - спросила она с удивлением. - Ведь не о летательных же машинах?
- О! - задумчиво пробормотал кузен. - Вокульский, пожалуй, единственный человек в Варшаве, с которым можно об этом говорить. Это фигура...
"Единственный разумный... единственный коммерсант... единственный, кто может разговаривать с Охоцким, - думала панна Изабелла. - Так кто же он наконец? Ах! Уже знаю..."
Она решила, что разгадала Вокульского. Это честолюбивый спекулянт, который, для того чтобы проникнуть в высший свет, задумал жениться на ней, обедневшей дворянке славного рода. С этой же целью он добивался расположения ее отца, графини-тетки и всей аристократии. Однако, убедившись, что ему удается и без нее втереться в общество, он вдруг остыл... и даже не явился в Лазенки!
"Поздравляю, - думала она. - У него есть все, чтобы сделать карьеру: он недурен собой, способен, энергичен, а главное - нахал и подлец... Как он смел притворяться, что влюблен в меня, а потом с такой легкостью... право, эти выскочки опережают нас даже в лицемерии. Вот негодяй!.."
В порыве негодования она хотела даже предупредить Миколая, чтобы он никогда не пускал Вокульского на порог гостиной... В крайнем случае - в отцовский кабинет, если придет по делу. Но, вспомнив, что Вокульский не напрашивался к ним в гости, вспыхнула от стыда.
В это время она узнала от пани Мелитон, что барон Кшешовский снова повздорил с женой и что баронесса купила у него лошадь за восемьсот рублей, но, наверное, возвратит ее, потому что скоро скачки, а барон поставил на лошадь большие деньги.
- Может быть, супруги даже помирятся по этому случаю, - заметила пани Мелитон.
- Ах, чего бы я ни дала, лишь бы барон не получил этой лошади и проиграл свои ставки!.. - воскликнула панна Изабелла.
А через несколько дней панна Флорентина под большим секретом сказала ей, что барон своей лошади не получит, так как ее приобрел Вокульский.
Дело хранилось еще в строгой тайне, и, придя в гости к тетке, панна Изабелла застала графиню и председательшу за горячим обсуждением вопроса как бы примирить супругов Кшешовских с помощью упомянутой кобылы.
- Ничего не выйдет, - со смехом вмешалась панна Изабелла. - Барон своей лошади не получит.
- Хочешь пари? - холодно спросила графиня.
- С удовольствием, тетушка, на ваш сапфировый браслет...
Пари состоялось, поэтому-то и графиня и панна Изабелла проявляли такой интерес к скачкам.
Был момент, когда панна Изабелла испугалась: ей сказали, что барон предлагает Вокульскому четыреста рублей отступного и что граф Литинский взялся уладить между ними дело. В гостиных даже перешептывались, что не ради денег, а ради графа Вокульский должен будет пойти на уступку. И тогда панна Изабелла сказала себе:
"Он согласится, если это алчный выскочка, но не согласится, если..."
Она не решалась договорить. Ее выручил Вокульский: он не продал кобылы и сам пустил ее на скачках.
"Однако он не такой уж подлец", - подумала панна Изабелла.
И под влиянием этой мысли милостиво заговорила с Вокульским на скачках. Но даже за этот скромный знак благоволения она в душе упрекнула себя:
"Зачем ему знать, что мы интересуемся его скачками? Не больше, чем другими. И зачем я ему сказала, что он должен выиграть? И что значит его ответ: "Раз вы хотите - я выиграю". Он стал забываться. Ну, ничего, стоило сказать несколько любезных слов ради того, чтобы Кшешовский захворал от злости".
Кшешовского панна Изабелла ненавидела. Когда-то он ухаживал за нею, но, получив отказ, начал мстить. Она знала, что за глаза он называет ее старой девой, которая выйдет замуж за собственного лакея. Одного этого было достаточно, чтобы всю жизнь питать к нему ненависть. Но барон не ограничился злополучной фразой и осмеливался даже в ее присутствии цинично вести себя, высмеивать ее престарелых поклонников и намекать на разорение ее семейства. В свою очередь, панна Изабелла как бы невзначай колола ему глаза напоминанием о его женитьбе ради денег, которых, однако, он не умел вытягивать у своей супруги-мещанки, - и между ними велась непрерывная война, ожесточенная и подчас даже некрасивая.
День скачек оказался для панны Изабеллы днем торжества, а для барона днем поражения и позора. Правда, он приехал на ипподром и притворялся очень веселым, но в сердце его бушевал гнев. Когда же вдобавок Вокульский у него на глазах вручил панне Изабелле деньги, полученные за лошадь, и приз, он потерял самообладание и, подбежав к карете, устроил скандал.
Для панны Изабеллы нахальный взгляд барона и публичное провозглашение Вокульского ее поклонником было страшным ударом. Она готова была бы убить барона, если б это пристало хорошо воспитанной даме. Муки ее были тем нестерпимее, что графиня выслушала это спокойно, председательша смутилась, отец же не проронил ни слова, издавна считая Кшешовского сумасшедшим, которого лучше не раздражать и быть к нему снисходительным.
В эту минуту (когда на них уже начали оглядываться из других экипажей) на помощь панне Изабелле пришел Вокульский. Он не только положил конец упрекам барона, но и вызвал его на дуэль. В этом никто не сомневался; председательша просто испугалась за своего любимца, а графиня заметила, что Вокульский не мог поступить иначе, потому что барон, подходя к карете, толкнул его и не извинился.
- Ну, скажите сами, - взволнованно говорила председательша, - разве можно драться на дуэли из-за такого пустяка? Все мы знаем, как рассеян Кшешовский и какой это полоумный... Лучшее доказательство - то, что он нам сейчас наболтал...
- Это верно, - ответил пан Томаш, - однако Вокульский не обязан знать это, а потребовать удовлетворения следовало.
- Помирятся! - небрежно бросила графиня и велела ехать домой.
Тогда-то панна Изабелла самым ужасным образом отступила от своих правил и... многозначительно пожала Вокульскому руку.
Подъезжая к заставе, она уже беспощадно осуждала себя.
"Как можно было делать что-либо подобное? Что подумает этот человек?" говорила она про себя. Но тут в ней проснулось чуство справедливости, и она должна была признать, что человек этот не первый встречный.
